— Ты достань меня сначала, а потом я посмотрю, стоит ли отражать твой удар.

Батенкур вытер пот со лба. Странно, ещё мгновение назад он казался спокойным, а сейчас стало видно, что он жутко, панически боится.

Он сделал ещё несколько уколов, потом попробовал захватить Лотара довольно прямолинейной связкой боковых секущих и лобовых тычковых ударов. Через боковые Лотар перепрыгнул, а от прямых отошёл в сторону. Пожалуй, этот хвалёный Батенкур дерётся куда хуже, чем можно было ожидать. Они здесь в горах вообще-то не очень, решил Лотар. Рубос, славный честный Рубос со своей южной подготовкой был бы здесь королём.

Батенкур сделал какой-то обманный трюк, но обманул, похоже, самого себя, потому что, рубанув там, где полагал найти Лотара, чуть не свалился на плиты, по крайней мере, одна нога у него подвернулась.

Уже трижды Лотар мог без малейшей для себя опасности поразить Батенкура в шею, подмышку и в разрез между передней и задней половинками панциря. И не мог совершить ещё и это убийство. Но тогда…

Взгляд Лотара вдруг сфокусировался на левой руке Батенкура, где у него была почти бесполезная с его-то техникой дага. Она блестела на солнце, она сверкала медным блеском гарды и тёмно-синим отсветом клинка. А сам клинок… был трёхгранным. Это было редкостью, скорее всего, Батенкур использовал такое оружие один на всю долину. А это значило, что купца с посудой на перевале добил ударом снизу именно Батенкур.

Лотар вспомнил неподвижное, белое от мороза лицо убитого и трёхгранную звёздочку, запёкшуюся чёрной кровью. Он перевёл взгляд на Батенкура. Тот заподозрил что-то неладное и непроизвольно отступил на шаг. А дело было в том, что теперь Лотар мог убить его.

Спокойно, потому что всё было решено, Лотар вогнал свой кинжал в ножны.

— Что это значит? — Голос Батенкура звучал хрипло.

— Помнишь купца, которого ты добил вот этим клинком на перевале ударом под подбородок?

— Ха, мальчишка, я много кого добивал. Тебе и не снилось, скольких…

— Теперь этому пришёл конец.

— Правда? И ты справишься со мной без твоего кинжальчика?

— Не стоит поганить мою сталь, ты умрёшь от своей.

И Лотар впервые сделал шаг в сторону Батенкура. Тот тут же ударил его кончаром в грудь. Лотар шагнул влево, поднимая темп восприятия, потому что теперь ему нужна была скорость.

Батенкур ещё не вернулся в оборонительную позицию, а Лотар уже был давно готов. В его восприятии рука противника медленно, словно в тихой воде, только собиралась плыть назад и находилась на расстоянии всего-то пяти футов. Лучшего и желать было нельзя.

Лотар повернулся на месте и ступнёй, сложенной в рубящую позицию, ударил противника в локоть. Медленно послышался треск ломаемого сустава, кончар вылетел из бессильной ладони и, плавно вращаясь на солнце, полетел вверх. Лотар подсел под сломанную руку и ударил кулаком в плечевой сустав вверх и немного на себя. Батенкур низко и страшно застонал, потому что вся кость вышла из суставной сумки и теперь висела только на мускулах. Правая рука противника была обездвижена.

Но он не был бы воином, если бы не умел преодолевать боль. Левая рука у него пошла вперёд, целясь в незащищённый бок Лотара. Желтоголовый почувствовал это и признал, что действовал Батенкур правильно.

Но для Лотара, с его теперешней скоростью восприятия, это движение было чересчур медленным, а значит, неопасным. Да и мог ли один человек вообще быть ему опасен?

Лотар перехватил руку Батенкура чуть повыше кисти, волнообразным движением перевёл её вверх, одновременно выворачивая и приседая под неё… Положил на плечо так, чтобы локоть пошёл на излом. Батенкур закричал уже в голос, на губах у него выступила кровь: должно быть, он прокусил губу.

Лотар встал в рост, рука Батенкура сломалась, как сухая деревяшка. Пожалуй, резкости Лотару хватило не только на локтевой сустав, но и чтобы сломать лучевую кость перед запястьем.

Дага Батенкура расслабленно поникла в воздухе. Дело было сделано. Прежде чем выйти из тесного контакта с противником, Лотар взял дагу за плетение гарды и сдёрнул её с беспомощной руки, как снимают чересчур большую перчатку.

Потом он вернул своё восприятие ближе к нормальному. Батенкур стоял, пытаясь одновременно прижать к себе обе руки. На лице у него застыла гримаса боли. Но сейчас время жалеть кого-то уже прошло.

— Ты умрёшь, Батенкур, и твоё имя никто не вспомнит без ругательства. Стоило ли так жить? Вспомни всех, кого ты убил по глупости, по жадности, по равнодушию. Вспомни, я могу подождать.

Но тот не мог ничего вспомнить, его глаза были затуманены болью, и в них не читалось уже ничего человеческого. Боль каким-то образом подняла всё то звериное, что было в нём, и этого оказалось в избытке.

Лотар пожал плечами. Тогда всё.

Он сделал обманное движение правой рукой, Батенкур дрогнул и дёрнулся назад, на левую руку Лотара, которая сжимала трёхгранный клинок. И глаза Батенкура были зафиксированы на правой руке Лотара, поэтому он не увидел, как этот клинок взлетает вверх, к его подбородку.

Удар оказался лёгким, почти без нагрузки. Клинок вошёл в шею Батенкура снизу вверх и дошёл до мозга, не задев ни одного крупного сосуда, эта рана не должна была сильно кровоточить.

Лотар сделал шаг назад от обмякшего тела и выронил ставшую ненужной дагу. Батенкур ещё стоял, когда он отвернулся и посмотрел вниз, в сторону моста. Там появились всадники. И впереди всех мчался огромный, чем-то похожий на Батенкура человек, белое лицо которого наискось перечёркивала чёрная полоса. Это был Принципус с дружинниками князя Веза.

Батенкур грохнулся на каменные плиты со скрежетом и звоном доспехов. Лотар посмотрел на Зелёного Лучника и Гильома. Они были примерно равны по силам, и их поединок должен длиться ещё довольно долго. Пока их мечи звенели твёрдо и жёстко, как раскаты летнего грома в грозу.

А вот Сухмет вообще не бился. Он валял дурака. Один раз Лотар это уже видел, когда Сухмет только повстречался им и Рубос накинулся на него с огромным ятаганом, пытаясь достать этого неуловимого и лёгкого, как муха, старичка. Вот и сейчас Сухмет сделал вид, что выронил свою саблю… Она зазвенела, старик наклонился, чтобы поднять её, и как раз тогда, когда Атольф попытался разрубить ему грудь.

Тогда Атольф сделал прямой выпад, что для палаша было почти бесполезно, но колдун был уже на исходе сил, и ему было всё равно, ему хотелось только достать своего врага… хоть раз. Сухмет, громко сокрушаясь по поводу собственной неловкости, сделал замах, и снова его Утгела взлетела в воздух. Как зачарованный, Сухмет шагнул вперёд и поймал саблю, когда она падала вниз. При этом он жёстко толкнул своего противника плечом. Конечно, выпад Атольфа прошёл стороной.

Вся эта клоунада выглядела совершенно естественно. Казалось, Сухмету везёт, потому что он ничего не умеет, что он лишь случайно сталкивается со своим врагом, пинает его, толкает и до сих пор ни разу не ранил, равно как и сам не получил ни царапины…

Лотар только теперь увидел, что посох Гурама остался у парапета в том месте, где они поднялись на башню. Оказывается, Атольф рвался туда, где находился всемогущий посох, который обещал спасение, а Сухмет его как бы пропускал… И Атольфу оставалось уже немного до заветной цели.

Лотар с любопытством смотрел, что будет дальше. Когда до посоха оставалось всего-то туазов пять-шесть, Атольф вдруг отшвырнул свой палаш, который теперь только мешал ему, встал в позу вызывания колдовского огня и ударил туда, где должен был находиться его неуклюжий и неуловимый враг, самой обыкновенной колдовской молнией.

Конечно, он устал, и всю энергию, которой некогда запасся от посоха, давно успел растратить. К тому же он изначально был не очень искусным колдуном, поэтому молния получилась какая-то жидкая. Неопытный человек даже не заметил бы её на ярком солнечном свету. И всё равно она ударила в противника…

Не обращая больше ни на что внимания, Атольф бросился вперёд, вытянув руку, ему казалось, что он вот-вот дотянется до посоха и обретёт недостающие силы, несокрушимость и всемогущество, но… Тонкая, яркая, звучная, как взрыв петарды, молния прорезала воздух, и его отшвырнуло вбок. Он изумлённо выпрямился, не ожидав, что всё кончится вот так. Он, как ни странно, до сих пор верил в свою неуязвимость.