Впереди возвышался огромный храм. Здесь эти глупцы поклонялись своей горе и надеялись познать ее величайшие откровения. Здесь они распевали свои гимны о духах алементири, у которых черпали силу и искали заступничества, здесь в одиночку или группами предавались медитации, пытаясь познать волю горы и всего царства Хиш… Здесь хранилось то, что вскоре станет важнейшим трофеем Эзархада! На другой стороне двора, окруженного крытой колоннадой и внешними святилищами, во внутреннем реликварии покоятся величайшие святыни остроухих камнепоклонников. Содержимое сокровищницы — страшная тайна! К нему не прикасались, им не пользовались. Реликварий охраняли высшие чины аларитской иерархии — кроме них, никто больше не знал, что именно там лежало. Они надеялись, что если похоронить в темном и уединенном месте самую сокровенную тайну, то о ней все позабудут и Владениям Смертных со всеми их обитателями больше не будет угрожать опасность!..

План был неплох… но провалился, ибо Эзархад Уничтожитель Судеб только и делал, что охотился за тайным знанием. Судьба и местонахождение великого Слаанеша до сих пор были неизвестны, верно? Однако если участь бога окутана страшной тайной, то лишь поиск затерянных знаний и древних секретов мог в конечном итоге возвести такого амбициозного претендента и узурпатора, как Эзархад, на пустующий Низменный Трон! Так Уничтожитель Судеб действовал уже много веков: если существовало где-то тайное знание, способное помочь ему добиться цели и возвыситься над всем миром, то Эзархад любой ценой заполучал его, и горе тем, кто осмеливался встать у него на пути!

Так он обнаружил Эйдолит.

Эзархад поднялся по широким ступеням к широкому темному входу в храм — оттуда уже валил дым. Внутри свет исходил только от нескольких догорающих костров из трупов, хоругвей и сорванных занавесей. Уничтожитель Судеб подумал, что надо бы не забыть отдать приказ спалить храм подчистую, после того как он оттуда вынесет то, что хотел… Когда Эйдолит окажется у него в руках, все остальное должно быть уничтожено!

С этими мыслями Эзархад перешагнул через порог и увидел, что в вестибюле храма валяются трупы и пожилых Каменных Стражей, и молодых послушников. Убитых слаанешитов и здесь было больше, чем мертвых защитников храма. Ну и что?! В начале дня у него было почти пять тысяч воинов, а в конце дня оставалось почти три тысячи — тоже немало. Когда Эзархад заполучит Эйдолит и пронесет его через горы, туда, где камню предстояло выполнить свое предназначение, численность войска безмерно возрастет. Обладатель Эйдолита подчинит себе мощнейшую силу, и тогда слуги и армии соперников без колебаний перейдут на его сторону.

Значит, можно пожертвовать любым числом воинов, лишь бы завладеть Эйдолитом, перейти горы и пробудить Кетраксис!..

В проходе из главного святилища в тайный реликварий прямо перед Эзархадом вдруг выросла одинокая фигура. Некоторое время сквозь дымный полумрак почти ничего было не разглядеть. Тогда справа от повелителя один из Адских Наездников Крейгорна пришпорил двуногого скакуна, рванулся вперед и перевернул копьем чадящую металлическую жаровню. Угли высыпались на каменный пол и вспыхнули желто-красным светом, озарив незнакомца.

Это был храмовый Каменный Страж. По лицу и морщинистым рукам было видно, что он уже стар, но все еще обладает сильным, жилистым телом и крепкими вздувшимися мышцами. С ног до головы он был измазан сажей, перепачкан в черной запекшейся крови демониц и извергов, облеплен клочьями плоти слаанешитов. Кроме того, кое-где виднелась его собственная, алая кровь — похоже, старик был весь изранен, хотя и не смертельно. Его красновато-карие, как гранат, глаза страшно сверкали, а в руках красовался изящный алмазный чекан на длинной рукояти. Эзархад сразу же восхитился искусством изготовивших его мастеров и лоскутами кровавой кожи, облепившими заостренный клюв.

Каменный Страж широко расставил ноги, замахнулся алмазным чеканом и проговорил:

— Поворачивай назад. Уходи отсюда.

Негромкий и мягкий голос плохо сочетался с горящими ярко-красными глазами и решительной позой.

Эзархад улыбнулся, испытав нечто вроде восхищения этим старым глупым альвом. «Какой молодец! — подумал он. — Храбрый остроухий старикан-фанатик! Я отдаю тебе должное, но твой конец неизбежен».

— Крейгорн! — приказал он. — Расчисти мне дорогу!

— Будет сделано, мой повелитель! — ответил огромный Крейгорн.

Альв крепче сжал алмазный чекан морщинистыми ладонями.

Эзархад терпеливо скрестил руки на груди. В его распоряжении имелись изверги, Адские Наездники, демоницы и смертные воины без счету. Разумеется, особенно большого войска и не требовалось, чтобы убрать с дороги одного-единственного Каменного Стража!..

Ферендир, Дезриэль и Сераф возвращались так быстро, что преодолели расстояние до храма вдвое быстрее, чем утром, когда отправились оттуда к месту последнего испытания на горе. Однако то, что они обнаружили дома, превзошло самые худшие ожидания Ферендира.

Нападавшие только начали организованно покидать разрушенные укрепления монастыря аларитов.

Если вид девяти Гедонистов Слаанеша произвел на Ферендира в горах неизгладимое впечатление, то зрелище дымящихся и полыхающих развалин его дома, откуда выходила целая орда таких же мерзких уродов, буквально ошеломило его. Ему очень хотелось выскочить из укрытия и наброситься на колонну страшилищ, марширующую прочь из их лощины по извилистой лесной дороге. Однако Дезриэль и Сераф велели ему спрятаться и сидеть тихо. Их осталось всего трое, а врагов — превеликое множество. С таким количеством воинов Слаанеша сейчас было не совладать.

Некоторое время альвы просидели в кустах, а затем спрятались в маленькой неглубокой пещерке на холме, куда доносились звуки с дороги. Они затаились под каменной плитой и кучей полусгнивших старых древесных стволов и слушали, как враги маршировали прочь, гремели оружием и доспехами да горланили дикие песни. Дорога была узкой, Гедонистов было много, и понадобился почти целый день, чтобы они убрались из долины. Много раз Ферендир порывался выяснить — шепотом, конечно, — чего ждали наставники и почему еще не пошли на развалины родного храма? Однако стоило ему открыть рот, Сераф бросал на него молчаливый взгляд, в котором бушевали опасные молнии. И каждый раз Ферендир прикусывал язык и решал держать свои вопросы при себе.

Наконец на исходе дня, когда тени удлинились, а свет покраснел и стал медленно превращаться в тусклые вечерние сумерки царства Хиш, Сераф рискнул выглянуть из пещерки и проверить дорогу. Вскоре он возвратился, объявил, что все враги, судя по всему, ушли, а затем развернулся и зашагал прочь, даже не позвав за собой остальных.

В полумраке пещеры Дезриэль повернулся к Ферендиру и сказал:

— То, что мы увидим, расстроит тебя, а может, даже и напугает…

— Я готов ко всему, наставник, — кивнул Ферендир, — и не дам волю своему страху.

Дезриэль придвинулся и с серьезным, в высшей степени сочувственным видом проговорил:

— К этому нельзя быть готовым. Ни я, ни Сераф, несмотря на внешнее спокойствие, которое он тебе демонстрирует, — никто не готов узреть свой мир разрушенным чьей-то злой волей. Однако именно это нам и предстоит. Внутренне приготовься к тому, что тебе будет очень больно.

Дезриэль направился к выходу. Ферендир молча и покорно поплелся за ним, с ужасом думая о предстоящем зрелище.

То, что они обнаружили в конце лесной дороги, на уступе с видом на каскад водопадов, укрытых под сенью высоких скал и горных хребтов, было воистину ужасным.

Ферендир не понимал, что хуже — видеть наяву, что его единственный дом уничтожен и превращен в груду камней, в еще дымящиеся бесформенные кучи земли и горы изуродованных трупов, или осознавать, что все эти разрушения учинены так быстро. Каких-то двенадцать-четырнадцать часов потребовались, чтобы сходить в ущелье и вернуться! За это короткое время все, что Ферендир любил, все, что ему было дорого в жизни, оказалось полностью уничтоженным.