Дезриэль решительно и быстро полез на камни, не обращая внимания, куда ставит ноги, хотя мог запросто поскользнуться и упасть.

— Никто, говоришь? — переспросил он Серафа. — Совсем никто?

— Да. Совсем никто… — негромко ответил Сераф. — Все разрушено. Все погибли.

Услышав это, Ферендир на полпути замер на месте и поднял на Серафа глаза. Тот смотрел мимо них, куда-то за горизонт, словно стараясь найти там ориентиры, которые наполнят его чрезвычайно длинную альвийскую жизнь хоть каким-то смыслом.

Дезриэль поднялся на вершину груды обломков, встал напротив Серафа и попробовал найти для него какое-нибудь деликатное молчаливое утешение, да только тщетно. В конце концов Сераф опустил глаза и стал сосредоточенно рассматривать каменные обломки у себя под ногами, а потом тихо прошептал Дезриэлю:

— Иди, и сам все увидишь…

Дезриэль отправился вниз, за разбитую стену. Он уже спустился с кучи обломков, когда Ферендир только поднялся на нее. Некоторое время послушник постоял рядом с Серафом, глядя то на него, то на развалины укреплений, то в сторону храма и жилых помещений, где столько лет текла его жизнь.

После долгого и тягостного молчания Сераф поднял глаза на Ферендира. Теперь в Каменном Страже полыхало глубокое невыразимое отчаяние и страстное желание, способное словно испепелить Ферендира на месте. Чего именно желал Сераф, было не понять, но в его взгляде читались ярость, гнев и горечь потери в сочетании с невозможностью разумно осмыслить увиденное…

Это была маленькая искра, из которой рождался неистовый лесной пожар.

— Послушник, судя по всему, это и есть твое последнее испытание, — промолвил наконец Сераф.

Это были важные слова. Ферендир покорно повернулся и стал спускаться с кучи обломков. Оказавшись на внутренней территории, он поднял глаза и заставил себя смотреть.

Трупы снаружи стали омерзительным зрелищем, но то были вражеские трупы. Здесь же валялись еще сотни тел, и большинство из них уже не принадлежало незнакомцам или каким-то страшилищам. Ферендир узнавал друзей, учителей и таких же послушников, как он сам. Кроме них, другой семьи у него не было.

Каменная Стражница Валакра неподвижно лежала поверх двух убитых слаанешитов, ее мертвые руки все еще сжимали копье.

По правую руку от Ферендира Каменная Стражница Мианвела закрывала собой двоих еще совсем маленьких послушников, видимо, пытаясь защитить их от неминуемой опасности. Судя по всему, враги полили несчастных какой-то страшной зажигательной смесью: трупы совсем обуглились, покрылись черной коркой и навсегда застыли в позе ужаса, страдания и боли.

На другой стороне двора в куче наваленных вражеских тел лежал изрубленный труп Каменного Мага Айдолины. Судя по количеству ран, убивали ее целой толпой. Она погибла с паломническим посохом в руке, а вокруг валялись свидетельства ее смертоносной магической мощи. В конце концов враги задавили ее числом, но многих из них Айдолина забрала с собой в могилу.

Дезриэль неторопливо и почти непринужденно переходил от трупа к трупу. Ферендиру показалось, что он мысленно ведет некий счет найденным жертвам, чтобы потом подвести итог и понять, какую цену пришлось заплатить за это жестокое нападение. Дезриэль, как и Ферендир, умел и любил создавать списки и держать их в голове. Вот и теперь, исследуя место кровавой бойни, Дезриэль мысленно составлял длинный и страшный список альвов, которых в один прекрасный день жестоко и коварно умертвили силы зла.

Ферендир поискал глазами храм. Величественный собор над кромкой внутренней стены всегда хорошо просматривался из любой точки храмового комплекса. Идеально обтесанные камни кладки были пригнаны так искусно, что между ними не прошел бы даже лист тончайшего пергамента. Заостренный конус купола возвышался над остальными строениями, как миниатюрная горная вершина — образ алементорной силы, которую изучали и которой служили и молились алариты. Несколько мгновений Ферендир не мог найти храм, и это простое обстоятельство — явное отсутствие того, что должно было бы устоять даже посреди творящегося безумия, — нагоняло панику.

Потом Ферендир понял, что смотрел прямо на храм. Ворота внутренней стены были сорваны с петель и упали — видимо, их задело ударной волной, сокрушившей внешнюю стену. Сам храм словно взорвался изнутри. Остроконечный купол исчез. Стены частично обрушились, над обломками все еще клубился черный дым. В закатных лучах руины напоминали гниющие останки огромного убитого ящера, которые на всякий случай подожгли, чтобы уж наверняка ничего не сохранилось.

У Ферендира вырвалось:

— О нет!

Потом он машинально пошел вперед. Ноги несли его все ближе и ближе к развалинам. Ферендиру было страшно разглядывать их вблизи, но он просто не мог оторваться.

«Глупец! — зашипел внутренний голос. — Так люминеты себя не ведут! Это все твои неуправляемые эмоции! Ты потакаешь мелким звериным порывам, пусть даже от страха и отчаянья! Возьми себя в руки, послушник! Ведь ты даже пока не аларит! Ты еще не прошел последнее испытание!»

Однако не его ли родной дом лежит в руинах?! Разве эти мертвецы не были его друзьями?! Может, он и младше Дезриэля и Серафа, но от этого страдает не меньше!

А ведь Дезриэль и Сераф не впали в отчаяние! Не рыдают и не рвут на себе волосы!

«Ну и ладно! — подумал Ферендир, устав бороться с подступившими слезами. — Пусть наставники сохраняют хладнокровие, пусть сами борются с эмоциями и тренируют самоконтроль. Пусть делают вид, что в них нет страха и ярости… Я же буду горевать, бояться и злиться за всех троих. И за всех тех, кого больше нет… Я еще не прошел последнее испытание, не обрел смысла в жизни! Мне нечего предложить, кроме глубокого горя — так вот оно, берите даром!»

Ферендир вгляделся в зияющий проем обвалившегося входа, не упустив из виду ни клубы дыма, ни все еще мерцавший в глубине развалин огонь, ни десятки изрубленных, обугленных и изуродованных трупов друзей и учителей на земле и на заваленных обломками ступенях.

И тогда полились слезы.

Он не старался их сдержать, но заставил себя медленно подняться по усыпанным мусором ступеням, чтобы оценить ущерб, нанесенный крытому двору и святилищам.

Сераф и Дезриэль без колебаний вошли друг за другом в задымленный храмовый придел и уже через минуту почти скрылись из виду. Их смутно различимые силуэты медленно блуждали в застилающем глаза черном мареве. Кое-где в глубине храма до сих пор полыхал огонь, изрыгая клубы дыма и отбрасывая на внутренние стены причудливые тени.

Ферендир хотел присоединиться к Серафу и Дезриэлю и помучить себя зрелищем оскверненных святынь и растерзанных трупов близких, вонью пожарища и аккомпанементом всепоглощающей мертвой тишины. Раз уж он выпустил на волю свой страх, страдание и отвращение, то теперь можно было спастись лишь через полное погружение. Смотреть, запоминать, выжечь в сердце навечно эту картину. Больше невозможно было оставаться робким, смиренным или сдержанным. Ему требовалось засвидетельствовать весь ужас происходящего.

Однако Ферендир стоял на пороге и чувствовал, что не в силах ступить внутрь, словно сама гора приковала его к месту. Он не знал, сможет ли в конце концов развернуться и уйти, или же скорее окаменеет и превратится в неподвижную статую. Он понимал лишь то, что в этот миг никакая сила — ни физическая, ни моральная — не заставила бы его сдвинуться с места.

Глаза щипало от дыма. Слезы горя, которые он тщетно пытался сдержать раньше, катились теперь свободнее из-за смрадного воздуха. Гарь и копоть проникали в легкие, обжигали и иссушали их — органы животворящего дыхания сейчас напоминали заскорузлые кузнечные меха, в которых многие годы скапливалась сажа и пыль.

Ферендир уже совсем было собрался пойти другим путем, покинуть это место и вернуться во внутренний двор, как вдруг один из лежавших на каменном полу трупов протянул руку и коснулся его.

Молодой альв в ужасе отпрыгнул назад — и тут же устыдился своего животного инстинкта. Он оступился и упал — спиной ударился о кусок полуразрушенной стены. Дальше отступать было некуда. Задыхаясь в дыму и содрогаясь всем телом, Ферендир уставился на мертвеца, который только что потрогал его рукой.