Ферендир огляделся.

«Думай! Думай же! Куда они оба подевались? Почему ушли? Может, они вовсе тебя не бросили? Может, что-то привлекло их внимание? Они уловили приближение врагов? Может?..»

Ферендир побежал, потому что его тело требовало действия даже в отсутствие конкретного плана. Он натыкался на низкие ветви и путался в разросшемся кустарнике. Чтобы не упасть, юноша упрямо смотрел под ноги и старался разглядеть тропу — из-за этого на уровне лица и плеч его кололи и рвали сотни малюсеньких острых веточек, хлестали листья и сосновая хвоя. Продвигаться вперед было непросто.

— Дезриэль! Сераф!

Земля вдруг ушла у Ферендира из-под ног так резко и внезапно, что он буквально полетел вверх тормашками. Юный альв сильно ударился, перекатился на спину и замер. Казалось, что весь мир вокруг закружился: от ледяного ветра поникли вершины деревьев, а по ночному небу с неестественным упорством понеслись клочья тумана. Пока Ферендир лежал на земле, глазел и силился понять, что происходит, все вокруг ожило: ветер бесновался, словно зверь, то стонал, то охал, то заливался недобрым зловещим хохотом. Деревья под его напором гнулись в диком танце и будто что-то бормотали Ферендиру. Тем временем земля вновь содрогнулась и заходила ходуном: от толчков неведомой силы, таящейся в недрах, на поверхности зашевелились поваленные деревья и валуны, заплясала щебенка.

Ферендир с трудом поднялся на ноги. Деревья шатало так сильно, что в просветах между ними открывался вид на много миль вокруг. В той стороне, откуда пришли альвы, на фоне темно-синего ночного неба вздымалась родная гора. На глазах удивленного и встревоженного Ферендира по ее склону поползли тонкие трещины — они постепенно расширялись, в них закипела магма, раскаленная докрасна в геомантическом жару.

«Что происходит? — в благоговейном ужасе недоумевал Ферендир. — Что я сейчас вижу?»

Трещины удлинялись, расходились дальше, и их становилось все больше. Ручейки кипящей лавы словно горючими слезами прочертили склон. Боковые хребты встрепенулись и стали медленно и неуклонно отрываться от земли, где лежали веками.

Гора пробуждалась и в гневе поднималась.

В ужасе от того, во что превратился мир перед его глазами, Ферендир хотел развернуться и броситься прочь, но не мог. Нечто сродни любопытству приковало послушника к месту. Неужели чудо происходило наяву?! Неужели после многих столетий сна гора вновь пробуждается?! Говорили, что такое возможно, но он и не подозревал, что узрит все воочию. Это прекрасно! Это ужасно!

Гора вставала. В этом движении вздымались со своего векового ложа скалы и почва, а деревья осыпались вниз, как спички. Ферендир видел, как откалываются и рушатся с высоты «лишние» кусочки земли — на самом деле колоссальные глыбы размером с их бывший храм. Целые лесистые островки проваливались в трещины, откуда бесконечно вытекали потоки раскаленной лавы и расплавленного камня, поглощавшие все вокруг. Казалось, прорвался какой-то гигантский нарыв, и из него хлестала кровь земли — кипящая магма.

Внезапно Ферендир понял, что у чудовищного существа, которое освобождалось сейчас от оков земли, заслоняло собой небо и горизонт и поднимало на тысячи метров вверх увенчанную снежным пиком голову, есть лицо. Его черты создала изливающаяся из трещин лава. Она выжгла среди скалистых ущелий два огромных горящих глаза, подняла хребет большой горбатой переносицы, залила озеро божественного рта, изрыгающего пламя.

Гора встала, заслонив собою небо, и взревела. Весь мир вместе с Ферендиром содрогнулся, как при порыве ураганного ветра. Юноша даже испугался, что его сдует дыханием колосса, как сухой лист, но все же устоял на ногах. В ответ на рев горы маленький альв даже испустил собственный крик, больше похожий на мышиный писк. Любые мысли о том, что не надо бояться, что нельзя поддаваться панике, испарились. Бороться со страхом было бессмысленно, ибо все эти циклопические процессы вызывали инстинктивный ужас.

Потом гора подняла огромную ногу и сделала шаг в направлении к Ферендиру, и мир задрожал и затрясся. Гора приготовилась сделать еще один шаг.

Ферендир понял, что сейчас произойдет. Гора опустит занесенную ногу прямо на него. Бежать и прятаться было бессмысленно, ведь нависшая у него над головой ступня горы заслонила полнеба.

Ферендир заорал, беспомощно воздел руки, представил, каково это — быть раздавленным колоссальной горой, — а потом проснулся.

Светало. Ночной полумрак сменялся ярким утренним светом. Сколько же он спал?! Несколько минут? Несколько часов?

Как ни странно, Ферендир по-прежнему явственно чувствовал, что земля под ним едва уловимо дрожит. Однако то была не поступь горы и даже не естественный подземный толчок, а нечто более тонкое, похожее на колебание струны арфы или гуденье затихающего колокола.

К несказанному облегчению юноши, Дезриэль и Сераф никуда не делись. Они уже проснулись и открыли глаза, но лежали, припав к земле, и вслушивались.

Ферендир выпрямился, поморгал, оглядел залитые светом холмы и спросил:

— В чем дело?

Горы вокруг него не шевелились и не шагали. Бурлящая лава не чертила лиц на горных склонах. Дезриэль приложил к земле ладонь, слегка похлопал ею и сказал:

— Поднеси к земле ухо и послушай сам!

Сначала это озадачило Ферендира, а потом он вспомнил странное дрожание, которое ощутил в момент пробуждения. Тогда он не обратил на него особого внимания: у вибрации почвы могла быть естественная причина, например, где-то протекала подземная река, или двигались потоки дремлющей геомантической энергии, которая текла в недрах, словно кровь по венам живого существа. Ферендир поборол смятение, медленно лег на живот и приложил ухо к земле — она была сырой на ощупь и какой-то успокаивающей.

Плохо различимый звук расходился издалека: гулкий, ритмичный, многократно повторенный. До Ферендира внезапно дошло.

— Это шеренги маршируют в ногу? — спросил он у Дезриэля. — Это шагают воины?

Дезриэль кивнул и сказал:

— Это шагает множество воинов. Значит…

— Значит, их целое полчище! — договорил за него Ферендир.

— Там не только те, за кем мы гонимся, — прислушиваясь, добавил Сераф, — но и другие!

— Другие? — переспросил Ферендир.

Сераф встал на колени и сказал:

— Это две армии. Каждая из них марширует по-своему.

Не спуская с Серафа глаз, Ферендир тоже поднялся на ноги, а потом посмотрел на Дезриэля.

Тот встал и сказал:

— Тут будет битва. Послушник, мы станем свидетелями сражения двух армий!

С семилетнего возраста Ферендир жил при горном храме и учился всему, что должен знать и уметь каждый аларит. Он уже мог часами неподвижно и молча медитировать, постиг — по крайней мере в теории, — как Каменный Страж должен командовать отрядами воинов-ванари и отражать нападение превосходящих сил противника. Прочел множество трактатов, запомнил непререкаемые истины и выслушал бесчисленные лекции об эффективности тех или иных военных хитростей и о превосходстве трех максим одного военачальника над восемнадцатью непререкаемыми правилами тактики и маневров другого. Изучил образцы проверенных в бою построений, которые использовали и совершенствовали величайшие полководцы альвов за последнюю тысячу лет. Видел полномасштабную реконструкцию великих битв, разыгранных в миниатюре с помощью магии и различных психологических симуляций. Даже для своего относительно юного возраста Ферендир усвоил так много уроков по военной истории, что считал себя если не готовым полевым командиром, то по меньшей мере опытным воином. Ему нравилось думать, что в отчаянном и опасном положении бесчисленные уроки, пройденные за годы послушничества, всплывут в памяти и позволят сохранять жизнь его бойцам довольно долгое время.

Однако он и представить не мог, что однажды очутится на поросшей лесом вершине холма и будет созерцать сражение среди бескрайних полей, в котором столкнется многотысячная орда слаанешитов с огромным блистательным войском его собственного народа. На первый взгляд поле битвы напоминало хаос. Десятки тысяч ангелоподобных воинов неслись по равнине и сливались в блестящую подвижную массу. На них, словно поток из прорванной плотины, надвигались беспорядочные толпы Гедонистов Слаанеша. У подножия холмов и на пологих склонах, переходящих в равнину, врага встречали идеальные построения воинов-ванари, которые были так же вымуштрованы и грациозны, как их враги — буйны и неудержимы.