— Наш участок левее этой вышки. Ориентируемся от туалетов.

— Пулеметы и прожекторы перед носом. Нелегко будет…

— Если дождь хлынет, — лучшего момента не придумаешь. Прохорову сами обо всем скажете, а я — Лукьянову. Лукьянов, хоть и сержант, но говорливый. Жить хочет, а рисковать боится. В нашем же деле без риска не обойтись, все равно кому-то не повезет.

Бондаренко вспомнил про «лимонку»:

— Слушай, Телегин, мне срочно с майором переговорить надо. Про гранату ему не сказал, забыл. Она подо мной зарыта.

— Ну? — не поверил Телегин. — Откуда взялась? Ведь обыскивали.

— У Юры была. Его не обыскивали.

— Молодец! Не испугался… А к майору нельзя. Запретил, чтоб не вызвать подозрений. Вдруг провокаторы имеются? Тогда все пропало.

— В таком случае сам сходи, доложи. Эта штука посильнее доски будет. Порадуй его.

— Не могу: приказ! Может, Юру пошлем? Вроде как от дождя пацан прячется, место под навесом ищет…

Красникова Юра нашел не сразу. В плотной массе людей, одетых в одинаковую военную форму, узнать его было трудно.

Но Юра сообразил: рядом с Красниковым сидел тот самый боец с перевязанной рукой. Юра присел около них. Все потеснились, уступая ему место. Многие удивлялись появлению мальчика в лагере военнопленных, некоторые знали его историю. Разглядывали Юру с интересом.

— Сколько тебе лет, малыш? — спросил кто-то.

— Десятый, — буркнул Юра и свернулся калачиком, давая понять, что хочет спать и разговаривать не желает.

Больше вопросов ему не задавали. Сквозь прищуренные веки Юра наблюдал за Красниковым. Тот что-то говорил бойцу с перебинтованной рукой. Боец выслушал, встал и, перешагивая через людей, удалился. Юра придвинулся к Красникову и как бы между прочим сказал:

— Духота какая. Никак не уснуть. Неужто дождик будет? Люди промокнут.

Красников внимательно посмотрел на него, спросил:

— Тебя как звать-то?

— Юра. А вас?

— Зови дядей Васей, не ошибешься.

— А что, дядя Вася, уж больно, говорят, лето жаркое, правда?

Услышав пароль, Красников круто повернулся всем телом.

— Вы чего молчите? Я неправильно сказал?

— Повтори, о чем ты меня спросил…

Юра повторил слово в слово. Красников ответил:

— Ничего, что жаркое, зато зима студеная будет.

Юра почувствовал облегчение.

— Ты вот что, Юра, если тебе не спится, двигайся ближе, поговорим по душам.

Юра приблизился. Красников обнял его, спросил шепотом:

— Что случилось? Говори, но только тихо.

Юра сказал, зачем пришел сюда. Красников обрадовался.

— Спасибо, хорошую весть принес. Граната нам очень пригодится. Ты полежи, а я с товарищами посоветуюсь…

Вернулся Юра минут через тридцать. Полил дождь, где-то вдали сверкнула молния, загремел гром.

— Ну, что? — нетерпеливо спросил Юру Бондаренко.

Прохоров, Телегин и Лукьянов подползли ближе.

— Гранатой велено вывести из строя вот эту угловую вышку. У нее два прожектора и два пулемета. Их надо уничтожить. В двенадцать бросайте гранату. Вот часы, чтоб точно было.

Юра передал Бондаренко часы. Ему было приятно, что он выполнил поручение.

— Больше ничего?

— Просил, чтоб не промахнулись.

Дождь шел все сильнее. Порывами налетал ветер, хлестал холодными дождевыми струями.

Бондаренко глянул на часы. Было около десяти. Да-а, не очень-то приятно под таким дождичком ждать двенадцати. Но что делать? Приказ есть приказ. Бондаренко прижал к себе Юру, спрятал, как мог, от дождя, предложил вздремнуть. Но Юра не мог спать, он был взволнован надвигающимися событиями. Неужели они вырвутся из фашистского лагеря?! Дождичек, миленький, лей сильнее!

Юра плотнее прижался к широкой груди Бондаренко. К ним кто-то подполз. Юра сразу узнал Красникова и толкнул Бондаренко.

— Ты чего? — нагнулся к нему старшина, увидел Красникова. — Товарищ майор?

— Он самый… Ушел ваш посыльный, а я засомневался: не перепутал бы он чего! Давайте еще раз обсудим план…

Дождь уже лил как из ведра. Бурлили ручьи, сверкали молнии, грохотал гром. Но Юра не испытывал страха. Он радовался ливню, молниям и грому. В этой стихии была долгожданная свобода. Она вселяла уверенность, прибавляла силы.

И все, кто знал, что должно вскоре произойти, были полны решимости, ждали заветного часа…

Стрелки часов приближались к двенадцати. Бондаренко выкопал «лимонку» и осторожно сунул в карман.

— Ну Юра, адрес мой помнишь? Если что, смело заявляйся к моим и живи. От меня привет передашь. Договорились?

Говоря это, Бондаренко не спускал глаз со сторожевой вышки. Сквозь дождь прожекторы виднелись расплывшимися желтыми пятнами.

— И моим в Калач пару слов черкни. Не забудешь? — сказал Прохоров.

От земли приподнялся Лукьянов, справа от него замаячила фигура Телегина. Лукьянов бурчал:

— И откуда столько воды в небе? Целое море, не меньше.

— Может, мне, старшина, гранатку дозволите? — подал голос Телегин. — Я неплохо бросаю.

— Не могу. Приказано мне. Твоя задача — с Лукьяновым проходы пробивать.

Старшина помолчал немного, потом вдруг сознался:

— Скажу вам, хлопцы, честно: волнуюсь — не промахнуться бы! Все дело загубить могу, потому и на душе неспокойно.

Все понимали ответственность, возложенную на него. Подбадривая, Прохоров посоветовал:

— Поближе подползти надо, чтоб наверняка было, вот и все.

До двенадцати оставались минуты. Бондаренко тронул Прохорова за локоть, похлопал Юру по плечу и растворился в темноте.

Все осторожно двинулись за ним. При плотном дожде прожекторы не просвечивали местность. Шум дождя мешал сторожевым собакам что-либо услышать.

Юра полз вместе с Прохоровым. Больше он никого не видел, но был уверен, что по этой мокрой, скользкой земле ползли и другие группы, готовые при взрыве гранаты броситься к проволочному заграждению и пробивать себе путь к свободе.

Вдруг Прохоров остановился и тихо предупредил:

— Дальше нельзя, будем ждать здесь… Жаль, что бога нет. Я бы сейчас любую молитву сотворил, только бы старшина врезал фашистам в самое яблочко.

Юра слушал Прохорова и молчал. Лежать на земле под проливным дождем было холодно. Он начал дрожать. Чтобы согреть мальчика, Прохоров стал легонько шлепать его по мокрым плечам и спине.

— Терпи, казак, атаманом будешь.

Юра терпел. Не ради атаманского звания, а ради общей свободы.

Метнулась по небу молния, с треском рассыпался над головой перекатистый гром и покатился вдаль, затихая. Юра втянул голову в плечи и прижался к Прохорову.

Дождь хлынул еще сильнее. Хотя все ждали взрыва, но он прозвучал неожиданно и глухо. На угловой вышке погасли прожекторы, стало совсем темно. Прохоров сильно дернул Юру.

— За мной, быстро!

Около туалетов они задержались. Прохоров мигом оторвал две доски и устремился к ограждению. Бондаренко ждал их, схватил у Прохорова одну доску, и они вдвоем стали сбивать колючую проволоку. Глухие удары слышались слева и справа.

Взревела сирена. На соседних вышках заметались едва заметные лучи прожекторов. Раздались пулеметные очереди. Нетерпеливым лаем залились сторожевые псы.

Обгоняя друг друга, люди стремительно мчались вперед.

Юра не помнил, как в общей сутолоке проскочил ограждение, за что-то зацепился и упал. Его подхватил Бондаренко, потащил в сторону леса.

Прохоров стал отставать.

— Что с тобой? — тревожась, спросил Бондаренко.

— Не могу идти. Коленом ударился. — Прохоров оступился, упал. — Вы уходите, а я как-нибудь один.

— Ты что, с ума спятил! — Бондаренко подскочил к нему, взвалил на плечи и повернул в поле. — Юра, сворачивай в рожь. До леса не успеем, ну, живее!

Юра свернул в поле. Бежать стало труднее. Ноги скользили и вязли в грязи. Рядом тяжело дышал Бондаренко.