Комната была похожа на смесь продуктового склада и стола находок, где поселился выводок бомжей. Некоторое сходство с человеческим жильем ей придавала лишь колченогая мебель. Стандартный для деревенского дома набор – стол, пара рассохшихся стульев, нечто отдаленно напоминающее сервант, шкаф, кровать, тумбочка с допотопным ламповым радиоприемником «Родина-59» и неработающий холодильник «Мир». Все пространство между мебелью было заполнено ящиками, коробками и грудами хлама, для которого не нашлось ни ящиков, ни коробок – мелочь россыпью. Относительно свободными оставались только небольшие пятачки перед окнами и стратегически важные пути – от кровати к столу, от стола к печке и от печки к двери.

Канистры с горючим, ящики с картошкой, банки с соленьями, упаковки консервов, охапки дров, кухонная утварь, одежда, книги – образовали сюрреалистический винегрет, забивший комнату под завязку. Казалось, впихни сюда хоть упаковку хозяйственных спичек, стены дома не выдержат, и его разорвет изнутри. Те куски пола, которые можно было разглядеть, были покрыты толстым слоем липкой грязи. Повсюду валялись объедки, обрывки бумаги, пустые пачки из-под «Примы», горелые спички, стреляные гильзы охотничьих патронов, пыжи, щепки и прочий мусор. Освещали комнату несколько свечей и старая керосиновая лампа. Воняло гнилой картошкой, тухлятиной, потом, прогорклым маслом и пороховыми газами.

Виктор сидел за круглым столом, покрытым старой засаленной клеенкой, на которой с трудом можно было разобрать узор – неопределенного цвета розы в больших горшках. Катя, морща носик, смазывала обожженные ладони Виктора мазью мерзкого болотного цвета. Хозяин дома, мужчина лет шестидесяти, заросший седой щетиной, в неимоверно грязном ватнике, из-под которого виднелась драная тельняшка, и в очках в тонкой стальной оправе, расположился на кровати. Он был похож на опустившегося профессора-филолога, что, как понял несколько позже Виктор, было недалеко от истины. На коленях у него лежала двустволка.

Тишину комнаты нарушало только тиканье старых ходиков над кроватью, треск дров в печке и туберкулезное покашливание хозяина.

– У вас есть сигареты? – нарушил молчание хозяин. – Очень хочется курить.

– Нет, – Виктор виновато развел руками. – В машине остались.

– Жалко. Очень жалко.

Хозяин встал с кровати, не выпуская из рук ружье, подошел к серванту и взял с верхней полки большую эмалированную миску. Она оказалась полной окурков. Порывшись, он выудил более или менее приличных размеров бычок не то «стрелы», не то «примы», сунул его в рот и закурил. Попыхивая, хозяин вернулся на свое место и снова настороженно уставился на гостей.

В комнате опять воцарилась тишина.

– Вы уверены, что он уехал около одиннадцати? – не выдержал Виктор.

– Абсолютно. Если, конечно, мои часы не врут. Я их регулярно завожу, но кто знает… Радио, к сожалению, не работает, так что свериться не с чем. Но вы сами понимаете, гарантировать, что это была машина вашего друга, я не могу. Отсюда дорога не видна, тем более ночью, – хозяин дома, Соколов Валентин Петрович, как он представился Виктору, аккуратно затушил окурок о подошву резинового сапога, и бросил под кровать.

– Но вы не путаете – крики вы слышали после того, как отъехала машина? Это очень важно.

– Молодой человек, не беспокойтесь, несмотря на события последних дней, с головой у меня все в порядке. Крики раздались примерно через полчаса – минут через сорок.

«Насчет головы – это я сомневаюсь, – подумал Виктор, глядя в тревожно поблескивающие из-за стекол глаза хозяина и слегка отвисшую нижнюю губу, открывавшую мелкие желтоватые зубы. – С головой-то, судя по всему, у тебя как раз проблемы».

Но говорить вслух этого не стал. За те полчаса, что они провели в доме Соколова, он успел утвердиться в мысли, что хозяин слегка того. Достаточно было посмотреть на его жилье, чтобы понять это. Человек адекватный не превратит собственный дом в развороченную ядерным взрывом помойку. И не будет палить почем зря по первому встречному. Вместо этого он сказал то, что вертелось на языке едва ли не с самого начала разговора:

– Вы слышали, как кричит женщина, как она просит о помощи, и даже не высунули носа из дома? Вы ведь вооружены.

Мужчина молча прикурил очередной окурок «примки» и, выпустив облако едкого дыма, внимательно посмотрел на Виктора.

– Нет, не высунул, – медленно сказал он. В голосе не было ни тени раскаяния или стыда.

– Отлично. Но почему? Неужели так сложно было хотя бы выстрелить в воздух? Просто выстрелить в воздух и напугать этого сукина сына?

Мужчина рассмеялся неприятным каркающим смехом, который быстро перешел в натужный кашель. Но, даже кашляя, хозяин дома продолжал хохотать.

– Напугать! – выдавил он, хрипя и задыхаясь. – Вы слышали? Напугать этого сукина сына!

Он наконец откашлялся, снял очки и вытер выступившие слезы. Потом водрузил очки на место и посмотрел на Виктора:

– Вы серьезно думаете, что его напугали бы выстрелы в воздух? Может, вы полагаете, что стоило мне закричать: «Караул! Милиция!», он бы тут же наложил, простите, девушка, в штаны и убежал бы? У меня складывается впечатление, что вы не совсем верно оцениваете… гм… ситуацию.

Катя, закончив оказывать первую медицинскую помощь, вытерла руки одноразовым платком и посмотрела на Виктора:

– Болит еще?

– Нет, Катюш, получше. Спасибо тебе… – он улыбнулся ей и снова посмотрел на хозяина дома. – Ситуацию я оцениваю примерно следующим образом – вы слышали, как один психопат напал на мою знакомую, слышали ее крики о помощи и палец о палец не ударили, чтобы ей помочь. Уж извините за прямоту.

Мужчина пожал плечами и выпустил колечко дыма.

– Ну хорошо, – Виктор решил сбавить обороты. Все-таки этот человек был хозяином дома, а на коленях лежало заряженное ружье. – Оставим это. Больше вы ничего не слышали?

– Нет, – обиженно буркнул мужчина.

Виктора позабавил его надутый вид, который не вязался ни с модными очками, ни с драным ватником. Он с трудом подавил улыбку:

– Совсем?

– А что вы, собственно, хотите? К чему все эти вопросы?

– Я хочу понять, что случилось с моими друзьями. Только и всего. Понимаете, мы не рассказали вам все подробности нашей встречи с тем психом… Боюсь, вы неверно представляете себе угрозу, которая…

– Это вы неверно представляете угрозу, молодой человек! – резко сказал хозяин, сжав ружье так, что хрустнули суставы. – Вы, а не я!

Катя вздрогнула и испуганно посмотрела на Виктора. Он положил забинтованную ладонь ей на руку и легонько сжал ее.

– Хорошо, хорошо… – начал было он, но хозяин не слушал его:

– Вы только что приехали сюда и пытаетесь мне что-то объяснить! Как вы думаете, я что, не выхожу из этого поганого дома почти месяц, потому что он мне нравится? Вот это все, – мужчина обвел рукой захламленное жилище, – мне нравится?! Нет! Меня блевать тянет от одного вида этой траханной комнаты!

Глаза его были выпучены так, что казалось, роговица вот-вот соприкоснется со стеклами очков. В уголках рта белела слюна. Виктор с нарастающим беспокойством следил за этим припадком.

«Если его клинанет по-настоящему, нам придется туго», – подумал он.

Но мужчина внезапно успокоился. Глаза нырнули обратно в глазницы, так и не выдавив стекла. Он обмяк, опустил голову и тихо произнес:

– Почти месяц, подумать только… Двадцать четыре дня…

– Вы месяц не выходите из дома? – переспросил Виктор.

Мужчина кивнул.

– Господи, почему?

– Если я вам скажу, вы все равно не поверите, – сказал хозяин. – Так что нечего и начинать. Не хватало еще, чтобы вы и меня записали в психи. Хотя, признаюсь честно, я бы предпочел, чтобы все мои страхи оказались лишь бредом сумасшедшего.

– О чем вы говорите? Какие страхи? Вы боитесь этого маньяка?

Мужчина снова расхохотался. Его истерический визгливый смех живо напомнил Виктору практику в психоневрологическом диспансере.