— Grüß Gott [4]! — Первым шагнул в открытый проем фон Эрлингер.

[4] Баварское приветствие, дословно «приветствуй Бога!» (нем.)

— Надо же, — с усмешкой произнес стоявший спиной столу человек, лицо которого пребывало в тени, — вы несомненно делаете, успехи, профессор! Сегодня вы заявились ко мне как человек, а не как крыса — не через дырку в стене, а через настоящую дверь. Хотя я вас и не приглашал…

Фон Эрлингер первым прошел в комнату, а за ним подтянулись уже и мы с командиром.

— Откуда столько ненависти, молодой человек? — «Любезно» попенял Якову барон. — По-моему, мы с вами расстались вполне доброжелательно?

— Ну, по-вашему, может, это выглядит и так, — не поддался на провокацию фрица пленник. — А, по-моему, если я не вытолкал вас взашей из моего Убежища, это, отнюдь, не означает, что я настроен по отношению к вам «вполне доброжелательно»! — передразнив любезный тон барона, присовокупил Яков, яростно сверкнув глазами. — А вы, уважаемый, таки не вняли моим прозрачным намекам, что вам здесь совсем не рады! Так мало этого, он еще и «незваных гостей» с собой притащил… — Угрожающе закончил свою короткую речь Джугашвили.

— Кстати, о гостях, — пропустил меж ушей гневную тираду Якова фон Эрлингер, — разрешите представить вам ваших соотечественников, таких же русских, как и вы: князя Александра Дмитриевича Головина и Гасана Хоттабовича Абдурахманова.

— Князя? — Первоначальный интерес узника, когда он услышал о соотечественниках, сменился презрительной гримасой. — Аристократы, значит? Белая кость, голубая кровь? И чем они лучше вас, нацистов? Мой отец посвятил борьбе за счастье трудовой черни и подлого люда всю свою жизнь! Конкретно против таких вот соотечественников! — Гневно бросил он в лицо барону. — Так что подите прочь, господа хорошие! Повторюсь для особо одаренных: вам здесь не рады!

Вокруг разозлившегося пленника воздух «заколебался», как будто разогреваясь, искажая очертания окружающих Якова предметов. Словно он прикоснулся к своему Огненному Дару и вот-вот собирался пустить его в оборот. Но я-то помнил, что никакого воздуха здесь не было и в помине, и быть не могло. Ведь мы находились не в реальном мире живых людей, а в иллюзорном Ментальном Пространстве, созданном искусными Магами — лучшими Силовиками-Мозголомами Советского Союза. Однако, Яков ни в кое мере не относился к специалистам подобного профиля, и по умолчанию был не в состоянии управлять этой «виртуальной» реальностью.

Но, как бы это ни казалось странным, похоже, что какие-то «рычаги управления» у Якова все же имелись: пространство вокруг него начало постреливать микроскопическими угольками, словно это сгорали летающие в воздухе пылинки. Но я повторюсь: никакого воздуха и никакой пыли здесь не было. Неужели наши Мозголомы — Мордовцев с Капитоновым, так филигранно заточили под Якова Джугашвили этот иллюзорный мир, что он фактически копировал физические и Магические константы реального? Если мне еще раз доведется с ними встретиться, обязательно поинтересуюсь.

— Уходите по-хорошему, господа! — неожиданно гулко воскликнул Яков, и его волосы и руки вспыхнули ярким огнем. — Иначе, я за себя не отвечаю.

— Ваше сиятельство, князь! — Барон испуганно обернулся к командиру. — Вы что-нибудь понимаете? Этого просто не может быть! — В который уже раз за сегодняшний вечер повторил он эту фразу. — Такое под силу лишь настоящему Магу-Менталисту!

В руках пленника тем временем сформировались два ярко пылающих раскаленной плазмой огненных шарика.

— Слышь, хлопчик, — я шагнул вперед, отодвинув плечом фон Эрлингера, — ты это — не балуй понапрасну! Мы же просто поговорить пришли. По-тихому, по-семейному… Тебе, чай, не сахар тут в одиночестве столько времени вялиться. Вон, без нормального общения одичал совсем. Туши нахрен свои шарики-фонарики, Яшка, мы уже осознали, что ты — пацан с железными яйцами! Такой же, как и твой неистовый папашка. Вы — горцы, слишком горячи, хоть прикуривай от вас! — Ха, а это я прямо «в дырочку» попал, от такого Дара реально можно прикурить.

Не ожидавший от меня такой необычной манеры общения, Яков слегка опешил и немного притушил «шарики» в руках, по крайней мере, пылать они стали менее интенсивно. Огненный ореол над головой тоже погас, а несуществующие пылинки престали вспыхивать яркими угольками в воздухе.

— Ну, вот! — Я радостно улыбнулся. — Так-то оно куда лучше! Ты на нас не серчай, милок, — продолжил я ласково, словно маленького ребенка, успокаивать Якова, — что мы тебе в твоем же Убежище сделать сможем?

— Смогли уже… — выдохнул пленник, покосившись на распахнутую дверь в его Ментальную «крепость». — Этот фриц едва-едва через пробитую щель просочился, хотя стену больше полугода долбил. А вы… — он на мгновение запнулся, не сумев сходу нас обозвать, — аристократы хреновы, прямо по-хозяйски, как и привыкли, за пять минуть настоящую дверь сообразить умудрились!

— Послушай меня, Яша, — я подошел к дивану и, по-стариковски кряхтя, неуклюже уселся на скрипнувшую кожей мягкую подушку, — ты уж прости меня, старика. Дедушка старенький, дедушке сто лет, и дедушка давно уже выжил из ума…

— Вам действительно сто лет, уважаемый Гасан Хоттабович Абдурахманов? — спросил, видимо, сразу не поверив Яков.

— Сто два, если быть точным. — Кивнул я, откидываясь на высокую спинку дивана. А память у паренька неплохая, не самое простое имя запомнил с первой попытки. Но следующий вопрос сразу расставил все по местам:

— Хорошо, многоуважаемый аксакал, — пристально глядя мне в глаза, произнес Яков, — насчет возраста я вам, так и быть, поверю. Я привык уважать старших — отец научил. Только объясните мне одну вещь: зачем вам понадобилось называться именем главного героя одной детской книги? Она случайно попала мне в руки перед самой войной — мелкие на даче забыли, а я прочитал. Так вот, звали этого героя…

— Гасан Абдурахман ибн Хоттаб, — не переставая улыбаться, перехватил я инициативу в свои руки. — А по-простому — старик Хоттабыч. Этого героя ты имел ввиду, Яша?

— Так вы тоже читали эту книгу? — Удивленно приподнял брови Джугашвили.

— Нет, староват я для таких развлечений — зрение подводит, что никакой Лекарь не берется его поправить, — «огорчил» я своим «признанием» Якова. — Но мне об этой книге рассказывали.

Вот и пришел черед испытать заготовленную легенду. Самое смешное, что это легенда для своих, таких вот, как Яков. А фрицам и без того, я думаю, известно, кем я являюсь на самом деле — возрожденным в Рипейских горах Асуром Святогором. Робка об этом рассказал, он-то, как раз, и присутствовал при моем «втором рождении» в данной суровой ипостаси. Он единственный, кто выжил в той кровавой бане, что я устроил всем этим говнюкам.

— Но таких совпадений не бывает! — немного раздраженно воскликнул Джугашвили.

— А я и не говорил, что это совпадение, — парировал я выпад Яши в мою сторону.

— Тогда как? — Узник вновь напрягся, «пылинки» опять загорелись — он мне не верил, как, впрочем, и всем остальным собравшимся в его Ментальном Пространстве.

— Все очень просто, Яша, — я обезоруживающе улыбнулся, — в начале столетия я проживал в Минске, где познакомился с очень смышленым пятилетним мальчиком — Лазарем Гинзбургом, сыном хозяина скобяной лавки, по счастливой случайности, расположенной неподалеку от моих апартаментов. Используя свой Дар, я частенько веселил окрестную детвору, показывая «фокусы». Уже тогда я был совсем не молод, и казался тем ребятишкам древним стариком. А кому-то даже и трехтысячелетним джинном, вылезшим из кувшина…

— Так этот мальчишка — Лазарь Гинсбург и писатель Лазарь Лагин одни и тот же человек? — До Якова начал доходить смысл моей легенды. — И не вы взяли имя героя книги, а герой книги обрел имя благодаря вам… Так вы — прототип Хоттабыча? — наконец выдал он нужное мне предположение.