Он рассказал о том, как впервые увидел маму. Заплаканную, стоящую с сумками на вокзале. И просто не смог пройти мимо. Он рассказал о том человеке, который бросил ее, узнав о беременности. Просто вышвырнул из дома, как ненужную вещь. Без средств к существованию, без надежды на счастливое будущее.
Он рассказал историю нашей семьи, о которой я не знала, о которой даже не могла предполагать. Со всеми взлетами и падениями, с предательствами и, наоборот, неожиданными знакомствами, переросшими в крепкую дружбу. О родственниках, которые были готовы идти по головам ради того, чтобы урвать лишнюю копейку и об абсолютно посторонних людях, которые шли навстречу, не требуя ничего взамен.
Отец спас маму, когда она оказалась в практически безвыходной ситуации. Мама спасала его всю дальнейшую жизнь.
Их развод не был концом отношений. Он стал началом нового этапа.
Не сомневаюсь, что когда-то родители были влюблены друг в друга, однако это чувство не переросло в любовь. Из него выросло нечто иное. Безграничная преданность и уважение к друг другу.
И теперь я была совершенно уверена в том, что никакие штампы в паспорте не изменят этого.
Уже глубокой ночью, прощаясь с отцом на пороге, я осмелилась задать ему еще один волновавший меня вопрос:
— А как же Ирина Николаевна? Что теперь с ней?
За то время, пока я пробыла у папы, я не смогла найти в его просторной квартире ни одной женской вещи, никакого намека на то, что он жил не один.
— А что с ней? — отец улыбнулся самыми уголками губ.
— Ну, из-за всей этой ситуации…
— Регина, — папа вздохнул и серьезно посмотрел на меня. — Мне жаль, что все сложилось именно так, что вся правда выяснилась именно таким образом. Дети не должны страдать из-за неправильно принятых решений их родителей. Я надеюсь, что ты нас за это простишь. Вы нас простите. Не завтра, не послезавтра… Однако пройдет время, и все встанет на свои места. У всех…
А уже в следующее мгновение у него зазвонил телефон, Сергей Валентинович сообщил, что подъехал.
По пути домой папин охранник был молчалив. С его опытом и проницательностью, он, конечно же, безошибочно понимал, что я уже успела выяснить правду, однако не спешил разговаривать на эту тему.
Я тоже не торопилась начинать беседу. Больше размышляла. О произошедшем, об услышанном. О нашем утреннем разговоре и о моих претензиях о том, что Сергей Валентинович не рассказал ничего мне.
А потом все вдруг стало кристально ясно. Мужчина, сидевший за рулем был до мозга костей, до последнего вздоха человеком отца. Человеком, который был предан именно ему.
И все мое желание выяснять что-то, доказывать свою правоту, задавать вопросы, которые так и останутся без ответов, лопнули, как мыльный пузырь.
Потому что в жизни каждого человека должен быть тот, кому можно безгранично доверять. И я совершенно точно не буду пытаться отобрать у папы такового. Тем более, что это совершенно бесполезно.
О том, что спать, когда от волнения хочется ходить кругами по комнате, прыгать и кричать, практически невозможно, я узнала еще в половину шестого утра. Просто открыла глаза и уставилась в потолок, понимая, что больше не смогу провести лежа и минуты.
Приняла душ, сварила кофе, сделала завтрак. Обычно этот ежедневный ритуал в неторопливом ритме мог занять и час, но только не сегодня. Через двадцать минут я уже успела расправиться с яичницей и теперь крутила в руках нагревшуюся чашку, вдыхая терпкий аромат.
Конечно, я не собиралась звонить Андрею прямо сейчас.
Даже не так, я вообще не собиралась ему звонить. Кажется, тот этап, когда можно было начать диалог с телефонного разговора я упустила еще несколько недель назад.
Я собиралась поехать к нему.
От одной этой мысли пульс учащался. От того, что мы вновь увидимся. От того, что я смогу заглянуть ему в глаза.
Но уже в следующее мгновение меня настигал страх. Страх того, что он может просто отвернуться от меня, не пожелать выслушать, оттолкнуть.
Сердце пропускало несколько ударов, но я изо всех сил старалась себя успокоить. Он так не сделает…
Я с трудом дождалась, пока стрелки часов перевалят за 9 утра. Старательно уложила волосы, нанесла макияж, погладила одежду и, собравшись, еще несколько минут крутилась перед зеркалом, одновременно желая заплакать и рассмеяться.
Осталось сделать последний шаг.
Принцесса завелась с первого раза, и я невольно вспомнила историю нашего знакомства. Господи, такое чувство, что с того момента прошла уже не одна тысяча жизней.
Еще раз улыбнувшись самой себе, с волнением взялась за руль, чтобы через пару минут выехать со двора и направиться в сторону дома, где жил Андрей.
По мере приближения, мое волнение росло. Невозможно просто взять и приказать себе перестать бояться и переживать после всего того, что произошло.
Мне повезло, дверь подъезда оказалась открытой, выходившая на улицу женщина любезно придержала ее, позволяя мне войти. Я же, изо всех сил заверяя себя в том, что это знак, быстро прошмыгнула внутрь.
Вселенная сама подталкивала меня в правильном направлении, значит, я просто не имела права медлить.
Однако, протянув руку к кнопке звонка, я все же замерла. Буквально на мгновение, чтобы в миллионный раз повторить себе фразу о том, что все обязательно будет хорошо. После чего решительно надавила на кнопку, зажмурив глаза.
Прошла секунда, еще одна, еще десять, но ничего не произошло. Тогда я позвонила вновь. Вновь и вновь. И, пожалуй, продолжила бы так стоять и дальше, надавливая на кнопку, если бы в какой-то момент не открылась дверь соседней квартиры.
— Да понятное ж дело, что дома никого нет! Чего ты трезвонишь? — без особой любви поинтересовалась женщина пенсионного возраста, выглянувшая на площадку.
Эти слова меня отрезвили. Я еще несколько секунд непонимающе смотрела на звонок, а потом сообразила, что мне действительно никто не откроет.
— Простите. — проговорила, обернувшись. — А вы не знаете, где Андрей? Ну, парень, который здесь живет.
— Что я по-твоему, слежу тут за всеми? — фыркнула соседка Ионова и, окинув меня еще одним недобрым взглядом, скрылась в квартире.
Вернувшись в машину, я уже начала проклинать себя за глупость. Конечно, нужно было сперва позвонить Андрею. С чего я вообще взяла, что он окажется дома?
Некоторое время я задумчиво крутила мобильник в руках, а потом отложила. Все же до автосервиса было рукой подать, а я по-прежнему считала, что нам предстоит отнюдь не телефонный разговор.
И вновь эти качели на протяжении следующих пяти минут. Предвкушение, страх, надежда и… И непонимание, потому что автосервис был закрыт.
Припарковав Принцессу недалеко от въезда в боксы, вышла из машины и подошла ко входу. Никаких объявлений или пояснений, почему «Крутая тачка» не работала. На всякий случай дернула за ручки входных дверей в оба бокса и дошла до мойки.
Ничего и никого.
И вот теперь, сидя в салоне, смотря на закрытый автосервис, я понимала, что позвонить все-таки придется. Чувствуя дрожь в пальцах, достала мобильник из подстаканника, куда бросила его несколькими минутами ранее, и разблокировала экран.
Уже даже не пытаясь сдержать волнение, потому что состояние неопределенности начинало все больше удручать, открыла записную книжку и нашла нужный контакт.
Легкое движение пальцами, сдавленный вздох и механический голос на том конце провода, сообщающий о том, что аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети.
Я не сразу смогла поверить. Возможно, какая-то ошибка, сбой на линии. Мало ли проблем может быть с этой связью.
Нажала вызов еще раз. Потом еще и еще. Как и с входной дверью, пока в какой-то момент я все-таки не поняла — он не ответит, не появится на связи.
Я почувствовала обиду, которая уже в следующий момент переросла в гнев. В гнев на саму себя, на собственную глупость и несостоятельность.