– А если он сразу, с порога, ударит тебя?

Таня пожала плечами:

– Тебе придется следить за обстановкой.

– А если он ударит ножом?

– Но ты ведь слышал – Валера рассказывал: он сначала связывает свои жертвы, а потом только начинает их мучить…

– А если он сразу полезет к тебе – как мужчина?

– Но ведь Валера говорил, что он импотент и у него ни с одной из жертв никогда ничего не было.

– А все-таки – если?..

– Не знаю. – Татьяна зябко обняла себя за плечи. – Наверное, тогда я закричу.

Синичкин прошелся по квартире, выглянул в окно за жалюзи. По улице, освещенной молочным светом фонарей, проезжали редкие машины.

– Таня, можно спросить?

– Смотря что.

– Тебе не страшно?

– Еще как! А тебе?

– Страшно. За тебя. Может, ну ее к бесу, эту ловлю на живца? Может, вызовем ребят с Петровки? У нас еще час времени, они успеют приехать. Они просто возьмут его, этого извращенца, и потрясут. Зато – минимум риска. А?

– А если он уйдет в несознанку?

– У наших ментов мощные методы. Душу из него вытрясут. Прямо тут.

– А если его папаша, этот генерал ФСБ, прознает, что мы здесь засаду устроили? И догадается – на кого засада? И приедет раньше ментов?

– Откуда он узнает! Мы же на Петровку будем звонить, а не в ФСБ.

– А ФСБ у нас все знает. И то, что происходит на Петровке, – тоже. Нет уж, Пашенька, милый!.. Давай доведем это дело до конца. Вдвоем. Без всяких ментов.

Ведь ты же мне обещал. Сдержи свое слово, ладно?

Синичкин набычился и пробурчал:

– Хорошо.

* * *

– Ну, где она?

– Я не знаю.

– Говори, говори, говори!

Удары посыпались один за другим. Он закрыл голову руками. Захрипел:

– Не надо… Прошу вас… Пожалуйста… Перестаньте…

Один из мучителей дернул другого за рукав.

– Осторожней, Кобылин. Не перестарайся.

– Да пошел он!.. Черт, я руку об него разбил…

Он рыдал у их ног – уже сломленный, уничтоженный, жалкий:

– Ну не надо! Не знаю я ничего! Не видел я ее!

– Слушай, гнида!.. Ты мне надоел. Сейчас я включаю в сеть утюг, и.., будет очень больно. Очень. На стену полезешь. Я тебе обещаю.

А он все валялся у них в ногах и плакал:

– Ну не знаю я ничего!

– Давай, Кобылин, тащи аппарат.

– А-а, чтоб тебя!

Кобылин в сердцах разогнался, прыгнул – и обеими ногами ударил человечка в голову. Тот дернулся, страшно закричал, откатился, замер.

Кобылин нагнулся к нему, потряс:

– Еще ? Хочешь еще ?

– Не надо… Не надо… – Лежащий захлебнулся слезами. Из носа потекла струйка крови. – Я знаю… Знаю, где она. Я все скажу… Она… Она…

* * *

Без четверти три ночи у Таниного подъезда в свете ночного фонаря появился мужчина. Спустя минуту у нее зазвонил мобильный телефон.

– Господи, я так боюсь… – прошептала она и перекрестилась.

Сняла трубку. Сквозь просвет жалюзи они видела, как мужчина, стоящий внизу, говорит в мобильник.

– Привет, это Василий.

– Здравствуй, Васечка.

Таня сделала усилие, чтобы голос не дрожал. Кажется, у нее это получалось плохо. Даже с высоты второго этажа мужик под окном казался ей огромным.

– Я пришел к тебе, Танюшка. Впускай.

– Сейчас. Минуту. Я не одета.

– Ну, так тем более впускай! – хохотнул мужик.

Татьяна сделала нетерпеливый жест в сторону Синичкина: давай, мол, прячься.

Павел обратил внимание, как она побледнела, как заострились черты ее лица.

– Давай, дорогой, – вымученно проговорила Таня в трубку. – Заходи не спеша. Второй этаж. Квартира пять. Код двадцать один пятьдесят три.

– Лечу!

По разговору Тане показалось, что ее гость поддавши. И еще что-то было в нем… Что-то странное…

Чего не должно было быть… Она не могла понять, что именно… Слишком уж сильно волновалась.

Павел бросил ей:

– Таня, не спускай с него глаз. Кричи сразу же.

Нет – за секунду до «сразу же». – И он скрылся в стенном шкафу.

Татьяна прикрыла створки так, чтобы оставить Пашке щелочку для обзора.

И в этот момент в дверь грянул нетерпеливый звонок.

* * *

Валерий Петрович Ходасевич сидел на лавочке рядом с бараком и курил.

Ночь простиралась над Россией: над Москвой, над Мележем, над всеми полями, особняками и бараками.

Млечный Путь раскинулся на полнеба. Два спутника одновременно летели в две разные стороны.

Валерий Петрович закурил очередную сигарету – и тут наконец-то вспомнил. Вспомнил, что ему приснилось и что он напрочь забыл при пробуждении.

Вспомнил – возможную разгадку и то, какой чудной и странной показалась она ему во сне. Не может быть!

А почему, собственно, не может?

Он втоптал в землю окурок и бросился в свою барачную комнату – одеваться.

* * *

Василий Павлович Еремин, сын генерала ФСБ, художник и предполагаемый сексуальный маньяк, оказался настоящим громилой.

Рост – под два метра. Косая сажень в плечах. Ручищи – как у молотобойца. Рыжая, плохо постриженная борода, придающая внешности нечто разбойничье.

– Проходи, – предложила Таня. Ее всю колотило, и она молилась, чтобы маньяк не заметил, как она волнуется.

Гость, впрочем, тоже выглядел слегка смущенным.

От него исходили волны перегара.

– Обувку сымать? – спросил Василий.

– Нет. Так проходи.

Таня инстинктивно отступила в самый дальний конец комнаты, к окну.

Гость, нагнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел в комнату.

– Чай? Кофе? – автоматически спросила Татьяна.

– Нет. Вот от водички не откажусь.

Он тяжело плюхнулся на диван. Тот жалобно скрипнул под его весом.

«А сможет ли с ним справиться Паша?»

Таня достала из холодильника минералку, из серванта стакан. Руки подрагивали. Она вскрыла бутылку.

Налила воду. Бутылка звякала о стекло. Вода пролилась. Таня закусила губу. От страха ей хотелось закричать. Заорать – бессмысленно и громко, заколотиться, убежать.

Все время, пока она наливала воду, гость осматривал ее с ног до головы – как вещь, как породистую лошадь.

Татьяна поставила перед ним стакан на журнальный столик.

– А ты красивая, – пробасил гость.

– Знаю, – коротко ответила она, но голос все равно успел дрогнуть.

Он схватил ее за кисть.

– Иди ко мне!

Он дернулась, вырвалась.

– Ты чего?

– А деньги? – выкрикнула она, отступая к окну.

– Ох, горяча, – усмехнулся гость. – Я, пожалуй, на ночь останусь. Сколько будет стоить?

– Нет! – выкрикнула она.

– Почему?

– Мы договаривались на час – значит, на час.

– Что, другого ждешь? – Пьяный гость тяжело набычился.

– Нет. Просто… Устала. Спать хочу.

– Да ладно, подумаешь – ночь не поспишь. Это ж твоя работа, шлюха.

– Попрошу без оскорблений.

– А чего я сказал?

– Ладно, проехали. Деньги на стол.

«Что-то совсем не то, – металось в голове у Татьяны. – Не то и не так. Я не ждала, что он окажется таким. И что теперь будет?»

Мужик полез в бумажник Он оказался набит деньгами, зелеными и российскими.

– Долларами платить? – усмехнулся он. – Или в рублях по курсу?

– Лучше долларами.

Гость выложил на стол пять сотенных бумажек.

– Будешь шевелиться, получишь на чай. Ну, чего стоишь?

– А что делать?

– Ты че, дура? Раздевайся!

* * *

Танин отчим, Валерий Петрович, быстрым шагом вошел в райотдел мележской милиции.

Дежурный старлей даже головы не поднял от кроссворда.

– Я полковник ФСБ Ходасевич! – прокричал запыхавшийся Валерий Петрович. – Мне срочно нужен компьютер.

Старлей лениво оторвался от газеты.

– Удостоверение ваше предъявите, пжалста.

* * *