— Ну, сегодня вечером, когда я заехала за тобой, он выглядел очень злым.

Я делаю глоток и улыбаюсь с соломинкой во рту. Он был взбешен. Большую часть дня я провела в постели. Потом около пяти спустилась на кухню и приготовила замороженную пиццу. Кентона поблизости не было, поэтому, поев, я вернулась наверх. Я немного почитала, потом отправила электронное письмо Сиду, когда не смогла заставить себя позвонить. Около восьми начала готовиться к выходу, зная, что Тара заедет за мной в девять тридцать.

Когда я вышла из своей комнаты в начале десятого, Кентон уже стоял на верхней площадке лестницы. Он повернул голову, наши взгляды встретились, и мое тело затрепетало от его взгляда. Я бы даже не назвала это голодом — это было нечто большее. Его глаза впились в меня.

Я знала, что он видит: на мне было черное платье без бретелек, которое облегало тело, как вторая кожа. Черные туфли-лодочки на четырехдюймовых шпильках обвивались вокруг моих лодыжек. Волосы подняты на макушке, и короткие пряди обрамляли лицо. На мне было минимум макияжа, но на губах — темно-красная помада.

— При… — я начала было здороваться с ним, когда он снова посмотрел на меня, но мужчина открыл дверь в свою комнату и захлопнул ее за собой. Я постояла там секунду, а затем отвернулась от его закрытой двери и спустилась вниз. Когда десять минут спустя приехала Тара, Кентон примчался вниз, как пещерный человек.

Прежде чем я успела выйти и закрыть за собой дверь, он потянул меня за руку внутрь, закрыл дверь и поцеловал. Это был не сладкий поцелуй, а грубый, агрессивный, от которого у меня перехватило дыхание. Когда его рот оторвался от моего, его разгоряченный взгляд был все еще приклеен к моим губам.

— Она не стерлась, — пробормотал он. Я понятия не имела, о чем он говорит, и тут его большой палец коснулся моей нижней губы. — Черт! — Он посмотрел мне в глаза, и я застыла на месте; все, что могла делать — это смотреть на него. — Почему твоя чертова помада не стирается?

— Она суперстойкая, — прошептала я, встряхивая головой. Я сделала шаг назад, и его глаза сузились.

— Мне это не нравится, — проворчал он.

— Что?

— Твои волосы, каблуки и этот ротик, — он покачал головой и провел рукой по своим и без того растрепанным волосам. — Мне все это не нравится.

Я прищурилась и открыла дверь.

— Чертовски плохо, — бросила я через плечо, спускаясь по ступенькам с крыльца. Я открыла дверцу машины Тары, быстро забралась внутрь и захлопнула ее, только чтобы увидеть, как он взбесился, когда я пристегнулась ремнем безопасности.

— И что же ты сделала, чтобы вывести его из себя? — спрашивает Тара, снова выводя меня из задумчивости.

— Не представляю. Этот человек сбивает с толку. То он целует меня, то жалуется на мою помаду.

— А что не так с твоей помадой? — спрашивает Дерек, присоединяясь к нам в баре.

— Понятия не имею, — повторяю я, обнимая его и Стэна.

— Хорошо, потому что ты выглядишь горячо, а твоя помада еще горячее, — говорит Стэн, наклоняясь через стойку, чтобы подозвать бармена. Я слегка улыбаюсь ему и возвращаюсь к своему напитку.

— Ну и как поживает Мистер Грубый и Неотесанный? — спрашивает Дерек, забирая пиво, которое протягивает ему Стэн.

— Кто? — переспрашиваю я.

— Ну, знаешь, парень из отделения неотложной помощи, — уточняет он.

— Тот, кому не нравится ее помада, — неожиданно добавляет Тара.

— Уверен, что это не так, — говорит Стэн с понимающей улыбкой.

— Да что не так с помадой-то? — я провожу пальцами по губам, жалея, что накрасилась ею.

— Девочка, ты же не дура. У меня нет члена, но даже я знаю, что, когда мужчина видит женщину, похожую на тебя, с красной помадой, которая заставляет ее губы выглядеть полнее, все, о чем он может думать, — это засунуть кое-что между ними.

— Ты сейчас пошутила, — я хмуро смотрю на нее.

— Это правда, деточка, — говорит Дерек.

В моей голове мелькают образы некоторых женщин, которых я видела в Вегасе, тех, кто продает себя, все они с ярко-красными губами и томным взглядом.

— Мне нужно в туалет, — я встаю и даже не жду Тару, когда она окликает меня. Бегу в уборную и отчаянно вытираю губы, пытаясь избавиться от помады.

— Отэм, прекрати. Что ты делаешь?

Слезы подступают к моим глазам, и я кусаю внутреннюю сторону щеки, пытаясь побороть их. Я снова и снова вытираю рот, но цвет не уходит, что бы я ни делала. Дурацкая стойкая помада!

— Отэм, пожалуйста, остановись, — на этот раз Тара говорит тише, ее руки тянутся к моим губам.

— Я просто хочу её стереть.

— Ты же знаешь, что мужчины всегда думают только об одном, независимо от того, пользуешься ты губной помадой или нет. Некоторые парни — придурки. Ты красивая и милая. Пожалуйста, не позволяй такой глупости, как губная помада, испортить нам вечер.

Я останавливаюсь на секунду, позволяя ее словам впитаться в сознание, и делаю глубокий вдох.

— Спасибо, — говорю я, убирая салфетку ото рта.

— Мы друзья, и именно это делают друзья.

Приятно дружить с женщиной, с той, кто знает, через что я прохожу, с кем я могу поговорить о глупых вещах, о которых болтают женщины, как показывают по телевизору.

— Ну что, готова допить наши напитки? — спрашивает она, вызывая у меня улыбку.

— Да, — немедленно отвечаю я.

Смотрю в зеркало, быстро убеждаясь, что выгляжу нормально, и выхожу из уборной следом за ней.

Когда мы подходим к бару, оказывается, что Дерек и Стэн куда-то исчезли.

— Ты их где-нибудь видишь? — спрашивает Тара, вытягивая шею, чтобы лучше видеть толпу на танцполе.

— Нет, — я оглядываюсь, но здесь так много людей, что я не могу даже пошевелиться, не наткнувшись на кого-нибудь. — Ой, погоди, кажется, я их вижу.

Я хватаю Тару за руку и веду ее через толпу туда, где, как мне кажется, я заметила Стэна и Дерека.

Оглядываюсь через плечо, когда она останавливается как вкопанная, заставляя меня пошатнуться на каблуках. Я спрашиваю ее, что случилось, но она кричит во всю глотку:

— Я обожаю эту гребаную песню!

Я кусаю щеку изнутри, чтобы не рассмеяться над ней. Песня называется «Sexy and I Know It», и как бы она ни нравилась людям, сомневаюсь, что кто-то действительно ее обожает.

Когда Тара начинает танцевать, я не могу сдержаться и смеюсь. Ее длинные светлые волосы прыгают во все стороны. Ее лицо — маска сосредоточенности, а руки выглядят так, будто она танцует джайв.

— Потанцуй со мной! — она вскидывает руки в воздух и поворачивается, закрывая глаза.

Я оглядываюсь и вижу, что все вокруг меня танцуют; никто даже не смотрит, что делает Тара. Я начинаю слегка двигать бедрами, но, видимо, этого недостаточно для подруги, которая хватает меня за обе руки и начинает кружить вокруг себя.

— Тара, прекрати! — кричу я, когда мы кружимся. Ноги едва держат меня в вертикальном положении.

— Не будь занудой и танцуй, сучка! — кричит она мне в ответ. Без предупреждения она отпускает мои руки и начинает извиваться в такт музыки.

Я смеюсь, но присоединяюсь к её покачиваниям, а затем ударяюсь бедром о ее бедро, когда песня меняется на Ke$ha «Your Love is My Drug». Мы начинаем прыгать, вскидывать руки вверх и кружиться.

Я так сильно смеюсь и так весело провожу время, что даже не осознаю, что нахожусь в центре огромной толпы людей, и все они остановились, чтобы посмотреть на нас. Когда песня заканчивается, мы обе немедленно замираем и оглядываемся.

— Жги, детка! — кричит Тара, заставляя меня опустить голову и тихо прошептать:

— О Боже.

— Ты живешь только раз. К черту всех, — говорит Тара, пожимая плечами, прежде чем схватить меня за руку и потащить к бару.

— Эй, а вот и Дерек. — я указываю на другую сторону бара, где сидят Дерек и Стэн, оба с широкими улыбками на лицах.

— Вы двое выглядели…

— Безумно, я знаю, — отрезала я, забирая у него бутылку с водой и выпивая ее большими глотками.

— Я хотел сказать горячо, крошка, — со смехом поправляет Дерек. — Счастье тебе идет, малышка, — говорит он мне, притягивая меня к себе.