Иногда Марта задумывалась, не лучше ли вкладывать деньги в искусство, нежели тратить их на рестораны? Неплохая мысль. А вместо того, чтобы идти во французский ресторан, можно слетать во Францию и поесть там. И все-таки, хотя Марта и понимала, что цены стали просто безумными, ей не терпелось посетить «Зеленый омар». Только самые богатые и знаменитые получали возможность туда попасть. Известно, что метрдотелю случалось отказывать даже лауреатам Пулицеровской премии.
Во всем Нью-Йорке только и разговоров было что об этом ресторане: каждому хотелось заполучить там столик. Такой ажиотаж объяснялся тем фактом, что все в «Зеленом омаре» — от интерьера до еды — было зеленым. Помимо приверженности ко всему зеленому здесь исповедовался принцип «никакой жестокости», то есть, заказывая мясо или рыбу, посетитель мог быть уверен — животные, из которых блюда приготовлены, умерли легкой, безболезненной смертью. Специалисты сумели разработать особые технологии, позволяющие, к примеру, так умертвить омара, чтобы он ничего не почувствовал.
Марта попросила Мэтта включить кондиционер. Конечно, на улице был мороз, но спертый воздух в салоне нагрелся до такой степени, что Марту бросило в пот (она так и не сняла накидку из шахтуша). Ну вот, для полного счастья ей не хватало только пятен под мышками!
Когда струи холодного воздуха хлынули в салон, Марта испытала облегчение. Она вдохнула, выдохнула, расслабилась — и головная боль ослабила тиски, но левый глаз по-прежнему давал о себе знать: казалось, он сейчас выкатится из глазницы прямо на щеку. Сердцебиение участилось — должно быть, из-за небольшого количества сахара, содержавшегося в виски и жвачке. Марта запаниковала: что у нее с мозгами? Почему она перестала контролировать ситуацию? А что если это не обычный приступ паники, а нечто более серьезное?
Она даже подумала, не позвонить ли Франсин, своему психотерапевту. Франсин провела бы с ней свою «часовую» (на самом деле — пятидесятиминутную) беседу по телефону за триста долларов. Может, лучше позвонить маме, Афине Люсиль Саркис-Слоун? Это не будет стоить ни цента.
Донорская яйцеклетка… Как он посмел, этот доктор Хитциг, сперва заставить Марту дожидаться долбаного приема в надежде, что вскоре она забеременеет и родит, а потом заявить ей, что яйцеклетку придется взять у донора? «Донорская яйцеклетка, — в ярости думала Марта, — нет уж, клянусь своей задницей, никаких доноров! Небось в качестве донора предложит мне студентку какого-нибудь заштатного колледжа — да ни в жизнь!» Интересно, сколько dollaros, сколько лир, сколько нулей пришлось бы заплатить за яйцеклетку, которая, без сомнения, являет собой отбракованный генетический материал?
Ну, и что теперь? Марта уже так настроилась сообщить Дональду хорошие новости: «Котик, можно не волноваться. Мною займется доктор Хитциг, а у него не бывает осечек…» Она заготовила целую речь, собираясь произнести ее за бокалом «Вдовы Клико». О нет, только не это: Марта забыла бутылку в холодильнике, и теперь, если, конечно, она доберется до Джесси, ей придется пить то, что пьют они. А как же безалкогольное шампанское для Клер? Она забыла и о нем. Марта теряла контроль над собой и над ситуацией, что было совсем на нее не похоже. Надо срочно… немедленно взять себя в руки.
Неужели начинаются провалы в памяти? Подумать только! У нее, Марты Стефани Гарбабедян-Саркис-Слоун, никогда ничего не забывавшей, начинаются провалы в памяти! Может, это болезнь Альцгеймера? Или обычный приступ паники? А может, какая-то новая и ужасная реакция организма на повышение уровня сахара в крови? Такое ощущение, что черепная коробка просто раскалывается… Заглянув в записную книжку, Марта сделала отметку: «Позвонить диетологу». Возможно, все из-за солода.
Хитциг обращался с Мартой так, словно ей одна дорога — на свалку. Как он назвал ее? — «Старая первородящая»? Но оказалось, что она и для этой роли не годиться… Ладно, просто сегодня не ее день, не ее вечер. Может, причина невезения в том, что Луна в Сатурне? Судя по гороскопу, Марта не должна была предпринимать в тот день каких-либо серьезных шагов, а она не послушалась, и вот что из этого вышло. Вообще-то она не верила во всякую астрологическую чепуху, если только гороскоп не был составлен серьезным специалистом, но сегодня она почувствовала: какой-то чудовищный вселенский механизм работает против нее.
Возможно, Марте следовало отказаться от визита к Джесси, собраться с силами, поехать прямо в «Зеленый омар» и спокойно ждать Дональда. А повод для радости у них всегда найдется.
Марта взяла телефон и позвонила матери.
— Мамочка, — выпалила она. — Доктор говорит, что мои яйцеклетки слишком старые.
Слава богу, Афина Люсиль Саркис-Слоун ответила сразу же. Марта с удовольствием представила себе комфортабельные апартаменты матери («Гасьенда в Хартсдейле», дом для обеспеченных пожилых людей в фешенебельном Вестчестере). Что-то звякнуло: вероятно, мама только что отложила костяшки маджонга или тюбик с пилюлями. Настольная игра и лекарство давно уже стали двумя ее тотемами, неотъемлемыми элементами ее жизни в «Гасьенде».
Для Марты имел огромное значение тот факт, что благодаря своему нынешнему семизначному доходу она смогла должным образом позаботиться о жилищных условиях матери. Вообще-то, ей удалось перевезти в этот «эксклюзивный» дом обоих родителей, но отец умер в тот самый день, когда въехал туда. О, эти роскошные апартаменты «Герцог и герцогиня» с отделкой цвета лимона и авокадо… В честь переезда Марта подарила отцу новые клюшки для гольфа, но он так и не успел ими воспользоваться.
Марта вздрогнула, вспоминая Эмира Саркис-Слоуна. На мгновение образ отца возник у нее перед глазами, она словно наяву увидела его выступающую челюсть и низкую линию волос на лбу. (Весьма некстати Марта унаследовала от него эту линию и усиленно боролась с ней при помощи электролиза.) Надо сказать, буйная растительность усиливала брутальное обаяние Эмира. Одна из его черных бровей была вечно сердито изогнута, а глаза пылали черным огнем — гнева? вожделения?
Отец Марты прожил невероятно бурную жизнь, неслучайно его идеалом был грек Зорба. Эмир поистине «сделал себя сам» и привык одерживать победы над всем, что препятствовало удовлетворению его желаний. Занимаясь торговлей коврами, он содержал не только семью, но и трех постоянных любовниц, а уж сколько у него было случайных связей (иногда чуть ли не с проститутками), одному богу известно. Казалось, Эмир заселил своими содержанками почти весь Куинс.
Когда Марта закончила бизнес-колледж, у них с отцом началась война, причем сражались они почти на равных. Он хотел, чтобы дочь работала на него, а она хотела начать свое дело. Марта вспомнила, как они кричали и швыряли друг в друга туфли в его кабинете, когда он лишил ее содержания. Вот тогда-то, стремясь преодолеть патриархальный гнет, она ушла из дома и поселилась в «Тереза-хаусе».
По поводу отношений с отцом ее мать всегда говорила только одно: «Выказывай ему уважение».
«Выказывай ему уважение». Марта последовала совету матери. Конечно, она так и не подчинилась воле отца, но он сам простил ее, когда она разбогатела. Возможно, он даже уважал Марту за то, что она так похожа на него, — тоже «сделала себя сама». Когда отец состарился, она должным образом исполняла дочерний долг, и ее было не в чем упрекнуть, кроме бездетности. Дебби, сестра Марты, родила дочку, но Эмир хотел внука — Эмира-младшего, темноволосого отпрыска, который унаследовал бы состояние, нажитое торговлей коврами. Марте так и не удалось произвести на свет желанное дитя, зато она исправно выказывала отцу уважение, регулярно посещая его в конце жизни и молча выслушивая его бесконечные тирады.
Как ни странно, именно смерть Эмира помогла Марте получить более полное представление о его жизни. Когда отец умер, ей пришлось заняться его делами. Она разыскала его главных наложниц, занимавших уютные квартиры с будуарами и коврами. Эти «любовные убежища» были совсем не дурны, даже роскошны, с отличным метражом, но не без изъяна: вид из окон неизменно открывался на промышленные пейзажи восточного Нью-Йорка.
