— Еще нет, — сказал папа с жестокой улыбкой. — Я думаю, мы устроим ловушку для подражателя Калабрези. Николи Витоли должен увидеть, что бывает, когда он совершает налеты на собственность Ромеро и находит владельцев дома.

Я вскочил на ноги вместе с братьями по обе стороны от меня.

— Мы уезжаем? — с энтузиазмом спросил Энцо, и я не мог не рассмеяться.

— Я предполагал, что ты останешься здесь, Рокко, — сказал папа, тоже вставая. — Или ты предпочитаешь, чтобы Гвидо остался присматривать за твоей пленницей?

Гвидо практически эякулировал в штаны при этом предложении, и, клянусь, слюна даже потекла по его подбородку.

Я зарычал на него, оскалив зубы, чтобы напомнить ему о звере, который скрывался под моей плотью, и о том, кому принадлежит Слоан.

— Этот ублюдок не останется здесь с ней, — прорычал я.

— Ну, если кто-то из твоих братьев не захочет добровольно взять эту роль, тогда, думаю, это будешь ты, — сказал папа, пожав плечами.

— Или мы просто покончим с этим, чтобы не утруждать себя содержанием этой негодяйки, и убьем ее сейчас же. Это будет громким и ясным сигналом, — предложила тетя Кларисса, убирая с рукава пушинку.

Мой кулак сжался так сильно, что кожа на костяшках пальцев снова разошлась, и я открыл рот, чтобы откусить ей чертову голову, но Фрэнки опередил меня.

— Подумай об этом, Рокко, — сказал он, хлопнув меня по плечу, что было не только предупреждением, но и знаком солидарности. — Ты можешь остаться здесь наедине с Принцессой и придумать множество забавных способов, чтобы мучить ее. Целый дом в вашем распоряжении, и вы могли бы даже придумать способ выиграть то пари, которое мы заключили.

Я перевел взгляд на Энцо, когда он усмехнулся.

— Вы, конечно, могли бы убедиться, что я выиграю днем свободы, — добавил Энцо, подмигивая мне, как грязный старик. Без сомнения, он хотел бы вернуться сюда и узнать, что я трахал ее, и победа за ним.

Фрэнки явно думал, что достаточно подвергнуть Слоан моей победоносной личности в течение нескольких часов, чтобы отдалить ее от меня на всю жизнь и сделать его победителем, но я знал лучше. Маленькая принцесса устала играть свою роль хорошей маленькой девочки, которой ее заставил быть папа. Она хотела нарушить правила, а я всю жизнь жил без них. Если бы она хотела свободы, то я мог дать ей почувствовать вкус жизни в дикой природе. Конечно, когда все будет сказано и сделано, она по-прежнему будет принадлежать мне. Я рискну предположить, что быть собственностью Рокко Ромеро намного лучше, чем быть купленной и проданной, как призовая свинья на ярмарке, а потом ещё раз проданной в качестве невесты Николи.

Я фыркнул от смеха, и борьба вышла из меня. Папа игнорировал наши разговоры о ставках, как обычно не проявляя никакого интереса к играм, в которых мы втроем участвовали. Ему было все равно, как мы выполняли свою работу, значение имел только результат.

Гвидо казался гораздо более любопытным, но я игнорировал его, как будто его не существовало.

— Хорошо, — выдавил я, не слишком радуясь тому, что остаюсь. Хотя, как я полагал, это, наверное, было не самое худшее, что могло со мной случиться.

Слоан нужно было принять душ, и я начал думать, что если Энцо выиграет пари, это не будет самой ужасной трагедией в мире. При должном усилии, в течении часа я мог бы совратить ее, и заставить стонать подо мной.

Хотя эта идея привлекала меня, я хотел большего. Если бы она сдалась и трахнула меня, это могло бы остаться с ней, сбить ее с толку, заставить ее оглянуться на время, проведенное в плену, и подумать, что она сошла с ума. Но если я заставлю ее полюбить меня, она никогда не сможет отойти от этого и я ее уничтожу.

Я останусь с ней навсегда, преследуя ее сны и воспоминания, раня ее так глубоко, что это никогда не заживет. Если я подтолкну ее к сексу, это может разрушить мой план. Я хотел, чтобы она умоляла меня о разуме, теле и душе. И когда она отчаянно нуждалась в малейшей частичке моего внимания, я брал ее тело и разрушал ее так основательно, что она мечтала обо мне вечно.

Прошептанные слова Слоан пронзили мое сердце и навсегда оставили шрамы.

Ты мне нужен.

И я не собирался ее подводить.

Линия была прерывистой, но я слышал несколько ее отчаянных слов.

Снег, деревья, огромный дом, подвал, три брата Ромеро.

Дальше было немного, но это помогло мне сузить круг поиска. В моем списке осталось только пять домов, которые полностью соответствовали всем требованиям. И чтобы мне было еще легче, мои люди достоверно сообщили мне, что Фрэнки и Энцо Ромеро были замечены возле одного из их самых больших домов на окраине города.

Это было оно. Я был в этом уверен. Со мной было двадцать человек и Коко. И я собирался спасти свою невесту от Ромеро и убить всех одним махом.

Они не увидят, как я приду. Мы ринемся вперед, как непреодолимая сила, и они будут сожалеть о том дне, когда выступили против Калабрези.

Мы припарковали машины на улице к северу от огромного фермерского дома и пробирались через лес, пока шёл снег. В такую метель было трудно даже подъехать сюда, но я отказался ждать. Каждый день, когда они удерживали Слоан, был еще одним днем, когда ее могли пытать, оскорблять и унижать. Я не позволю этому продолжаться ни секунды дольше. Сегодня вечером я вырву ее из их лап.

В доме было темно, но тусклый свет за одной из занавесок заставил меня убедиться, что по крайней мере один человек дома. И я был уверен, что они попытаются скрыть свое присутствие, где бы они ее не держали. Они бы тряслись ногами от одной только мысли, что мы придем за ними. Так и должно быть.

Я держал пистолет в руке, а за спиной у меня была небольшая сумка, в которой сидел Коко, высунув голову, вдыхая холодный воздух и выискивая Ромеро. Я никогда не думал, что буду из тех, кто захочет собаку, но я должен был признать, что это маленькое животное покорило меня. Он был единственным, кто так же, как и я, был вовлечен в эти поиски, и я полюбил его верную компанию.

Мое сердце бешено колотилось в груди, когда я остановился перед чистой заснеженной лужайкой. Она была более фута в глубину и совершенно нетронута, но перед домом она была расчищена, и на подъездной дорожке стояли две машины. Они были здесь. Я чувствовал это своим нутром.

Я посмотрел по обе стороны от себя, где мои люди ждали моего сигнала в тени.

Кивнув, я вышел на снег.

Вокруг была тишина, и снег валил так, что застилал мне глаза, но дом, как безмолвная тень, манил нас.

Я поднял оружие и двинулся вперед, ледяной ветер хлестал и кусал лицо.

Когда мы приблизились к дому, было подозрительно тихо, и у меня по спине пробежали мурашки от плохого предчувствия.

Коко предостерегающе прорычал мне на ухо, и я замер, заметив движение у одного из окон наверху.

— Отступаем! — Заорал я, но было уже слишком поздно.

Раздались выстрелы, и мои люди закричали, полетели пули. Я прицелился в окно, где кто-то стрелял в нас из винтовки, выпустив всю обойму и разбив стекло.

Мои люди упали, крича в агонии и кровь забрызгала снег. У меня кончились боеприпасы и я запаниковал.

Все вокруг меня замерло, когда ветерок донес до меня жестокий смех. Мои люди умоляли, истекали кровью, у них были прострелены ноги, так что они не могли бежать или даже думать достаточно здраво, чтобы сражаться дальше, и я был единственным, кто остался стоять.

Яркий красный свет лазера ослепил меня, когда кто-то направил винтовку прямо мне в лоб, и я уставился на дом, вздернув подбородок и глядя в лицо смерти, как мужчина. Я подвел ее. И если это было моим наказанием, то это было наименьшее, чего я заслуживал.

— Привет, Николи! — позвал мужчина откуда-то из дома, и звук открывающейся двери привлек мое внимание. — Почему бы тебе не зайти, выпить и поболтать?