— Обо мне не беспокойся, верзила, Ищейка никогда не… А-а!

Его нога зацепилась за корень, он сделал неловкий шаг и спустил тетиву. Стрела просвистела рядом с головой Трясучки и воткнулась, дрожа, в соседнее дерево. Тут же Ищейка оказался на коленях в грязи, с незаряженным луком в руках, а над ним возвышался Трясучка.

— Дерьмо, — выругался тот.

Ищейка не сомневался: если бы Трясучка захотел, мог бы запросто разбить ему голову своим здоровенным кулаком.

— Повезло, что ты в меня не попал, — сказал Трясучка. — Теперь я могу опустить руки?

Конечно, Доу завел свою волынку сразу же, едва они вошли в лагерь.

— А это еще что за выродок, черт подери? — завопил он.

Доу широкими шагами подошел к Трясучке и смерил его свирепым взглядом, потрясая секирой. Наверное, они выглядели комично, поскольку Доу был на полголовы ниже, но Трясучку, похоже, это зрелище не позабавило. Еще бы.

— Это… — начал Ищейка, но не успел закончить.

— Какой длинный урод! Я не собираюсь говорить с каким-то выродком, задрав голову! Сядь, дубина!

И Доу толкнул Трясучку так, что тот шлепнулся на ягодицы.

Ищейка подумал, что парень держится неплохо. Он, конечно, крякнул, ударившись о землю, немного поморгал, потом привстал, опираясь на локти, и улыбнулся им снизу.

— Пожалуй, я лучше тут и останусь. Только не надо на меня злиться, ладно? Я не виноват, что вырос таким длинным. Так же как ты не виноват, что вырос мудаком.

Ищейка вздрогнул, уверенный, что Трясучка получит сапогом по яйцам за эти слова, однако лицо Доу вдруг скривилось в ухмылке.

— Не виноват, что вырос мудаком… Мне это нравится. Он мне нравится! Кто он?

— Его зовут Трясучка, — ответил Ищейка. — Он сын Гремучей Шеи.

Доу нахмурился.

— Но ведь Девятипалый…

— Второй сын.

— Да ведь он же еще…

— Посчитай.

Доу нахмурился, потом тряхнул головой.

— Черт. Давно это было.

— Он похож на Гремучую Шею, — послышался голос Тула, и на них упала его тень.

— Кровь и ад! — проговорил Трясучка. — Я думал, вы не любите высоких! Или он стоит на плечах у второго?

— Я один. — Тул наклонился и поднял его за руку, как упавшего младенца. — Прости за такое приветствие, друг. К нам редко приходят гости, а если приходят, то чаще всего становятся покойниками.

— Надеюсь, я буду исключением, — отозвался Трясучка, по-прежнему глазея на Грозовую Тучу. — А это, выходит, Хардинг Молчун?

— Угу, — буркнул Молчун, не поднимая головы: он осматривал свои стрелы.

— А ты Тридуба?

— Я, — ответил старый командир, уперев руки в бока.

— Ну что ж, — пробормотал Трясучка, потирая затылок. — Похоже, я нырнул в омут, ничего не скажешь. В омут… Тул Дуру, Черный Доу и… черт. Ты ведь Тридуба, точно?

— Точно.

— Ну ладно. Черт… Мой отец всегда говорил, что ты лучший из всех, кто остался на Севере. Что если бы он мог выбирать, за кем идти, он пошел бы за тобой. Пока тебя не побил Девятипалый, конечно, но это ничего не меняет. Рудда Тридуба, прямо передо мной…

— Зачем ты сюда пришел, парень?

Трясучка, судя по всему, не мог подобрать слов, поэтому Ищейка ответил за него:

— Он говорит, что за ним идут четыре десятка карлов и все они хотят перейти к нам.

Тридуба какое-то время глядел Трясучке прямо в глаза.

— Это так? Тот кивнул.

— Ты знал моего отца. Он думал так же, как ты, и я сделан из того же теста. Служить Бетоду мне не по вкусу.

— А если я считаю, что раз человек выбрал себе вождя, то должен держаться за него?

— Я всегда думал так же, — сказал Трясучка, — но ведь это палка о двух концах. Вождь тоже должен присматривать за своими людьми.

Ищейка кивнул сам себе. По его мнению, это было справедливо.

— Бетоду больше нет дела до нас, а может быть, никогда не было. Он теперь не слушает никого, кроме своей ведьмы.

— Ведьмы? — переспросил Тул.

— Ну да, эта колдунья — Кауриб, или как там ее зовут. Ведьма. Та самая, которая наводит туман. Бетод связался с темной компанией. А эта война — в ней нет никакого смысла! Инглия? Да кому она нужна, у нас и так полно земли! Он заставит всех вернуться в грязь! Пока не было другого вождя, мы держались за него, но когда прошел слух, что Рудда Тридуба жив и примкнул к Союзу… ну…

— Вы решили, что неплохо бы поглядеть.

— Мы сыты по горло. Бетод водится с какими-то странными людьми. Они с востока, откуда-то из-за Кринны — ну, знаете, со шкурами и костями; вообще-то их едва ли можно назвать людьми. У них нет ни законов, ни жалости, и говорят они так, что почти ничего не поймешь. Долбаные дикари. Бетод послал нескольких сторожить эту союзную крепость там, внизу, а они развесили все тела на стенах — вырезали на них кровавые кресты, выпустили кишки наружу и оставили гнить. Так не годится. Да еще Кальдер со Скейлом раздают приказания направо и налево, словно способны отличить дерьмо от каши! Словно хоть чем-то заслужили себе собственные имена, помимо имени отца!

— Сраный Кальдер, — прорычал Тул, качая головой.

— Сучий Скейл, — прошипел Доу, сплевывая на мокрую землю.

— Другой такой пары мерзавцев на всем Севере не найти, — сказал Трясучка. — А еще я услышал, что Бетод заключил сделку.

— Какую сделку? — спросил Тридуба.

Трясучка, повернув голову, сплюнул через плечо.

— Сделку с гребаными шанка, вот какую.

Ищейка остолбенел, и не он один. Это была недобрая весть.

— С плоскоголовыми? Но как?

— Кто его знает. Может, его ведьма умеет говорить с ними. Времена слишком быстро меняются, и это никуда не годится. Очень многие недовольны. Не говоря уж о Наводящем Ужас…

Доу нахмурился.

— Наводящий Ужас? Никогда о таком не слышал.

— Да где ты был? Сидел подо льдом?

Они все переглянулись.

— Было и такое, — отозвался Ищейка. — Было и такое.

— К вам посетитель, сэр, — пробормотал Барнам. Его лицо отчего-то было бледным как смерть.

— Это очевидно, — резко ответил Глокта. — Насколько я понимаю, именно он стучал в дверь.

Он бросил ложку в миску с супом, к которому едва притронулся, и угрюмо облизнул десны.

«Сегодня вечером у меня на редкость отвратительный повод пропустить трапезу. Признаться, мне не хватает Шикель, она прекрасно готовила. Жаль, что вдобавок пыталась меня убить».

— Ну и кто там?

— Это… э-э… это…

Архилектор Сульт нырнул под низкую притолоку, пригнув голову, словно боялся испортить безупречную белоснежную прическу.

«Ага. Я уже сам вижу».

Архилектор обвел тесную столовую угрюмым взглядом и скривился, как будто оступился и угодил в сточную канаву.

— Не вставайте, — бросил он Глокте.

«Я и не собирался».

Барнам напрягся.

— Не пожелает ли ваше преосвященство чего-нибудь…

— Прочь! — рявкнул Сульт, и старый слуга чуть не упал, устремившись к двери.

Архилектор смотрел ему вслед с испепеляющим презрением.

«Похоже, благодушное настроение нашей предыдущей встречи растаяло, как сладкий сон».

— Проклятые крестьяне, — прошипел архилектор, усаживаясь за узкий обеденный стол напротив Глокты. — Под Колоном еще одно восстание, и снова в гуще событий мерзавец Дубильщик. У кого-то отобрали землю, народ заволновался, и это переросло в кровавую смуту. Лорд Финстер неверно оценил настроение людей, и в результате трое его людей убиты, а его поместье осаждает разъяренная толпа. Недоумок! По счастью, они не смогли прорваться внутрь и удовлетворились тем, что сожгли половину деревни. — Сульт фыркнул. — Половину своей собственной деревни, черт побери! Вот как поступают идиоты, когда разозлятся. Они ломают все, что окажется под рукой, даже собственный дом! Открытый совет, разумеется, вопиет и требует крови. Крестьянской крови, и как можно больше. Нам придется посылать туда инквизицию, выискивать зачинщиков или каких-нибудь дураков, которых можно выдать за зачинщиков. В первую очередь следовало бы повесить самого болвана Финстера, но это едва ли возможно.