В этот же день срочно собрались все участники встречи в «Волынском», крупнейшие банкиры. Через Юмашева они передали свою просьбу: умоляем не отправлять в отставку главу Центробанка. Именно Центробанк сейчас проводит ряд мер, чтобы спасти от полного банкротства крупнейшие банки страны, именно он амортизирует сейчас падение курса рубля. Для того чтобы не создавать окончательной паники на финансовом рынке, Дубинина нужно оставить.

Подумав, я изменил своё решение. Если крупнейшие банки страны в одночасье закроются, кризис выйдет на улицы, и ситуацию уже не удержать.

Кстати, показательно, что никто из банкиров не просит меня защитить правительство.

В эти же дни попросился в отставку мой экономический советник Александр Лившиц. Это был единственный человек, который сам, по своей инициативе решил уйти. Хотя как раз именно он меньше всех был виноват в этом кризисе. Все последние месяцы он постоянно писал отчаянные экономические записки на имя президента.

В своём прошении об отставке Александр Яковлевич попросил прощения у меня за то, что не смог уберечь страну от экономического кризиса.

21 августа состоялась встреча Валентина Юмашева и Сергея Кириенко. Валентин рассказал, что поехал встретить Кириенко в аэропорт — он возвращался из какой-то плановой поездки. Сидели в пустом правительственном зале. Долгий, трудный разговор. Вот слова Сергея Владиленовича: «Сам чувствую, что топлю президента. Каждый наш шаг — удар по нему. Делаю все, что только можно. Но ситуацию удержать — увы! — мы не в состоянии».

«Валютный коридор» был пробит за два дня, банки думали только о своём собственном спасении… Именно в эти дни кризис коснулся и российских вкладчиков. Они поняли: надо спасать свои деньги. Очереди к банкоматам и кассовым окошечкам становились день ото дня длиннее, вкладчики рванулись спасать сбережения. Все! Произошло самое страшное для финансов страны — паника.

Пока правительство выясняло отношения с Центробанком, этого никто не замечал, кроме специалистов, биржевых операторов, банкиров. Но вот кризис дошёл и до улицы. До каждого человека.

Честно скажу: страшно наблюдать за страной, когда до финансовой катастрофы остался практически день или два. Люди по инерции догуливают летний отпуск, загорают, смотрят футбол, ездят на дачу. Между тем тень тотального кризиса нависла уже над каждой семьёй. Ведь зарплату люди получают в банке. Сбережения хранят тоже в банке. Предприятия, где они работают, тоже не могут жить без банковских кредитов.

Тяжёлые уроки кризиса…

Мы включились в мировую экономику, как послушные ученики. И «учитель» жестоко наказал нас за наши двойки и тройки. Миллионы россиян впервые оказались перед лицом этой новой реальности.

И наверное, все дальнейшие «плавные улучшения» и «стабилизации» не смогли компенсировать этот психологический шок: взлетевшие осенью цены на потребительские товары, увольнения и сокращения, невыплаты зарплат даже в солидных организациях, кризис неплатежей.

Всю неделю после 17-го я пытался понять: почему Кириенко мгновенно оказался без поддержки? Почему все элиты — и финансовая, и политическая — от него отвернулись? Сергей Владиленович это чувствовал раньше, ещё летом он вёл активные переговоры с Юрием Маслюковым, Евгением Примаковым, хотел уговорить их стать первыми вице-премьерами в своём правительстве, чтобы придать ему большую устойчивость, весомость. Но и тут не хватило времени. Вообще я уверен, что, будь в запасе у команды Кириенко хотя бы полгода, все в России могло бы повернуться по-другому. Но кризис смел их планы, жестоко и быстро.

В такие тяжёлые для страны дни проверяется административный ресурс правительства, то есть его прочность, его надёжность, его умение стукнуть кулаком по столу и умение взять инициативу на себя. Именно сейчас, во время кризиса, без мощной политической фигуры, которая уравновесит всю сегодняшнюю катастрофу, ничего не получится. Такая у нас страна.

В воскресенье, 23 августа, я пригласил Кириенко. Мы оба испытывали, как ни странно, чувство облегчения. Он поблагодарил меня за то, что я дал ему возможность поработать, что-то сделать… Замолчал, не находя больше слов. Чувствовалось, что у Сергея Владиленовича просто гора с плеч упала.

Моё облегчение было странным, двойственным. Я очень жалел о том, что уходят люди, с которыми я связывал столько надежд. С другой стороны, только сейчас обнаружил, с каким громадным напряжением всех моральных и физических сил я прикрывал их эти последние месяцы от общественной критики. В одной из последних поездок, отвечая на вопрос корреспондента, заявил: «Никакой инфляции не будет». Тяжело было теперь вспоминать об этом. Я верил, что удержать страну от кризиса можно, верил, потому что видел, как бьётся эта молодая команда, как она работает. Мы не допустили паники раньше — в мае, в июне, — и в результате рубль устоял. Очень хотелось думать, что так будет и на этот раз. Не получилось.

Кстати, 21 августа я принял участие в военно-морских учениях на Северном флоте. Находился на тяжёлом атомном ракетном крейсере «Пётр Великий». Отменять все свои поездки, что-то переносить, ломать планы категорически не хотел, чтобы не создавать лишней паники, которая и так перехлёстывала через край. Кроме того, это была демонстрация силовой составляющей государства, а оно должно оставаться сильным даже в такие чёрные дни. Мощные корабли, море, низко проносящиеся в небе самолёты — все это и отвлекало, и успокаивало.

Поразил меня, помню, сам вид корабля — толща брони, серая, глухая, непробиваемая. И подумалось: вот в такую же глухую, непробиваемую стену упёрлись все наши усилия. Стена — это наша российская экономика, со своими особыми отношениями, со своим серым сектором, который чуть ли не больше белого, со своими неписаными правилами и законами.

Вот эта стальная стена и встала на пути наших притязаний, наших идей. И кажется, что пробить её почти невозможно. Вот попробовали — и что получилось?

И тем не менее народ наш знает и понимает больше, чем мы думаем. Вину за кризис он на одного Кириенко не свалил. Злобы по отношению к нему нет. Даже со стороны наиболее пострадавших бизнесменов. Здравые люди, они понимают: во время цунами без жертв обойтись трудно.

24 августа, понедельник. Утром я приехал в Кремль и записал телевизионное обращение.

Вот что в нем было сказано:

"Уважаемые россияне! Вчера я принял непростое решение. Предложил Виктору Степановичу Черномырдину возглавить правительство.

Пять месяцев тому назад никто не ожидал, что мировой финансовый кризис так больно ударит по России. Что экономическая ситуация в стране настолько осложнится.

В этих условиях главный приоритет — не допустить отката назад. Обеспечить стабильность. Сегодня нужны те, кого принято называть «тяжеловесами». Я считаю, что необходимы опыт и «вес» Черномырдина.

За этим предложением стоит ещё одно важное соображение: обеспечить преемственность власти в 2000 году.

Главные достоинства Виктора Черномырдина — порядочность, честность, основательность. Думаю, эти качества будут решающим аргументом на президентских выборах. Его не испортили ни власть, ни отставка.

Я признателен Сергею Владиленовичу Кириенко за то, что он мужественно пытался выправить положение.

Сегодня я внёс на обсуждение в Государственную Думу кандидатуру Черномырдина.

Я прошу депутатов, региональных лидеров, всех граждан России понять меня и поддержать моё решение.

В сегодняшней ситуации нет времени на долгие обсуждения. Ведь главное для всех нас — судьба России, стабильность и нормальные условия жизни россиян".

После этого заявления я провёл три краткие встречи с силовиками — Путиным, Степашиным, Сергеевым. Предупредил их, что ситуация в стране серьёзная. Вернулся в Горки. На Сергеева и Степашина подписал указы о назначении их исполняющими обязанности в новом кабинете. Путин, как начальник Федеральной службы безопасности, по статусу в подтверждении полномочий не нуждался. Для него все оставалось по-старому.