И вторая закономерность — в обществе ещё существует тоска по «партии старого типа». Эту тоску воплотил в жизнь Лужков в своём «Отечестве». Вдруг по Москве зашагали дружными рядами люди в одинаковых синих куртках, одинаковых кепках, зашагали стройными колоннами, поехали на хорошо организованные митинги на бесплатных автобусах. Похоже, именно такую «новую партию» готовили нам чиновники московской мэрии. Что это было? Фантом «советской демократии», когда партия, комсомол и профсоюзы вот так выстраивали людей «для свободного волеизъявления»? Или тоска по чему-то хорошо организованному, управляемому, безгласному?

Не знаю. Но людей в синих куртках и коричневых кепках запомнил хорошо. Что ж! Зато теперь у каждого есть по хорошей бесплатной куртке. И по бесплатной кепке.

Написал название главы и задумался. Что такое личное в моей жизни? Есть ли у президента личное? Остаётся ли в его жизни хоть один уголок для себя? Сложный вопрос.

Я хочу рассказать об эпизоде, который полностью личным назвать трудно. Со стороны, наверное, казалось, что это лишь часть моей работы. Но для меня он был глубоко личным. Настолько остро я все это прочувствовал.

17 июля 1998 года, за месяц до кризиса, я прилетел в Петербург, чтобы участвовать в церемонии захоронения останков царской семьи.

… Вообще судьба этих царских похорон была драматична и достаточно печальна.

Примерно за год до восьмидесятилетия страшного знаменитого расстрела (напомню, что Николай Второй, Александра Федоровна, все их дети и близкие люди были расстреляны в подвале так называемого Ипатьевского дома в Екатеринбурге) по инициативе Бориса Немцова начала работать официальная государственная комиссия по идентификации останков, найденных на Урале, в окрестностях города, в колодце заброшенной шахты.

Через столько лет установить подлинность останков, конечно, было крайне нелегко. Наши учёные-криминалисты использовали все новейшие технологии, и в частности анализ молекул ДНК. Провели десятки экспертиз. Отправляли образцы и в Лондон, в специальную лабораторию, на спектральный анализ.

30 января комиссией был вынесен окончательный вердикт: останки подлинные. 2 марта я утвердил решение о захоронении останков в Петропавловском соборе. И тут началось странное.

Вокруг похорон разгорелась огромная и малопонятная для меня дискуссия.

Прежде всего в неё включились региональные лидеры: уральский губернатор Эдуард Россель и московский мэр Юрий Лужков. Оба настаивали на том, что хоронить царскую семью следует у них, соответственно или в Екатеринбурге, где произошла трагедия, или в Москве, в храме Христа Спасителя, символе нового российского возрождения. Для меня же как раз все было ясно: фамильный склеп семьи Романовых находится в Петербурге, в Петропавловской крепости, в кафедральном соборе Св. Петра и Павла. Тут двух мнений быть не могло: могилы предков должны быть священны для любой семьи.

… Подлила масла в огонь и позиция иерархов Русской православной церкви. Они продолжали упорно сомневаться в подлинности останков. Не признавали метода идентификации по ДНК.

Но дело-то ведь не сугубо церковное. Дело общегражданское. Россия должна отдать свой долг Николаю Второму, Александре Федоровне, их несчастным детям. Этого требуют наша память, наша совесть. Это — дело международного престижа России. И с обычной, человеческой точки зрения — когда-то они должны наконец найти покой рядом со своими предками. Сколько это может продолжаться…

7 мая в дело вмешался Лужков, неожиданно поменял свою позицию и поддержал Алексия. Священный Синод предложил захоронить останки во временном склепе — до святейшего решения. И настаивал на том, чтобы при отпевании не называть имена убитых.

12 мая и 5 июня я встречался с Алексием, пытался понять его позицию. Патриарх продолжал настаивать.

Как я узнал позднее, существовали и другие останки, вывезенные белогвардейцами за границу сразу после гражданской войны. Тогда же их захоронили как останки членов царской фамилии. И церковь до сих пор не может решить для себя этот сложный вопрос, поскольку в отношениях русской и зарубежной православной церкви и так слишком много острых углов.

Патриарх, не вдаваясь в детали, отказался принимать участие в захоронении, настаивая на том, что анализ ДНК — слишком новое, не апробированное в мире исследование далеко не везде признается законом.

А подготовка к захоронению тем не менее шла полным ходом.

Что делать? Необычная проблема для главы государства. И все-таки что-то подсказало мне: я в эти церковные тонкости вникать не должен. Пресса каждый день повторяла: похороны под вопросом, обстановка почти скандальная, все зависит от того, какое решение примет президент, поедет он в Петербург или нет.

… Ехать или не ехать?

Я к этому вопросу — к захоронению останков царя, его жены, детей, близких — относился не только как президент. Был и личный момент.

Более двадцати лет назад, когда я ещё работал в Свердловске первым секретарём, ко мне поступило решение Политбюро о сносе Ипатьевского дома. Это обусловливалось тем, что власти боялись приезда в Свердловск на 80-летний юбилей коронации Николая Второго большого количества эмигрантов, диссидентов, иностранных журналистов. И советская власть в свойственной ей манере решила этому помешать.

Сейчас по моей просьбе архивисты нашли этот документ. Читаешь его, и даже не верится, что в этот стиль, в этот дух вся страна была погружена ещё совсем недавно.

ЦК КПСС. Секретно. О сносе особняка Ипатьева в городе Свердловске.

Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются различного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в г. Свердловске.

Дом Ипатьева продолжает стоять в центре города. В нем размещается учебный пункт областного управления культуры. Архитектурной и иной ценности особняк не представляет, к нему проявляет интерес лишь незначительная часть горожан и туристов.

В последнее время Свердловск начали посещать зарубежные специалисты. В дальнейшем круг иностранцев может значительно расшириться и дом Ипатьева станет объектом их серьёзного внимания.

В связи с этим представляется целесообразным поручить Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка в порядке плановой реконструкции города.

Председатель Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР Ю. Андропов

26 июля 1975 года

А дальше все было как положено:

По записке КГБ при СМ СССР No 2004-А от 26 июля 1975 года Политбюро ЦК КПСС приняло 4 августа 1975 года решение «О сносе особняка Ипатьева в г. Свердловске», в котором одобрило предложение КГБ и поручило «Свердловскому обкому КПСС решить вопрос о сносе особняка Ипатьева в порядке плановой реконструкции города».

Сейчас читаешь эти сухие строки и не веришь глазам своим. Все абсолютно цинично, даже нет попытки придумать внятное объяснение. Примитивные формулировки: «в порядке плановой реконструкции», «архитектурной и иной ценности не представляет»…

Но это мои эмоции и вопросы из сегодняшнего времени. А тогда, в середине 70-х, я воспринял это решение достаточно спокойно. Просто как хозяин города. Лишних скандалов тоже не хотел. К тому же помешать этому я не мог — решение высшего органа страны, официальное, подписанное и оформленное соответствующим образом.

Не выполнить постановление Политбюро? Я, как первый секретарь обкома, даже представить себе этого не мог. Но если бы даже и ослушался — остался бы без работы. Не говоря уж про все остальное. А новый первый секретарь обкома, который бы пришёл на освободившееся место, все равно выполнил бы приказ.

… Однако с тех пор, оказывается, заноза осталась. Любое упоминание о расстреле бередило душу. Задевало.

Царские похороны я воспринимал не только как свой гражданский, политический, но и как личный долг памяти.

Перед самым отъездом позвонил академику Дмитрию Сергеевичу Лихачёву. Это фигура уникальная в нашей культуре, для меня его позиция была очень важна. Его слова были простыми: «Борис Николаевич, вы обязательно должны быть здесь, в Петербурге».