Глава 16
Эркюль Пуаро сидел в квадратном кресле перед квадратным камином в квадратной комнате своей лондонской квартиры. Перед ним было множество мелких предметов, которые не были квадратными, напротив, они были самых причудливых и разнообразных форм. Каждый из них, если рассматривать его в отдельности, выглядел так, словно бы не было у него никакого практического применения. Казалось, они совершенно случайны, невероятны. Но на самом деле это было не так.
Правильно оцененный, каждый этот предмет имел определенное место в определенном, так сказать, мире. Помещенные в соответствующие места этого мира, они не только обретали смысл, но и образовывали единую картину. Короче говоря, Эркюль Пуаро собирал головоломку. Это занятие он находил успокаивающим и приятным.
Он посмотрел в верхнюю часть прямоугольника, где еще оставались пустоты самых немыслимых очертаний. Его пальцы проворно выбрали непонятный серый кусочек и вставили его в голубое небо. Оказалось, что это часть аэроплана. Вот так беспорядок превращался в порядок. Это занятие, считал Пуаро, напоминало его собственную работу. Он ведь тоже имел дело с различными, подчас невероятными и совершенно случайными фактами, которые, казалось бы, не имели никакого отношения друг к другу. Но потом выяснялось, что каждый занимает в картине преступления вполне определенное место.
— Да, — бормотал себе под нос Пуаро, — этот попробуем поместить сюда, хотя по виду он вряд ли подойдет, а этот — туда. О, этот-то вроде бы отсюда, но нет, тут, оказывается, совсем другой оттенок. Ну вот, теперь все вроде бы на своих местах. Eh bien, дело сделано! Теперь, как говорится, остались последние штрихи.
Он быстро сунул на место маленький кусочек минарета[53], потом взял другой, который раньше считал частью полосатого тента, теперь же было ясно, что это кошачья спина, и в заключение положил на место недостающий кусочек заката, который, совсем как в пейзаже Тернера[54], оказался неожиданно розовым, хотя все рядом лежащие фрагменты были оранжевыми.
«Если бы знать, что искать, все было бы куда проще, — подумал Пуаро. — Но что искать — неизвестно. Вот и ищешь не там, где надо, и не то, что надо». Он с досадой вздохнул и перевел взгляд с законченной картинки на кресло, стоявшее у другого края камина, в коем уже с полчаса восседал инспектор Бланд. Гость Пуаро пил чай с печеньем (квадратной формы) и с грустным видом рассказывал о злосчастном расследовании. Он приехал в Лондон по служебным делам и заодно решил навестить Пуаро: хотел узнать, не появилось ли у того каких-нибудь новых идей. Он изложил и свои собственные предположения, которые в общих чертах показались Пуаро вполне резонными. Он считал, что инспектор Бланд верно и беспристрастно оценивает ситуацию.
Шла уже пятая неделя с момента происшествия в Насс-хаусе. Однако расследование, по сути, так и не сдвинулось с мертвой точки. Тело леди Стаббс не обнаружили. Поиски самой леди Стаббс, на случай, если бы она была все-таки жива, тоже не дали результата. Имеющиеся же факты, по мнению инспектора Бланда, никак не оставляли надежды на то, что она жива. Пуаро тоже так считал.
— Ведь тело могло и не вынести течением, — рассуждал Бланд. — А поскольку оно столько времени находится в воде, то сами понимаете… Теперь даже если оно и появится, то опознать его будет очень трудно.
— Есть и третий вариант, — заметил Пуаро.
Бланд кивнул.
— Я об этом думал, — сказал он. — И, собственно, не перестаю думать. Вы имеете в виду, что тело там, в имении, но спрятано в таком месте, где нам и в голову не приходит искать. Что ж, такое очень даже возможно. Дом старинный, территория огромная, наверняка там есть места, о существовании которых никто из посторонних и не подозревает. Кстати, — немного помолчав, сказал он. — На днях был я в одном доме. Там, знаете, во время войны построили бомбоубежище: весьма непрезентабельное сооружение у стены дома, а из него проделали ход в подвал. Ну вот, война закончилась, убежище за ненадобностью обветшало. Что с ним делать? Ну и насыпали на него земли, навалили камней и сделали нечто вроде альпийских горок[55]. Прогуливаясь теперь мимо этих горок, вы и не подумаете, что когда-то тут было бомбоубежище и что под землей есть помещение. Кажется, что тут всегда были горки. В подвале у них хранятся ящики с винами, а позади ящиков так и остался проход в убежище. Такая вот штука. Проход в такое местечко, о котором не известно никому из посторонних. Я и подумал: не может ли под домом в поместье существовать такая вот «нора священника»[56] или что-то в этом роде?
— Вряд ли. Не те времена.
— То же самое говорит и мистер Уэйман, он говорит, что Насс построен около семьсот девяностого года, то есть когда католическим священникам уже не нужно было прятаться. Но все равно, дом могли перестраивать, могли появиться какие-то тайники, о которых может знать кто-нибудь из членов семьи. Как вы думаете, месье Пуаро?
— Да, это мысль, — сказал Пуаро. — Mais oui[57], несомненно, такое возможно. Но тогда возникает вопрос: кто может об этом знать? Я полагаю, любой из живущих в доме людей.
— Верно. Но в таком случае отпадает де Суза, — разочарованно произнес инспектор, все еще продолжавший подозревать графа. — Вы сказали, любой, кто живет в доме, то есть прислуга или кто-то из семьи. Те же, кто живет временно, вряд ли знают. Ну а те, которые просто заходят в гости, супруги Легг например, тем более.
— Есть в поместье один человек, который наверняка знает о таких вещах, — это миссис Фоллиат, — сказал Пуаро. — Попросите ее рассказать.
«Миссис Фоллиат, — продолжал про себя размышлять Пуаро, — о Насс-хаусе знает все. И не только о доме… Миссис Фоллиат с самого начала знала, что Хэтти Стаббс мертва. А еще до того, как Марлин и Хэтти ушли из жизни, она говорила, что мир очень грешен, что в нем очень много злых людей. Миссис Фоллиат — вот ключ ко всей этой истории, — вдруг подумал Пуаро. — Но как раз этот ключ не так-то легко приладить к замку».
— Я беседовал с этой дамой несколько раз, — сказал инспектор. — Очень любезная, очень приятная во всех отношениях. Она, похоже, весьма сожалела, что ничем не может помочь.
«Не может или не хочет?» — мелькнуло в голове у Пуаро.
Бланд, по-видимому, подумал о том же, поскольку, чуть помедлив, произнес:
— Есть женщины, которых нельзя заставить делать то, чего они не хотят. Их невозможно ни запугать, ни убедить, ни обмануть.
«Да, — мысленно согласился Пуаро, — миссис Фоллиат не из тех, на кого можно надавить, тут не помогут ни хитрость, ни уговоры».
Инспектор покончил с чаем, вздохнул и ушел, а Пуаро взялся за новую картинку, надеясь снять растущее раздражение. Да, он был раздражен. И не только раздражен, но и унижен. Миссис Оливер пригласила его, Эркюля Пуаро, чтобы он помог ей найти ответ на мучившие ее вопросы. Она чувствовала, что что-то было не так, и оказалась права. Она надеялась на Эркюля Пуаро. Сначала она верила, что он предотвратит убийство, потом была уверена, что он обнаружит убийцу. И что же? Никого он не обнаружил. Он был как в тумане, в густом тумане, в котором время от времени слабо вспыхивают проблески света. И они вспыхивали иногда совсем близко (по крайней мере, так ему казалось). Но всякий раз он не успевал ничего толком разглядеть… понять, где находится и куда нужно двигаться дальше…
Пуаро поднялся и, подойдя к другому креслу — естественно, тоже квадратному, — развернул его под тем же углом, что и первое, затем в него уселся. Оставив в покое головоломку с картинкой, он переключился на головоломку, так сказать, криминальную. Он достал из кармана записную книжку и мелким аккуратным почерком написал:
53
Минарет — башня, стоящая отдельно от мечети или примыкающая к ней. Предназначена для призыва глашатаем (муэдзином) мусульман на молитву.
54
Тернер Джозеф Мэллорд Уильям (1775–1851) — английский живописец, рисовальщик, гравер. Выдающийся мастер романтического пейзажа.
55
Альпийская горка — сад с нагромождением камней и низкорослой альпийской растительностью, имитирующий высокогорную местность.
56
«Нора священника» — убежище католических священников, потайная комната в церкви или в замке, где они укрывались во времена преследования католиков. В течение значительной части XVII в. Англия была охвачена не только политической, но и религиозной борьбой. Акт о веротерпимости, принятый парламентом в мае 1680 г., прекратил гонения на католическую церковь, хотя полного равенства в правах с протестантами католики и не получили.
57
Ну да (фр.).