Возьмем, к примеру, второе лицо государства с 1993 по 1998 год, В. С. Черномырдина, которому мы обязаны в значительной степени многими процессами, идущими сегодня в стране. Вопиющее невежество и безграмотность видны невооруженным глазом по его публичным выступленям. Достоверность информации в СМИ о его собственности и доходах сложнопроверяема на нашем уровне, и потому апеллировать к этому не будем, а сошлемся на общеизвестный факт. После кризиса в августе 1998 года все акции Российских кампаний пошли вниз. А через несколько дней после этого, когда Черномырдин был назначен исполняющим обязанности премьера, акции Газпрома, его «вотчины», резко подскочили в цене. Т. е. вором Черномырдина назвал рынок, а это посерьезнее, чем заказная публикация в газете или обвинение карманного прокурора. Рынок не умеет делать праздных заявлений. Вся Российская чиновничья машина люмпенизирована до предела. Человек на вершине этой пирамиды, умеющий хотя бы с точки зрения русского языка грамотно связать два слова (о других аспектах говорить вообще не имеет смысла), рассматривается всей страной как что-то уникальное.

Если ничего не изменится, Россию ждет на многие годы участь страны третьего мира, третий тип государства, все силы тратящий на удержание своей целостности военно-полицейскими методами. Но такое состояние для России по ее геополитическому положению, наличию природных ресурсов, истории ненормально. Это неустойчивое положение может закончится только двумя способами, либо окончательным распадом, либо появлением новой организующей силы, которая с помощью колючей проволоки, а может быть более изощренных новых средств, вновь заставит народ путем сверхнапряжения соревноваться со всем миром. Возможно на каком-то этапе это даже принесет временный успех, но за периодом сверхнапряжения неизбежно должна следовать релаксация (за ленинско-сталинским этапом хрущевско-брежневский). И Россия в очередной раз окажется в нынешнем положении, на том же распутье.

Полный отказ от государственной машины, анархия – это абсурд, который остальной мир очень быстро поправит, путем дележа ничейных территорий с богатейшими природными ресурсами. Чем кончаются призывы сломать государственную машину до основания и на ее месте построить новую, как в коммунистическом гимне, мы знаем по результатам Октябрьской революции. Провести чистку в государственной машине тоже нереально. Конечно и среди чиновников есть какой-то процент приличных людей. Однако, когда были изданы государственные законы, позволяющие грабить страну и ее народ, то все, и даже относительно приличные, включились в этот процесс, спеша и расталкивая друг друга локтями. Поэтому отличить этих приличных от прочих, крайне сложно. Если в сельском хозяйстве решение было гораздо проще, разделить всех на экономически независимых субъектов и создать нормальные рыночные условия. Рынок сам отсеет люмпенизированную часть от здоровой. С государственной машиной такое невозможно. Она должна существовать как относительно цельная система.

Сколько бы мы не декларировали народовластие, как только власть отдаляется от народа, она приобретает значительную самостоятельность и заставить ее работать в интересах народа становится крайне сложно. У любого человека всегда присутствует важный стимул к какой-то деятельности, собственный корыстный интерес. Если другие цели в деятельности чиновника отсутствуют, то складывается приблизительно то, что мы имеем сегодня, разворовывание чиновниками страны, разрушение всего, что только возможно, если при этом удается хапнуть в свой карман хоть крохотную толику разрушаемого. Т. е. единственный вариант – менять правила игры, создавать такую ситуацию в государственной машине, чтобы нормальный чиновник профессионал в ней оставался и продолжал чувствовать себя относительно комфортно, а люмпенизированному там должно стать очень неуютно.

Для этого нужно выполнить три условия. Во-первых, нужна основная господствующая идея, способная консолидировать народ, перед которой частично может отступить личный эгоизм. Во-вторых, эта идея должна быть поддержана правовыми нормами, изменяющими официальные условия игры в государственной машине. Чтобы кроме личной корысти была какая-то консолидирующая социально значимая и полезная для страны идея, на которую обязан был бы работать государственный чиновник, соответственно, что бы с него за это был необходимый спрос. В-третьих, в государственную машину должны быть на ключевые должности, позволяющие менять нравственный климат в чиновничьей среде, введены новые люди, искренне поддерживающие эту идею и новые правила игры. Тогда можно будет создать в чиновничьей среде иные условия, заставить эту систему работать не на разрушение страны, а на созидание. Естественно, такие преобразования проводятся только сверху. Т. е. эта идея должна быть поддержана большинством народа, чтобы, как минимум, победить на выборах. Варианты не легитимного прихода к власти я не рассматриваю, они гораздо сложнее в мирное время, и несут массу дополнительных издержек, которые перевесят любой положительный навар.

Возникает вопрос, что может быть такой идеей, которая, во-первых, способна собрать под свои знамена более половины избирателей, а во-вторых, позволить поменять правила игры в государственной машине. Честно говоря, я не вижу другой такой идеи, кроме русской великодержавной. Поскольку с коммунистических времен национализму придан негативный смысл, то это слово обходят, заменяя его суррогатами. Поэтому для начала начнем называть вещи своими именами: сегодня консолидирующей идеей может быть только «национализм», русская национальная великодержавная идея. В принципе можно рассмотреть некоторую альтернативную идейную концепцию, Православие. Безусловно это очень сильная идея для русской почвы, которая должна быть существенным составным элементом русской национальной идеи, но как у самостоятельной государственной идеи, у нее есть объективный набор недостатков. Отмечу два из них, наиболее бесспорных. Во-первых, поднимать Православие на уровень государственного мировоззрения, это значит вносить определенный раскол с мусульманским населением и иными религиозными конфессиями страны, во-вторых, насильственная проповедь любого религиозного философского мировоззрения внесет в общество раскол с атеистической частью населения, которая тоже весьма значительна.

Поскольку национальный вопрос в СССР и России предельно запутан, то чуть подробнее определим, что хотелось бы включить в это понятие. Я не знаю ни одного формального определения понятия нации, которое бы корректно описывало всю совокупность практического исторического материала по этому вопросу. Если вспомнить коммунистическое определение, то согласно ему Советский народ считался единой национальной общностью, грубо говоря, единой нацией. Но как только его перестали силой удерживать, он очень быстро рассыпался на множество отдельных наций, причем национальная целостность некоторых из них тоже продолжает оставаться под вопросом. А Германская нация, хотя ее почти полвека разделяли экономически и политически, объединилась при первой же возможности, хотя по коммунистическому определению это считались две различные нации. Таким образом, единственным реальным способом позволяющим определить понятие нации является этнический подход, берущий за основу само общественное самосознание. Если подавляющее большинство представителей некоторой человеческой общности мыслит по данному вопросу сходно, разделяя себя и весь остальной мир по национальному принципу: «мы это такая-то нация, а все остальные – другие нации», и делается это несмотря на существующие определенные различия, и возможно даже противоречия, внутри этой общности, то это и будет характерным признаком единой нации.

Как и на основании чего формируется такое общественное самосознание, вопрос сложный и требует отдельного многогранного исследования, в основе которого будут лежать экономико-политические и в гораздо большей степени, психологические аспекты. Психологически понятие нации будет покоится на определенном психологическом комфорте человека в своей национальной среде. А это состояние психологического комфорта возникает из множества моментов: общего языка, общей культуры, истории, традиций, общепринятых привычек и т. д., которые вносятся в сознание человека с раннего детства путем общественного внушения. Кроме этого для упрощения мышления и бытового жизненного анализа люди упорядочивают информацию по некоторым определенным шаблонам. Сами эти шаблоны тоже складываются как элемент среды, ее определенной культуры, общепринятой шкалы ценностей. Психологически человек ощущает себя гораздо комфортнее, когда окружающие его люди мыслят сходными шаблонами, придерживаются близкой шкалы ценностей. А все это, в свою очередь, есть продукты общей истории, культуры, традиций, уровня жизни, единого языкового, информационного и правового пространства.