— Чего ты привязался с этим дурацким «понимаешь»?

— Уже лучше. Гораздо лучше. Сейчас пойду и позвоню, чтобы перекрыли скважину. А теперь… — Он церемонно поклонился. — А теперь, коллега Крымов, позвольте поздравить вас с открытием.

Следа не было видно. Степан остановил тягач и выбрался из кабины. Сильный порыв ветра чуть не свалил его с ног. Он привычно повернулся спиной к ветру и боком стал двигаться влево от тягача. Пройдя несколько десятков шагов, Степан увидел следы. Полузанесенные свежим снегом, они были плохо видны. Пурга усиливалась.

Степан вернулся, хотел сесть в кабину, но раздумал и обошел тягач. В кузове тягача был установлен домик. Его в антарктической экспедиции называли сибирским словом «балок». Степан влез в тамбур балка. За несколько минут мелкий пылеватый снег успел набиться за шиворот, за пазуху штормовки.

Дверь тамбура отворилась, и на пороге появился гляциолог Сергей Комов.

— Что случилось?

— Метет сильно. Следа почти не видно. Может, заночуем.

Они вошли в балок. В маленьком тесном помещении было тепло и уютно. Сергей дернул за торчавшие с нар пятки.

— Слезай! Приехали.

С нар раздалось недовольное ворчание, и через несколько минут на месте пяток появились две головы. Бородатая физиономия радиста Жоры Солуквелидзе и худое заспанное лицо сейсмолога Леонида Топоркова.

— Почему стоим? — в два голоса раздалось с нар.

— Следа почти не видно, метет сильно. Степан предлагает ночевать.

— Сколько до Тихой осталось? — спросил Леонид.

— По спидометру километров двадцать, — ответил Степан.

— Да, в самом паршивом месте застряли, — кивнул Жора.

Все замолчали. Двигаться вслепую здесь нельзя, кругом глубокие трещины, а в то же время до базы оставался всего час ходу.

Все три месяца похода они мечтали об этом дне и вот сейчас в двадцати километрах остановились. Два дня шли по следам прошедшего здесь неделю назад санно-гусеничного поезда. Сейчас следы быстро исчезали под свежим снегом. Они двигались по узкому «коридору» между глубокими трещинами, которые, как волчьи ямы, подстерегали тягач.

— Может, прорвемся, — неуверенно предложил Жора. — Мы здесь осенью в такую пургу проскочили, что все потом удивлялись. Правда, нам за это Коробов выговор влепил. Но уж лучше выговор, чем загорать здесь.

Сергей Комов был назначен старшим — сейчас решать должен он.

— Рисковать не будем, — сказал Сергей, — разворачивай тягач навстречу ветру — заночуем, — повернулся он к Степану.

— В общем ты, пожалуй, прав, — поддержал Леонид, — хотя можно бы попробовать проскочить, если… — Он задумался.

Леонид был молодым научным работником, и, хотя у него ещё не было степеней и званий, он обладал изобретательностью и умом сложившегося ученого. Энциклопедическая память и классическая «профессорская» рассеянность дополняли этот портрет. Сергей был уверен, что Леонид сейчас придумывает способ, как провести тягач через зону трещин. Он всегда завидовал способности Леонида находить неожиданные решения.

— Хватит митинговать! Степан, давай быстрее, а то у Жоры через пятнадцать минут будет связь с Тихой — надо передать, где мы заночевали.

Степан вышел наружу. Ветер ревел ещё сильнее. «Ого! Метров тридцать в секунду», — подумал он, пробираясь вдоль борта тягача к кабине. Он влез в кабину, включил первую скорость и, взяв левый рычаг на себя, стал медленно разворачивать тягач и прицеп навстречу ветру.

Степан не сразу понял, что произошло. Его бросило вперед, вырвало рычаги из рук и откинуло на пол. Тело стало легким, а потом с силой прижало к полу. «Падаем! — мелькнуло в голове. — Трещина!»

Всё замерло, на мгновение тягач остановился, словно повис. Степан крепко ухватился за рычаг переключений скоростей. Неожиданно тягач снова тряхнуло, он задержался, потом опять начал проваливаться. Это повторялось несколько раз. Степан с ужасом ждал, когда это кончится. Но вот тягач последний раз тряхнуло, и он замер. Степан прислушался. Полная тишина. Он приподнялся и встал. Кабина перевернулась, щиток с приборами и рычагами оказался внизу. Тягач висел радиатором вниз, фары погасли. Степан нащупал выключатель и включил свет в кабине. Левой дверки не было, по-видимому оторвало.

Степан высунулся. Прямо перед ним белела покрытая крупными кристаллами льда стена. Слабый луч фонарика скользнул по стене вниз и вверх. Всюду та же стена, уходящая в темноту.

Он выбрался из двери и влез на крышу кабины, а с неё на балок. С трудом он пролез по крыше до входа. Дверь в тамбур была распахнута. Степан соскользнул в неё. Внутри было темно.

Почти сразу же Степан услышал приглушенный стон. Луч карманного фонаря осветил невообразимый разгром внутри балка. Все предметы, мешки, ящики с приборами скатились в промежуток между нарами. Сверху лежала рама с радиоаппаратурой и сейсмостанцией. Весь этот груз, по-видимому, замуровал ребят в промежутке между нарами.

Степан попытался приподнять раму, но она только слабо шевельнулась. Снизу снова раздался стон. Степан взялся за раму и, напрягая все силы, попытался её сдвинуть.

Наконец ему это удалось. Он вынул несколько мешков и ящиков из-под рамы и увидел чью-то ногу, обутую в унт. Она слабо шевельнулась. Через несколько минут работы Степану удалось вытащить Сергея. Тот плохо понимал, что происходит вокруг, и, когда Степан уложил его, Сергей только мотал головой и озирался с бессмысленным выражением лица.

Степан продолжал вытаскивать предметы, застрявшие между верхними и нижними нарами. Когда он с трудом вытянул мешок угля, то увидел под ним Жору. Рука, нелепо вывернувшаяся в плечевом суставе, причиняла тому сильную боль.

Снизу, из промежутка между нар, послышался стон.

— Леонид! — Сергей уже пришел в себя.

Теперь уже вдвоем они стали вытягивать Леонида. Он пострадал больше всех, так как оказался прижатым к стенке и придавленным всем грузом, обрушившимся на него. Леонид был без сознания. Степан разгреб кучу вещей, и они осторожно положили Леонида на освободившееся место.

Сергей обладал самыми «широкими» медицинскими познаниями: когда-то его выгнали со второго курса ветеринарного института за неуспеваемость, и с тех пор он сохранил уверенность в своей медицинской эрудированности. Самоуверенно шутливый тон, с которым он обычно давал свои медицинские советы, сейчас исчез.

— Ему здорово помяло грудную клетку и стукнуло по голове, руки и ноги целы, а вот за ребра не ручаюсь… Давай твою руку, — повернувшись к Жоре, добавил он, — вправлю.

Резкий поворот руки вызвал у Жоры взрыв крепких выражений по-грузински. Жоре в походе часто попадало от Леонида за пристрастие к крепким выражениям. Теперь он почти не ругался и только в особенно «ответственные» минуты прибегал к помощи своего родного языка, чтобы не оскорблять слуха Леонида. Сергей повернулся к Степану.

— Что случилось?

— Сиганули в трещину. Светил фонариком вверх и вниз — края не видать. Заклинило, висим между небом и землей.

Сергей и Степан облазили тягач. Балок почти не был поврежден — тягач, падая, заклинился гусеницами, пропахав в стенках глубокие борозды. Эти борозды и смягчили удар, погасив энергию падающей машины. Бурового балка нигде не было видно.

Наконец Жора закончил подготовку к радиопередаче и стал ждать срока диспетчерского совещания в эфире. Через пятнадцать минут он решительно включил приемник. Слабо загорелись лампочки освещения шкал. Жора повернул ручку настройки приемника. Едва уловимый шорох в наушниках не прерывался никакими сигналами. Он завертел ручку настройки быстрее, переходя с диапазона на диапазон. Везде был слышен только шорох фона и ничего более. Жора поднял голову и снял наушники.

— Ни черта не слышно, ни одна станция не проходит.