— Что же делать? — мрачно спросил я.
— Вы должны подать просьбу о его освобождении и отыскать заместителя. Тогда, может быть, ему пошлют позволение вернуться домой. Однако, боюсь, «то уже поздно. Если что-нибудь задержит отплытие фрегата, я постараюсь, чтобы его королевское высочество узнал все обстоятельства вербовки, и, если возможно, сегодня днем дам вам ответ.
Мы поблагодарили секретаря и простились с ним. Мне было грустно, но стало еще печальнее, когда один из привратников подбежал к коляске и по приказанию секретаря показал мне телеграфное сообщение из адмиралтейства, в котором говорилось: «Отряд в Индию отошел утром».
На время все было кончено. Я молчал. М-р Уорнклифф высадил меня подле дома м-ра Драммонда. Я пошел к Саре, с которой делился всеми моими мыслями, и рассказал ей печальный эпизод с бедным Томом.
Она негодовала на Мэри и даже не признавала ее раскаяния.
— А между тем, как часто, помимо воли, молодые девушки забрасывают в сердце встречающихся молодых людей горячие чувства и увлекают их любовь в волны предательского моря, в котором они терпят кораблекрушение.
— Как много у вас поэзии плавателей, Джейкоб, — ответила Сара. — Но такие вещи действительно случаются; однако, мне кажется, что крушение, выражаясь вашими словами, чаще терпят женщины, чем мужчины. Правда, девушка должна быть слепой, если она не замечает чувств мужчины, и низкой оказывается она, когда продолжает играть его сердцем, не разделяя его намерений.
— Сара… — произнес я и замолчал.
— Что?
— Я хотел… хотел, — продолжал я, запинаясь, — спросить вас, не слепы ли вы?
— По отношению к чему, Джейкоб? — вспыхнув, спросила она.
— Относительно моих чувств к вам.
— Нет, мне кажется, вы очень привязались ко мне, — с улыбкой ответила Сара.
— И вы думаете, что я только привязан к вам?
— Где вы сегодня обедаете, Джейкоб? — спросила она.
— Это зависит от вас и от вашего ответа. Если я останусь обедать здесь сегодня, то, вероятно, буду часто сидеть за вашим столом. Если же я не останусь, то, вероятно, никогда не буду больше у вас. Я хочу знать, Сара были ли вы слепы относительно моих чувств к вам; видя пример того, что случилось с Томом и Мэри, я чувствую, что не должен больше полагаться на мои собственные надежды, которые могут окончиться разочарованием. Будете ли вы так добры, чтобы покончить мои мучения?
— Если я была слепа относительно ваших чувств, то не слепа относительно ваших достоинств, Джейкоб. Но, может быть, я видела и ваши чувства, и я совсем не похожу на Мэри Степлтон. Мне кажется, вам следует решиться пообедать у нас сегодня, — прибавила она, вспыхивая и отворачиваясь к окну.
— Я с трудом могу поверить моему счастью, Сара, — прибавил я, крайне взволнованный.
Еще день не окончился, как я уже переговорил с м-с Драммонд и попросил ее передать все мужу; с ним лично я не решался говорить. Она улыбнулась; дочь повисла у нее на шее. Когда перед обедом я встретился с м-ром Драммондом, «мои мучения окончились», потому что он пожал мне руку, сказав:
— Ты всех нас делаешь счастливыми, Джейкоб, потому что дочка решила или выйти замуж за тебя, или навсегда остаться девушкой. Пойдем, обед готов.
С этого дня я сделался членом семьи Драммонд. Но мне нужно вернуться к Мэри Степлтон и Тому Бизли.
На следующий день я только что собирался отправиться в моей лодке к старикам Бизли, чтобы рассказать им о моей неудаче, как вдруг в столовой передо мной опять вырос молодой Том. Он был в одной рубашке, белых брюках, весь запыленный, помертвевший от усталости и волнения.
— Боже мой, Том, ты вернулся… Ты дезертировал!
— Да, — ответил Том, бессильно падая на стул. — Вчера вечером я переплыл на берег и пошел сюда. Я совсем измучен, напои меня чем-нибудь, Джейкоб.
Я подал ему стакан вина и, пока он с жадностью пил, мысленно обсуждал последствия его ужасного шага.
— Том, — сказал я наконец, — ты знаешь, как наказывают дезертиров?
— Да, — мрачно ответил он. — Но я не мог поступить иначе. Мэри написала мне; она просила у меня прощения, говорила, что всюду пойдет за мной. Великий Бог, я не мог оставить ее! Другого выхода у меня не оставалось, и я почти обезумел. Мы остановились подле Нидля, я спустился по канату и переплыл на берег. Я знаю, меня могут арестовать, но может быть, если тебе удастся получить для меня освобождение от военной службы, меня отпустят.
Я велел Тому спокойно ждать меня и отправился посоветоваться с м-ром Уорнклиффом; потом, сговорившись с ним относительно плана действий, побывал у старого Тома, сообщил ему обо всем, а затем пошел к Драммондам. Вечером садовник сказал мне, что Том ушел и не возвращался. Я понял, что он отправился к Мэри. Мрачные предчувствия зашевелились во мне. На следующее утро пришел старый Степлтон, и едва его впустили в мою комнату, как он закричал:
— Все пропало. Тома схватили; Мэри валяется в обмороках — человеческая природа. Вот что: он пришел к ней, пришел и солдат; увидел Тома и схватил его. Том стал драться и выбил штирбортный глаз у сержанта, потом хотел убежать — человеческая природа! Тут ворвались солдаты, подняли сержанта, схватили Тома. Мэри принялась кричать и упала в обморок, — человеческая природа. Печальная история, Джейкоб; уж хуже всех чувств — любовь.
— Это ужасная история, Степлтон, — сказал я.
Я дал «глухарю» денег; он ушел. Я же опять повидался с Уорнклиффом, и он заявил, что дела плохи.
— Не теряйте времени, мистер Фейтфул, отправляйтесь в Медстон в «депо» и повидайте полковника, который заведует им. Я же сделаю все, что возможно.
В «депо» мне подали мало надежды и сказали, что все зависит от его королевского высочества, прибавив, что герцог недавно высказывался за строгость наказания в таких случаях.
Объяснив подробности дела, я попросил начальника «депо» позволить мне и невесте арестованного повидаться с ним. Разрешение было дано.
ГЛАВА XL
В мрачной камере я застал Тома. Он сидел, делая зарубки на палке и насвистывая невеселую песню.
— Как хорошо, Джейкоб, что ты пришел ко мне, но я и ждал тебя, — сказал он. — Что с бедной Мэри? Я только о ней и думаю теперь. Сам я вполне доволен: она меня любит, и я выбил сержанту глаз.
— Но, Том, знаешь ли ты, какой опасности подвергаешься?
— Да, Джейкоб, вполне. Меня будут судить военным судом и расстреляют. Я приготовился. Это все же лучше, чем знать, что тебя повесят, как собаку, или засекут, как негра.
— Не время шутить, Том.
— Я не шучу, но не боюсь и не горюю. Я не сделал ничего дурного. Меня завербовали, когда я был пьян и безумен, и я дезертировал. На мне нет позора; позорно, что правительство терпит такие деяния. Если мне придется быть жертвой, что делать! Ведь умираешь только раз.
В эту минуту дверь каземата отворилась и в нее вошел Степлтон, поддерживая дочь. Мэри бросилась к Тому и в конвульсиях упала в его объятия. Ее пришлось унести. После этого Том попросил меня не пускать к нему больше бедную девушку.
— Попрощайся со мной, — сказал он, — и смотри не пускай ее.
Тут он отвернулся, чтобы скрыть свое волнение.
Я кивнул ему головой, так как не мог говорить, и ушел вслед за Степлтоном и солдатами, которые несли Мэри.
Хлопоты м-ра Уорнклиффа мало помогали. Всю следующую неделю я провел в большом унынии; я тревожился за Тома, ежедневно старался до известной степени убедить Мэри подчиниться воле Провидения и слушал, как она обвиняла себя, называя убийцей Тома и походя на безумную. Полное отчаяние стариков Бизли отнимало у меня всякие душевные силы, и я даже не смел обнадеживать их.
Наконец собрался военный суд. Тома приговорили к смерти. Приговор утвердили, и нам было объявлено, что все просьбы о помиловании останутся тщетными. Ужасное известие пришло к нам вечером в субботу; казнить Тома должны были утром во вторник. Больше удерживать Мэри я не мог, том более, что получил от Тома письмо, в котором он просил всех нас, включая и Домине, побывать у него и проститься с ним. Я нанял экипаж для старого Тома, его жены, Степлтона и Мэри, а сам взял Домине в мой собственный шарабан. Утром в воскресенье мы поехали в Медстон. В одиннадцать часов мы были уже на месте и остановились в гостинице подле бараков. Было решено, что прежде всех у Тома побываем мы с Домине, потом к нему отправятся его родители и, наконец, Мэри Степлтон.