— Вечный двигатель! — провозгласил Сыроежкин.

— Позвольте, — пробормотал, нахмурившись, Таратар, — вечных двигателей, как доказано наукой, не может быть.

— Пожалуйста — вот он! — Сыроежкин величественным жестом указал на изобретение.

— Просто здесь механическая энергия переходит в электрическую… — сказал учитель.

— Правильно! — согласился счастливый изобретатель. — Очень даже просто: одна энергия переходит в другую. Вы только повертели ручку, а лампочка будет гореть день, два…

Таратар посмотрел на прибор. Лампочка действительно горела — всего лишь от легкого поворота ручки. Такого «двигателя» Таратар никогда раньше не видел.

— Ты утверждаешь, что в твоем приборе нет никакого источника тока, — произнес учитель. — Значит, ты тоже гений?

— Конечно!

Таратар прошелся по классу, близоруко щуря глаза. «Что здесь происходит? Может быть, это заговор?… Или мне все снится?…» Он внимательно осмотрел ряды и на мгновение задержал взгляд на серьезном лице. Электроник всегда говорит правду, он не позволит молоть чепуху…

— Как нелегко быть учителем гениев, — произнес тихо Таратар. — Здесь упоминали Кеплера. Учителем великого Кеплера был знаменитый астроном Тихо Браге, изучавший планету Марс… Пьер Ферма… Пожалуй, его учителями можно назвать всех древнегреческих математиков… А у вас — Таратар. (Кажется, ему удалось установить привычное настроение в классе. Гении улыбались.) Как ты думаешь, Электроник, твой друг Сыроежкин действительно изобрел вечный двигатель?

Все уставились на Электроника. Он спокойно ответил:

— Название не совсем точное. Но этот двигатель практически без трений… — И Электроник стал перечислять формулы нового изобретения.

— Проще говоря, вечный двигатель, — прервал друга Сыроежкин и указал на светящуюся лампочку.

— Ура Сыроежкину! — крикнул Макар Гусев. — Гений номер два.

В дверь постучали. Распахнулись обе створки, и вошел опоздавший Смирнов. Вошел он очень странно, боком, прижимая к животу большой алюминиевый бак. Ребята с первой парты бросились ему на помощь. Витька Смирнов крепче прижал бак, прохрипел:

— Погодите, ребята… Я сам… Ценное изобретение!

— Смирнов, что это за бак? — осведомился Таратар.

— Это не бак. — Виктор Смирнов осторожно водрузил свою ношу на стол, вытер пот со лба, простодушно улыбнулся. — Извините, Семен Николаевич… Пришлось дождаться, пока все уйдут из дома. Это кастрюля. Мама в ней варенье варит. Ну а пока кастрюля свободна, я ее занял под опыт.

— Какую же проблему можно сварить в такой кастрюле? — пошутил Таратар.

— Вот. Смотрите!

Смирнов поднял крышку, и все вскочили с места, окружили учительский стол.

В кастрюле лежала корова величиной с кошку. Настоящая маленькая корова с рогами и хвостом.

— Я не знал, что ты увлекаешься игрушками, — сказал учитель.

— Какая там игрушка! — обиделся Смирнов, даже надулся. — Это настоящая корова. То есть, конечно, искусственная.

Корова повернула голову и посмотрела на ребят.

— Ой, — испуганно сказала Таня Сорокина, — она жует!

Корова едва заметно двигала челюстями. Она лениво что-то жевала, как жуют все в мире коровы.

— Руками ее не трогайте, — предупредил изобретатель. — Опыт не окончен.

Посыпались вопросы:

— Сколько ей месяцев?

— Сколько она весит?

— Почему такая маленькая?

— Что ест?

— Откуда она взялась?

Смирнов выслушал вопросы.

— В общем, так. Отвечаю сразу всем, — сказал он. — Разрешите, Семен Николаевич?… Вы видите искусственное животное. Модель типа коровы. Выведена мной в этой самой кастрюле. Как выведена — вопрос особый… Возраст больше трех недель. Питается исключительно кукурузными хлопьями… Вот, пожалуй, все. Это и есть мое домашнее задание, Семен Николаевич.

Таратар растерянно смотрел на кастрюлю.

— Смирнов, я не давал задания выводить животных… Я не биолог.

— Ну конечно, Семен Николаевич, — успокоил Виктор. — Корову я вывел просто так, для себя. А вам принес математический дневник.

Он достал из-под ремня смятую тетрадь, протянул классному руководителю.

— Гений номер три, — деловито отметил Гусев.

— Что ты всех нумеруешь? — поморщился Сыроежкин. — Сам-то ты какой?

— Сам я такое изобретение задумал, что вы все ахнете, — пообещал Макар.

Смирнов закрыл кастрюлю крышкой, деловито взялся за ручки.

— Отнесу домой. Пока мать не вернулась. В целях конспирации, — пояснил он, — опыт проводится под кроватью.

— Да, да, — кивнул Таратар. — Ребята, помогите, пожалуйста.

Восьмиклассники окружили кастрюлю, увели изобретателя.

Учитель складывал тетради в шкаф, перечитывая названия: «О стереометрии бочек», «О движении материков», «Теорема Ферма». Он был в прекрасном расположении духа, очень доволен результатами. Сколько работы задал ему любимый класс! Придется потратить все свободные часы на проверку тетрадей восьмиклассников… Как они себя называют? «Обыкновенные гении»…

Смелость и даже некоторая дерзость в творчестве приемлемы, а вот скромности этим гениям явно не хватает…

На столе, вопреки, кажется, всем законам науки, горела лампочка.

Таратар сделал несколько витков вокруг стола.

В чем тут дело?

Что за двигатель придумал Сыроежкин? Обращаться к другим учителям Таратару не хотелось.

И так в школе ходят легенды о его классе, об Электронике, Рэсси. Не хватает еще истории о вечном двигателе.

И все же консультация была необходима.

Таратар уложил двигатель в коробку, спрятал в портфель.

— Обыкновенные гении, — бормотал он, — вздумали подшутить над обыкновенным математиком. Но есть высшая инстанция — эксперимент. Так говорил мой учитель, а он, как я давно уже убедился, был мудрец.

Таратар пришел в Институт физики и сказал, что хочет показать прибор.

— Зайдите в двести девятую комнату, — посоветовала секретарша.

В комнате под этим номером молодой сотрудник стучал на машинке. Стол его был завален бумагами. Физик мельком взглянул на Таратара.

— У меня двигатель… — начал Таратар.

— Понятно, — сказал физик и указал пальцем на плакат.

Плакат был во всю стену, но Таратар сразу его не заметил. Плакат гласил: «Проекты вечных двигателей не рассматриваются».

— Вся штука в том, что он работает, — усмехнулся Таратар.

Он вынул из объемистого портфеля коробку, из коробки достал изобретение Сыроежкина. По непонятной причине лампочка все еще светилась.

Физик оторвался от клавиш, внимательно осмотрел изобретение.

— Понятно, — вежливо произнес он. — Школьный прибор. Вертишь за ручку — лампочка горит.

— Правильно, — обрадовался учитель. — Крутишь и горит. Но эта лампочка горит уже три часа.

Теперь усмехнулся сотрудник:

— Не может быть. Сейчас она погаснет. Подождем несколько секунд. Присядьте, пожалуйста.

Они присели возле стола. Физик кивком головы указал на бумаги.

— Проекты вечных двигателей. Бездарная трата свободного времени. Но на каждое письмо надо ответить.

— Сочувствую, — пожалел физика Таратар.

— Ничего, у других бывает и похуже, — неопределенно ответил физик. — Посылки нам, правда, не присылают… Но ваш случай наилегчайший.

Собеседники говорили еще несколько минут о значении открытия электричества, об Эдисоне, о том, что недавно на Марсе зажгли лазером маяк… Научный сотрудник явно нервничал, поглядывая то на часы, то на лампу. Лампочка светилась.

— Простите, в этой вашей штуке нет другого источника электротока? — поинтересовался научный сотрудник.

— Как видите, отсутствует.

— Непонятно… Подождите, пожалуйста. Я скоро вернусь.

Он бережно уложил двигатель, ушел с коробкой. Таратар читал развешанные на стенах фотокопии документов. Это были постановления академий наук разных стран о тех задачах, которые не рассматриваются учеными. Самый первый документ, датированный 1775 годом, был принят Парижской академией: «Отныне и впредь не рассматривать представленных разрешений задач удвоения куба, трисекции угла, квадратуры круга, а также машин, долженствующих осуществить вечное движение…»