Ну вы же меня знаете, чтобы я такой прикол пропустил? Нашёл я под себя китель, фуражечку прикинул. Тепло, практично и элегантно. Там ещё были парадные курточки, куцие такие с аксельбантами и золотым шитьём, но они мне не понравились – безвкусица, прикид для циркового шталмейстера. Норвежец мой в другом углу возился, всё „кислотки“ эти, мины искал и не видел чем я занимаюсь. Зато кое-кто другой увидел. Совсем рядом дверь заскрежетала и входит чудак в тёмно-синем комбезе и куртке аляске, тележку на колёсиках с каким-то грузом толкает и физиономия у чудака этого примерно того же цвета, что и спецовка его. Пригляделся, да это же негр, натурально чернокожий парубок. Он, бедолага, меня узрел в моём новом обмундировании в чёрном кителе и фуражке с нацистскими орлами имперскими и натурально сомлел. Губы мясистые трясутся, а лицо вместо лилового серым стало, видать побледнел не по детски.

А я, вы же знаете сволочь по жизни. Мне это только дай, чтоб напугать кого до расстройства стула, хотя бы и с риском для жизни. Я эдак элегантненько ручку в в чёрной лайковой перчатке(на соседних полках разжился) вскинул в нацистском приветствии, ну и взвыл тихонько загробным баритоном „Лили Марлен“ с роскошным берлинским акцентом. Чёрненький мой стоит слушает, зубами звонко стучит, аккомпанирует значит(музыкальный народ в Африке всё-таки), а на полу под ним отчего-то лужица растекается. Пол песни прослушал, а на словах: „Друг мой прощай, ауфидерзейн!“ не вынес моего таланта и на полусогнутых задом к выходу попятился и в туннель рванул. Слышу бежит и орёт: „Блэк! Блэк! Блэк кригсмаринер! Гёст из сингинг! Самбади хэлп!“»[9]

Тут Верманд подскакивает и пинками под зад, грубо так, некультурно гонит меня, офицера ВМФ третьего рейха обратно в переход, но я сообразил, (я это тоже умею иногда, чтобы не говорили)что надо бы взглянуть, чего там жертва моего вокала на тележке приволок. Уже в переходе говорю старому, давай мол проверим, что за груз. Он меня выматерил, но пошёл проверил, а там как все уже догадались искомые «кислотки», каждая кило по пятнадцать. Вот мы одну и прихватили, а я тайком упаковку перчаток за пазуху сунул, чего добру пропадать, ну и фуражку офицера-подводника на память об этой заварушке. Так старый, когда отдышались, оглядел меня в этой амуниции, усмехнулся, отдал честь и чётко так по военному выдал: «Благодарю за службу и находчивость, матрос!» Я машинально во фрунт вытянулся и даже каблуками щёлкнул(гены наверное) и слышу свой голос: «Служу фатерлянду, герр офицер!» Мистика какая-то, видать военная форма на меня так подействовала. Уже после мы в комнату прослушки направились и Верманд там бобины с магнитофонной записью разговоров в секретной комнате, которые уже после нашего первого ухода произошли, забрал. Семён взглянул на рыжего с недоверием: «А ты брат, не заливаешь по привычке?» Генка с видом оскорблённого благородства вытащил из под одеяла смятую немецкую морскую фуражку с крабом и орлом, а так-же завёрнутые в жёлтую упаковочную бумагу несколько пар новеньких чёрных лайковых перчаток с узором из якорей и всё тех же имперских птиц на белой шёлковой подкладке.

В два часа дня по громкой судовой связи разнёсся по жилым помещениям командирский голос капитана Дураченко:«Внимание личного состава! Через пятнадцать минут в столовой экипажа состоится общесудовое собрание. Явка всех свободных от вахт строго обязательна. Повторяю…»Никому особого приглашения не потребовалось уже через пять минут салон или столовая экипажа была полна народа. Люди были измучены неизвестностью, что особенно тяжело, когда информация поступает мягко говоря неполная. Причём всё это происходит в последовавшей после ареста судна, атмосфере таинственности и неопределённости. Надо было обладать поистине советским менталитетом, чтобы безропотно и покорно ждать своей участи, зависящей от решений начальства. Однако существовал предел терпения и у русского, советского человека и мудрость начальника заключалась в том, чтобы вовремя определить приближение этого предела, найти нужные, точные слова, дабы успокоить людей и сохранить контроль над ситуацией.

Владлен Георгиевич говорил в звенящей тишине переполненного салона: «Прошу извинить, мужики, что сижу перед вами. Просто не хочу толкать речь в позе оратора, так по простому и мне и вам ловчее. Я бы сказал по семейному, тем более, что все мы, без всякого пиетета и вправду одна семья, как там в нашей песне поётся: „Если радость на всех одна, на всех и беда одна“. Попали мы братва, в поганую ситуацию и втравил вас в неё я – ваш хренов капитан Владлен Георгиевич Дураченко. Мне за всё и ответ держать, но позже в родном порту, правда до Мурманска нам надо ещё добраться, однако я всех нас в это говно затащил и мне же и вытаскивать.

Это так сказать преамбула, лирическое отступление, а теперь по существу. Как вы уже знаете мы невольно ввязались в чужие крутые разборки. Я намеренно допускал определённую утечку информации, чтобы не держать вас, парни за идиотов, в полных, как говорят, непонятках. Вы все теперь знаете, что на острове находится старое заброшенное логово немецких подлодок времён войны, так называемая тайная база – „Грот кригсмарине“. Этот самый грот, как оказалось ныне облюбовала группа наёмных головорезов, которые нацелены на совершение тайных диверсий против норвежских нефтяных платформ. Диверсии эти маскируются под морские катастрофы вызванные якобы естественными причинами, к примеру штормами и критическим износом металла подводной части опор.

Эти диверсанты нацелены прежде всего на шельфовые месторождения нефти в Норвежском и Северном морях, которые между прочим не так уж и далеко от постоянных, обжитых мест нашего рыбного промысла, включая воды Баренцева моря. Как нам удалось выяснить их задача, это путём серии диверсий разрушить несколько платформ в районах крупных шельфовых месторождений, что вызовет масштабную экологическую катастрофу из-за разлива сырой нефти. Вы только вдумайтесь, парни! По их планам получается, что большая часть норвежских, а значит и советских рыбных промысловых районов(поскольку нами во многом осуществляется совместный промысел) будет загублена и потеряна для рыбного промысла на долгие годы. Как вы понимаете это вызовет огромный мировой резонанс и автоматическое прекращение добычи шельфовой нефти норвежцами на неопределённый срок. Вот тогда и будет выполнена основная цель этой шайки-лейки с „Брунгильды“. Есть данные, что недавнее крушение морской платформы „Алекс“ с большими человеческими жертвами, это работа этих мерзавцев, так сказать пробный шар.

Что касается непосредственно наших интересов, то все вы знаете какое важное подспорье для нашей страны миллионы килограмм мурманской рыбы, ведь мы её отправляем во все республики Союза и даже за границу. Так вот из-за кучки каких-то наёмных негодяев и их мутных хозяев нашей стране, а значит и нам с вами может быть нанесён огромный ущерб. Я уже не говорю, что за страшная беда может постичь наших соседей, которые хотя и являются ныне форпостом противостоящего нам военного блока НАТО, но если отбросить политику, то как говориться на одном шарике проживаем. Скажу даже пафосно, мужики: сегодня они для нас, как в годы войны союзники против общего врага. Более всего этот наш нынешний общий враг опасается огласки своих грязных дел. Предоставить для общего обозрения фактические доказательства их подлой деятельности, вот в чём наша задача, ребята и такие доказательства уже имеются у нас на борту. На „Брунгильде“ об этом уже известно и они сделают всё, чтобы уничтожить „Жуковск“, чтобы как говорят, „концы в воду“. Сейчас в наших с вами руках, ребята единственный шанс изобличить этих уродов подводных, ну и порушить наполеоновские планы их сволочей- хозяев».

Поднял руку второй механик Иваныч, редковолосый с рыжеватой бородкой мужчина средних лет и с воспалёнными, словно от недосыпа глазами. Он встал с места и глядя в сторону капитана, но словно мимо него, заметно волнуясь стал держать речь: «Я Владлен Георгиевич конечно дико извиняюсь, но хотелось бы напомнить, что лично я механик рыболовного траулера, а не один из двадцати восьми героев панфиловцев и сейчас не война. Я на флот пришёл на жилищный кооператив деньги заработать, простите за прозу жизни и что-то не припомню, чтобы меня на геройские подвиги подряжали. Не один я так думаю, просто другие помалкивают по привычке, а между прочим здесь не пацаны сопливые собрались. Мужики все взрослые, у большинства семьи, дети, а вы нам тут предлагаете морской бой устроить. Это как вы себе, товарищи представляете? Мы обычные мирные работяги или бригада спецназа? Что наше ржавое корыто готово лихо сразится с о специально обученной вооружённой бандой головорезов на сверхсовременной подлодке? Да они разнесут нас в щепки и мясо за пару минут или вам есть, что возразить на это, а Владлен Георгиевич?»