Глава IV. Сдачи не надо
За разговорами больше похожими на треп, мы не заметили, как прошли почти весь пляж. Наших нигде не было видно. Значит, Анна Николаевна с Настей уже ушли, после обеда они любят поспать.
Отель от пляжа был далековато, километрах в двух. Практически безлюдная дорога связующая море и жилой корпус отеля, тянется через лес, по дну глубокого ущелья. Она нас должна вывести в огромный ухоженный парк. В парке весь день исключительная тишина, нарушаемая только к вечеру танцевальными ритмами. Такое местонахождение отеля имело и свои преимущества, можно было в укромной аллее на скамеечке отдохнуть от городской суеты. По дороге навстречу только изредка попадались постояльцы отеля, идущие на пляж. Данила вежливо со всеми здоровался.
– Здрасте!
– Как вода? – слышалось в ответ.
– Теплая, как парное молоко, только соленая очень, – лицо моего приятеля было простодушно и невинно как у младенца.
Кое-кто, посмеиваясь, переспрашивал:
– А какой она должна быть?
– Как, а вы разве не знаете?
– Что не знаю?
– Какой вода должна быть!
– Знаю!
– А зачем тогда спрашиваете?
Одни улыбнувшись, шли дальше, другие начинали уточнять:
– Я про температуру спрашивал.
Данила останавливался посреди дороги и заводил долгий разговор:
– Про температуру не скажу, а вот вибрионы плавают.
– Какие вибрионы?
– Да те самые, как их…которые тово…эпидемстанция… – со стороны Данила смотрелся как испуганный деревенский дурачок, забывший мудреное название.
– Холерные, что ли? – подсказывал собеседник, вспоминая то страшное, что навек осело в закоулках памяти.
– А вы откуда знаете? – удивленно переспрашивал мой приятель.
– Да ты же сам сказал.
– Я?
– Ну, не я же!
Данила серьезнел лицом и внимательно смотрел на собеседника.
– Я вам только «здрасте» сказал. А вам что, плохо?
– С чего ты взял?
– Вы про температуру спрашивали.
– Ну и что?
– И бледность на лице…, – у Данилы в глазах было столько участия и заботы, что собеседник терялся, и не знал, водят ли его искусно за нос или перед ним стоит неотесанная деревенщина, впервые попавшая на курорт. Простоватый вид моего приятеля склонял собеседника ко второму варианту.
– Я просто так спросил!
– Про что, просто так? – Данила, не снимая маски соболезнования, готов был бесконечно задавать пустые вопросы.
Прокляв себя сто раз за излишнюю болтливость, остановившийся отдыхающий начинал злиться.
– Про воду! Про воду просто так спросил. Поймите, молодой человек, это обычный знак вежливости. Я вас хорошо знаю в лицо, вы через один номер живете, поэтому просто так спросил про температуру воды, вроде поздоровался, понимаете?
– Понимаю, – соглашался Данила, – а я и не знал, что здесь вместо «здрасте» надо говорить, «как вода»? Спасибо, что подсказали. И про холерные вибрионы, спасибо, что подсказали.
На слове холерные он сделал ударение, потому, что как раз в это время с нами поравнялась пожилая супружеская пара. Ее как током обожгло. Пара непроизвольно остановилась, дожидаясь продолжения разговора. А Данила испуганно смотрел на собеседника.
– А купаться можно? – спросил он незадачливого воспитателя. Пара тоже ждала ответа. В глазах моего приятеля скакнули бесенята, но лицо осталось серьезным и встревоженным. Остановившийся поговорить постоялец отеля, кажется, начал понимать, что мы валяем дурака. Ему теперь было бы несолидно резко перейти от серьезных нравоучений, которыми он только что нас пичкал, к обычной выволочке, поэтому он резко прекращал пустой разговор, и молча зашагал по дороге ведущей к пляжу. Рядом с ним семенила встревоженная чета. До меня доносились их удаляющиеся голоса.
– Что, нашли на берегу холерные вибрионы?
– Понаедут дебилы! – рокотал басом наш недавний собеседник, – они здесь, что хочешь найдут. А вроде приличный с виду, уважительно так разговаривает, болтун…
Продолжения характеристики мы уже не слышали. Данила всматривался в очередную жертву. Это был его излюбленный трюк, когда он деревенской бестолковостью и простодушно-почтительным видом доводил собеседника до белого каления. Что самое интересное, почти все клевали на его открытое лицо, и лишь по прошествии времени начинали соображать, что мой приятель не такой уж и дурак, каким представляется. Злость быстро проходила, а оставалось лишь повышенное внимание к его персоне. Через день после заезда Данилу знала каждая собака. С нами и так сейчас заговаривал почти каждый встречный или молча раскланивался. Данила, как кинозвезда, сам себе создал популярность.
Мы подходили к отелю. Кирпичное трехэтажное здание после небольшого косметического ремонта носило гордое название «Принцесса Черноморья». Мы встретили Анну Николаевну в холле отеля, она просматривала газеты.
Данила гордо выпятил грудь.
– Мы с Максом Анна Николаевна, с двумя дельфинами подружились. Вот, наверно после обеда объезжать их будем. Только надо их чем-нибудь поощрить за это, сами понимаете, за так никто стараться не будет, даже среди дельфинов, дураков нет.
– Это точно, – рассмеялась Анна Николаевна, – меркантильный интерес превыше всего.
– И я о том же говорю, – Данила толкнул меня в бок. – Желудок – двигатель прогресса. Пошли, Макс, на помойке полазим, может быть, что-нибудь найдем.
– Дельфины рыбу любят, – подсказала нам Анна Николаевна, – вы бы удочки взяли.
Но Данила уже тянул меня к мусорным бакам, стоящим в ряд неподалеку от столовой.
– Смотри бутылку из-под пепси-колы.
Чего ее было смотреть, этого добра нынче валяется где угодно и в бак лезть не надо. Прямо в кустах мы увидели искомый предмет.
– Во, двухлитровая, подойдет? – спросил я Данилу.
– То, что надо, – обрадовался он, ныряя в кусты.
– Сколько сгущенки будем брать? – спросил я его.
– Как сколько, одиннадцать банок, в каждой по двести грамм.
С арифметикой у него видно было что-то не в порядке. Я его переспросил:
– Одна-то, лишняя останется.
– Не останется, – Данила сразил меня неотразимым аргументом, – должен же я дельфинам показать, как это вкусно.
Я расхохотался.
– Так это и я могу продемонстрировать, как мне сгущенка течет в рот.
Данила отрицательно покачал головой.
– И даже не пытайся, ничего у тебя не получится.
– Почему?
– Еду смаковать надо, а ты не умеешь, глотаешь, как крокодил, все подряд. Не развито в тебе эстетическое чувство прекрасного, ешь ты как плебей.
– Как кто?
– Как плебей!
– А как надо?
– Как аристократ…, утонченно…, со смаком.
– Чавкая, что ли? – поддел я его.
Моя издевка осталась без ответа. Мы не стали заходить в магазинчик, так как один раз уже покупали банку сгущенки и знали, что она стоит восемнадцать рублей. Данила предложил мне сходить за деньгами. У меня с ним была одна на двоих, единая касса. А деньги, пять тысяч рублей, мы держали в его чемодане, он имел двойное дно. Даже если кто залезет туда, пусть догадается, где они. У Данилы не очень найдешь то, что он спрятал. Ему бы клады только зарывать, их бы и в четвертом тысячелетии не нашли, с самой суперсовременной техникой.
– Двести рублей хватит, – крикнул он мне вслед. – Банка стоит восемнадцать рублей. Итого, сто девяносто восемь… Макс, тебе еще с Настей на карамельку останется, может быть даже на две.
Вот такой у меня казначей. Не выпросишь у него денег на мороженное. Только и слышишь:
– Горло простудишь.
Я сходил в номер за деньгами. Настя сладко спала. Я не хотел ее будить, и шел на цыпочках. Чемодан стоял во встроенном шкафу. Дверца скрипнула и Настя проснулась.
– Ты чего ищешь, Макс, вы куда? – спросила она меня.
– Спи, спи, – постарался я ее успокоить, – мы с Данилой с дельфинами познакомились, идем вот их приручать.
Но разве после такого объявления кто уснет? Настя выскользнула из-под простыни и стала натягивать шорты.