– Как тебя зовут? – просила Настя оробевшего мальчишку.

– Гарик.

С таким восторгом, наверно, смотрели индейцы на первых моряков, прибывших с Колумбом в Америку, принимая их за богов. Взгляд мальчишки ничем не отличался от взгляда ошеломленного краснокожего. Перед ним стояло неземное божество, в воздушном платье и протягивало ему салфетку с завернутой в нее едой.

– Ешь! – грозно прозвучал приказ.

Мальчишка неожиданно покраснел и уставился умоляющими глазами на Настю.

– Здесь?

– Ешь здесь, тебя в столовую не пустят, – безапелляционно заявила Настя, разглядывая прикид Гарика.

Потертая майка, такие же шорты и легкие сандалии на босую ногу, вот и все, чем могло похвастаться худющее смуглое тело мальчишки. Глянув на Данилу, я увидел скачущих чертей в его глазах и просек, что беспризорникам здесь и не пахло, это его очередной розыгрыш. А мальчишка не мог понять, чего хочет от него Настя и почему подкармливает его как собаку. Он натужно выдавил из себя:

– Ешь, не ешь, я от рождения такой худой. У нас порода такая.

А Настя вошла в роль монахини из Красного креста и потчевала, как ей казалось, умирающую паству.

– Ты никого не стесняйся, а бери и ешь, я тебе еще принесу. Ты сколько дней не ел?

У Гарика вытянулось лицо.

– Кто тебе сказал, что я несколько дней не ел? – спросил он.

Настя резко повернулась в нашу сторону и тут заметила, что Данила огромный усилием воли сдерживает на лице плотину серьезности, готовую рухнуть под неудержимыми волнами смеха. Теперь покраснела она сама и решила побольше узнать о мальчишке.

– Ты из отдыхающих?

– Нет.

– Бездомный?

– Почему бездомный. Я домный.

– А кто твой отец?

– Он директор этого отеля!

Так в первый день мы подружились с Гариком. Бутерброды и антрекот без всякого стеснения, доел, конечно, Данила, а наш новый дружок оказался неплохим парнем, только уж очень смотрел он в рот Насти. Она как хотела, так им и вертела. В средние века такими при дамах наверно были пажи и рыцари, по мановению ее руки они неслись на край света, участвовали в ее честь в турнирах, сшибаясь лбами с себе подобными, а, победив преклоняли перед нею одно колено. А Настя, что не дама? Кому не льстит чрезмерное внимание? Вот Настя им и пользовалась, заставляя Гарика часами простаивать под нашими окнами.

И теперь пока она видела послеобеденный сон, он должен был находиться где-нибудь неподалеку. А он, видите ли отлучился, и появился именно в тот самый неподходящий момент, когда мы рассчитывались за одиннадцать банок со сгущенкой. Первым делом Гарик спросил:

– Что денег не хватает?

Нам с Данилой было все равно, хватает у нас денег или нет, нас это мало волновало. Настя просто сильно переживала, что у нее родители не олигархи. Вечно им женщинам хочется выглядеть лучше, чем они есть на самом деле. Она, конечно, предпочла бы, чтобы ее постоянное окружение, то есть мы с Данилой, были красавцами кавалергардами и ли на худой конец сыночками банкиров. Тогда бы точно не получилось такого казуса и ей не пришлось бы краснеть. Она не дала никому рта раскрыть.

– Фи, одна вывеска супер, а купить и нечего, шоколад червивый, а карамель мыши изгрызли.

У продавщицы от нашей наглости округлились глаза. Не успела она собраться с достойным ответом, как Настя уже двинулась к двери, которую предусмотрительно открыл Гарик. Королевским, повелительным тоном Настя приказала нам от порога:

– Возьмите, только то, что в железных банках. А сдачу, оставьте детишкам на молочишко, мне продавщица понравилась.

Казалось, из магазина вышла сама королева, столько величия и достоинства была в походке нашей подружки. Гарик, лакеем стоял у двери. Когда дверь за Настей захлопнулась, Данила снова стал складывать сгущенку в пакет, угощение отменялось.

– Мы выбираем пакет за два рубля. Конфеты не нужны.

Продавщица попалась с юмором, она расхохоталась.

– А как же ребятки мои два рубля, на бедность, детишкам на молочишко?

Данила не поддержал ее смех и съязвил:

– Скажите спасибо, что я с вас на первый раз скидку не попросил, сгущенку то я у вас оптом беру, сразу одиннадцать банок. И насчет пакета не беспокойтесь, сейчас как только он освободится, я его вам обратно принесу и отдам, и тогда мы поделим два рубля пополам, рупь мне, рупь вам, согласны мадам?

– А конфеткой не возьмешь? – смеялась продавщица.

– Нет, – мой приятель отрицательно покачал головой, и сразу перешел на «ты», – жди меня, я вечером зайду, тогда поговорим.

– Что делается, что делается, – не унималась продавщица, – о чем мы с тобой будем говорить, о сгущенном молоке, которое на губах не обсохло?

Данила поддакнул:

– Именно о нем, угадала, я у тебя буду его оптом брать. Так, что заранее прикинь, сколько сбросишь.

Мы вышли из магазина. Настя с Гариком сидели в тени на скамейке и так увлеченно о чем-то разговаривали, что не заметили, как мы прошли мимо.

– Пудрят друг другу мозги, пошли на море без них, – предложил мне дружок.

А я решил серьезно поговорить с Данилой. Мне не понравилось его хамоватое поведение в магазине. Я его остановил и стал выговаривать:

– Данила, ты себя неправильно ведешь, не стоит.

Первый раз мой приятель со мной согласился.

– Точно не стоит, эта сгущенка столько, Макс.

– Да я не про сгущенку, а про то, как ты разговариваешь с людьми.

– А как я разговариваю?

– Начал тыкать ни с того, ни с сего. Продавщица что тебе – ровесница? Обращайся к ней на «вы».

– Еще чего. Она нас с тобою крохоборами выставила, а я буду перед нею расшаркиваться. Перебьется. Я не люблю торгашей.

– А кого ты любишь?

– Я?

– Ты!

Данила на минуту задумался и, улыбнувшись, сказал:

– Я люблю поваров, вот с ними я не только на «вы» разговаривал бы, а даже в разведку бы с ними пошел. Продавец, против повара, тьфу, ноль без палочки, тарахтит только, как пустая бочка. Поэтому продавцов я не люблю, а вот с поварами, хоть на рыбалку, хоть в разведку.

– Почему?

– Разве непонятно? У них же в вещмешке наверно не патроны, а сплошные деликатесы.

Данила закатил глаза к небу. Вот и попробуй после этого с ним поговори.

Мы вошли в свой номер и хорошо сполоснули под краном бутылку из-под пепси-колы, но заливать в нее сгущенку не торопились. У нас с собой был перочинный нож с открывалкой, так, что вскрыть банки мы могли и на берегу моря. Хорошо бы их, дельфинов, еще хоть разок увидеть, не то, что прокатиться на них. Да, прокатиться бы неплохо было. А для этого, сначала надо добраться до выбритой штормовыми волнами Лысой головы торчащей из моря. Я посмотрел на Анну Николаевну. Обычно после обеда, в жару она не ходила на пляж, а предпочитала где-нибудь на лавочке в тенистой аллее посидеть с книгой. Самый полезный загар, уверяла нас она утренний. Нам с Данилой было все равно, утренний он, дневной или вечерний, лишь бы вдоволь накупаться.

Я попрощался с Анной Николаевной.

– Мы до вечера! Пошли купаться на море.

– Далеко не заплывайте.

– Не будем.

– И Настя с вами?

Что мы могли ответить? Что они с Гариком сидят на скамейке и решают мировые проблемы и что проблемы меньшего уровня обсуждать не согласны?

– Мы ее пригласим, – пообещал я Анне Николаевне и не сдержал слово.

Когда мы вышли из отеля, то увидели парочку сидящую в тени на скамейке. Гарик благоговейно слушал юную наставницу. А Настя, найдя благодарного слушателя, напрочь забыла о нас с Данилой. До нас доносился ее пронзительный голос:

– Я считаю, что когда Аттила двинул свои орды на Рим, он обязательно должен был пройти мимо Понта Эвксинского и заручиться поддержкой с тыла, так что здесь должны остаться его следы.

Гарик молчаливо со всем соглашался. А Данила, услышавший краем уха о чем идет разговор, покачал головой.