Это была Миртиль. Она заметила его из своей комнаты на втором этаже и теперь кричала, свесившись в окно. Тристам покраснел от головы до пят — и пустился наутек.
— Тристам! Подожди! — кричала Миртиль.
Но он и не думал останавливаться.
В безоблачный день солнечному свету, чтобы достичь Земли, нужно пройти сквозь плотный слой атмосферы толщиной в несколько десятков километров.
Фиолетовые и синие лучи встречают в этом слое множество препятствий — молекул разных газов. Напротив, для красных и оранжевых эти молекулы никаких затруднений не составляют: они их просто не замечают и продолжают двигаться так же прямо, как если бы по-прежнему мчались в космосе. Лучи этих цветов, хотя их по отдельности и не видно, врезаются в Землю и нагревают ее.
Вечером все меняется, поскольку солнце в это время приближается к горизонту. Теперь его свет, прежде чем достигнуть наших глаз, должен пройти сквозь гораздо более плотный слой воздуха. Синему и фиолетовому цвету, которые повсюду встречают преграды, не удается совершить столь длинное путешествие. Они гаснут.
Остаются только те лучи, которые, как и раньше, движутся по прямой, не встречая препятствий в молекулах газов, — красные, оранжевые, пурпурные. Мы видим эти цвета вечером, когда они отражаются от облаков и водяного пара, который поднимается в небо. Низко стоящая над горизонтом Луна, которую мы видим благодаря отраженному от нее солнечному свету, по той же причине приобретает оранжево-красный оттенок.
Глава 7
В этот вечерний час площадь была почти безлюдной. Тристам решительным шагом двинулся вперед, но тут его окликнули.
— А ты что здесь делаешь? Эй! Деревня! Я тебе говорю! Разве Лазурро не сцапал тебя в библиотеке?
Это был Джерри, сын начальника облакостроителей, — тот, кто бахвалился после контрольной, тот, в чьем личном деле он прочитал: будущий генерал. Поскольку Тристам с матерью жили за городской чертой, среди полей, Джерри всегда звал его «деревней» или «пентюхом».
Рядом с Джерри жался Генри, сын учителя французского; он поглядывал на Тристама своими лисьими глазками.
— Стукач проклятый! — рявкнул Тристам, остановясь перед Джерри, который загородил ему путь.
— А что это ты там делал, в библиотеке, а?
— Тебя не касается!
— Из-за того, что тебя не было, Лазурро весь урок бесился, — подал голос Генри. — До физики дело вообще не дошло. А это нас очень даже касается.
— Из-за тебя мы потеряли целый час занятий, — подхватил Джерри. — Просто черт знает что!
Джерри с нетерпением ждал дня, когда станет генералом. Проблема заключалась в том, что он хотел командовать уже сейчас… Нужно было каждую минуту подтверждать свой авторитет перед друзьями. Впрочем, в Генри он видел не друга, а скорее адъютанта.
Подул ветерок, и промокшего Тристама пробрала дрожь.
— Э, да у тебя поджилки трясутся, пентюх, — процедил Джерри, решивший, что Тристам дрожит от страха.
— Да пошли вы! — огрызнулся Тристам. От возмущения его щеки покраснели.
— Потише, потише, дай людям спокойно отдыхать! В мои функции входит защита граждан от постороннего шума, — приосаниваясь, объявил Джерри.
— Сам бы говорил поменьше, вот и шума не было бы. Я, может, тоже нуждаюсь в защите, — съязвил Тристам.
— Вынужден напомнить, что твоя мать не из наших, — ответил Джерри. — Ты враг. А на врагов моя защита не распространяется.
Тристам нахмурился.
— Мы не потерпим, чтобы деревенский тупица вроде тебя мешал остальным получать образование, — добавил Генри.
— Я не мешаю, что вы… — забормотал Тристам, внезапно почувствовав, что ужасно устал. — Я стараюсь как могу.
— Ну да ладно, ждать осталось совсем недолго! — будущий генерал усмехнулся. — Сегодня вечером Лазурро проверит твою работу. Если ты снова сдал пустой листок, он завтра же отправит тебя к мелюзге. И больше ты нам мешать не будешь.
С этими словами он откозырял по-военному и проследовал со своим адъютантом дальше: надо было завершить обход площади и удостовериться, что все в порядке и никто не нарушает общий покой.
«Плевать я на них хотел! — думал Тристам, плетясь домой. — Не напугают!»
Но он больше не верил в себя. Даже книжка Тома ему не поможет… Еле волоча ноги, он пересек площадь и двинулся по улице. Вскоре он вышел к рисовым полям и тропке, которая вела к ветряной станции. До дома оставалась какая-нибудь сотня метров.
Ноги вязли в рыхлой почве, но Тристаму было не привыкать. У самой двери дома он остановился. На душе было скверно: совсем не хотелось объявлять маме, что с завтрашнего дня его переведут в младший класс. Хотя уже веяло ночной прохладой, он сошел с тропки и побрел через поле на юг. Так он шел и шел, пока не увидел перед собой защитное ограждение. Здесь его никто не потревожит. Тристам растянулся на спине и стал смотреть на луну и звезды, а чтобы утешить себя — вспоминал рассказы мамы, которые любил слушать в детстве.
Это были рассказы о героях, живущих в других концах неба, о королях, о закатах, которые озаряли пламенным блеском огромные города, построенные на гигантских кучевых облаках, далеко-далеко, у противоположного края океана. Мама рассказывала ему о мужественных и отважных людях — благодаря таким людям, говорила она, мир становится лучше. Тристам вырастал, слушая по вечерам в своей кроватке описания таинственных, неведомых стран. И насколько же прекрасной — много прекрасней, чем здесь, — казалась ему жизнь в этих странах!
— Почему мы не можем вернуться туда, где родились? — спрашивал он.
— Потому что нас разыскивает тиран, — неизменно отвечала мама.
— А почему тиран нас разыскивает?
— Придет день, и ты сам все поймешь, мой милый.
— Проклятый тиран! — подумал Тристам, вскакивая с земли. Он посмотрел на загородку и, охваченный внезапным возмущением, со всего размаха хлопнул по ней ладонью. В голове у него вспыхнул ярчайший свет; мускульная судорога отшвырнула его назад. Тристам рухнул наземь в нескольких метрах от ограды, среди рисовых метелок. В гневе он забыл, что по проволоке пропущен ток.
— А-а-а! — застонал он, поднимаясь и растирая поврежденную руку. — Ну и дурак же я…
Он плохо понимал, что происходит; тело болело так, будто его измолотили кулаками. Нужно было возвращаться домой. Если бы не эта страшная слабость… Луна стояла уже очень высоко — похоже, предаваясь мечтам, он провалялся в поле долгое время.
Он собрался с силами и, дрожа от холода, медленно потащился к дому.
Глава 8
Оставив Тристама в дальнем конце сада, Том поднялся в свою комнату и стал натягивать сухую одежду. Колокольчик прозвенел еще раз, пора было идти к столу. Мешало одно: Том никак не мог забыть о книге из секретной библиотеки. Даже переодеваясь, он не отрывал от нее глаз.
Полностью одевшись, Том решил не торопиться помогать родителям: вместо этого он схватил книгу и запрыгнул с нею на кровать. Ему хотелось петь, кричать от радости… Нет, так можно себя выдать. Расплывшись в улыбке, он ограничился тем, что прочитал название на обложке:
Иона Санберн, Магистр ветра. «Тонкое искусство. Облака как средство ведения войны».
«Круто!»
На корешке было написано красными чернилами: «Военная книга пятой категории. Категорически запрещена для чтения. Изъята из обращения по приказу короля».
На задней стороне обложки Том нашел несколько отзывов, опубликованных еще до того, как книга попала под запрет.
«Великолепная книга — поэтичная, берущая за живое». Подпись: лорд Дезабль, генерал соединенных облачных сил республики Сирокко.
«Грандиозный успех. Магистр Санберн, вы настоящий волшебник». Подпись: «Газета Военно-кучевого облака».