— На следующий год я думаю выращивать арбузы, — как-то за ужином объявил отец.

— Прошу тебя, Генри, не делай этого, — взмолилась мать. — Как только ты посадишь арбузы, на Коллетон обязательно обрушится снегопад, наводнение или нашествие саранчи. Пожалуйста, Генри, придумай какой-нибудь другой способ ухлопать наши деньги. По-моему, ты единственный человек, который не умеет сеять кудзу [110].

— Ты права, Лила. Как всегда права. Я в большей степени предприниматель, чем фермер. Мне привычнее иметь дело со здравыми принципами бизнеса и экономики, чем с сельским хозяйством. Мне вообще не надо было в это соваться, но я видел, как все сплошь и рядом заколачивают неплохие деньги на помидорах, вот и решил к ним примкнуть.

— Генри, прошу тебя, не надо больше ни к кому примыкать. Если уж вкладывать, то в солидные акции. Например, в «Южнокаролинскую электрогазовую компанию».

— Сегодня я купил в Чарлстоне кинокамеру фирмы «Белл и Хауэлл».

— Боже милостивый! Зачем, Генри?

— Будущее за кино, — ответил отец с сияющими глазами.

Мать сразу начала кричать, а отец невозмутимо достал из коробки приобретение, всунул в розетку провод от прожектора, щелкнул выключателем и запечатлел весь гневный монолог матери как комедию, которую потом будет весело смотреть. Несколько лет он безостановочно снимал свадьбы, крестины и семейные торжества. Отец поместил рекламу в местной газете, снабдив ее нелепой подписью: «Профессиональная видеосъемка от Винго». Правда, этот отцовский бизнес стоил нам дешевле всего. Глядя в видоискатель кинокамеры, отец чувствовал себя счастливым. А выглядел смешным.

Отец никогда не изменял своим убеждениям. Помню, Саванна как-то сказала, что эта особенность характера — его величайший недостаток.

Итак, отец продолжал с большим успехом ловить креветок, разбрасывая заработок на свои бесплодные увлечения. Тогда мы знали далеко не обо всех его провалившихся проектах; о некоторых нам стало известно только через много лет, когда мы выросли. Оказывается, отец был компаньоном с ограниченной ответственностью в одной из компаний города Мертл-Бич, открывшей курсы по обучению игре в мини-гольф. Курсы просуществовали один сезон. Еще он вкладывался в магазинчик, где должны были продавать тако [111]. Партнером отца был настоящий мексиканец, скверно говоривший по-английски, а главное — не умевший готовить тако. Между родителями вспыхивали отвратительные ссоры из-за отцовских трат. Мать использовала весь свой арсенал воздействия: насмехалась, кричала, отчитывала, льстила, умоляла, но все было бесполезно. Отец не воспринимал ее призывов быть экономнее и осмотрительнее. Аргументы мать излагала в форме предостережений; когда же они не достигали желаемой цели, мать срывалась и начинала перечислять страшные беды, которые падут на нашу семью, если отец не прекратит бездумно транжирить деньги. Родительские бури и извержения то и дело нарушали хрупкий покой нашего дома. Поскольку ссоры отца и матери были слишком частым явлением, мы не заметили, в какой момент материнские обиды и вспышки гнева превратились в стойкую ненависть к отцу. Несколько лет прошло в бесплодных перепалках, прежде чем мать объявила отцу скрытую войну и ступила на поле боя. Генри Винго считал, что женщинам нечего соваться в бизнес. Южные мужчины делятся на два типа: одни слушают своих жен, другие — нет. По части глухоты к материнским доводам отцу можно было смело присуждать черный пояс.

Если вы растете в доме человека, который любит вас, но при этом ужасно с вами обращается и не понимает парадоксальности своего поведения, вы вынуждены как-то защищаться. С этой целью вы тщательно изучаете его повадки и стараетесь предсказать, когда ждать очередных выплесков его темперамента. Я составил мысленный список наиболее впечатляющих недостатков отца и довольно рано пришел к выводу, что отец сочетает в себе балаганного шута и тупого упрямца. Не будь он жестоким, думаю, дети просто обожали бы Генри Винго и приноравливались бы к любым зигзагам его судьбы. Но я с ранних лет видел перед собой императора-самодура, в государстве которого главной добродетелью женщин и детей был страх. Отцовская политика отличалась тяжеловесностью и бездумностью. В воспитании детей и усмирении своевольной жены он признавал только одну тактику — тактику «выжженной земли».

В одном раннем стихотворении Саванна назвала отца «вассалом бури, главою клана ветра». Когда сестра переехала в Нью-Йорк, она с улыбкой заявляла, что у нее и братьев отцом был… блицкриг. Отец сторонился всего прекрасного. Он боялся тактичности, словно порчи, грозившей уничтожить накопленные им сокровища.

Как-то после очередной ссоры мать в слезах выкрикнула, что отцу недостает мозгов.

А однажды, накануне Рождества, мать обнаружила триста пачек непроданных рождественских открыток, которые отец приобрел оптом. Он сумел сбыть лишь семьдесят пять пачек, стучась едва ли не в каждый дом Чарлстона.

— Прикосновение Садима, — прошептала Саванна, когда мы остались одни.

— Это что такое? — поинтересовался я.

— Полная противоположность прикосновению Мидаса, — пояснила сестра. — Все, до чего дотрагивается наш отец, превращается в дерьмо.

— Он скрыл от мамы, что купил еще несколько тысяч пасхальных открыток, — сообщил Люк. — Я нашел их в сарае.

— Он вечно просаживает кучу денег, — вздохнула Саванна.

— А вы видели эти открытки? — спросил со своей кровати Люк.

— Нет, — хором отозвались мы.

— Там Иисус, Мария, Иосиф, пастухи, волхвы, ангелы — словом, все-все — чернокожие.

— Что-о?

— Естественно, на них могут польститься только негритянские семьи. Прошел слух, что на Севере такие открытки расходятся, как горячие пирожки, вот отец и решил попробовать.

— Бедный наш папочка, — заметил я. — Ну и тупица же он.

— Как унизительно! — усмехнулась Саванна.

— Он хоть на чем-то зарабатывает? — поинтересовался я.

— На ловле креветок, — ответил Люк. — Он самый лучший ловец креветок из всех, кто этим занимается. Жаль только, что не следует маминым советам. Иногда она говорит дело.

— Если бы он прислушивался к маме, не было бы прикосновения Садима, — съехидничала Саванна.

— Знаешь, Саванна, ты можешь сколько угодно насмехаться над ним. Только помни, когда отец забрасывает сети, он превращается в Мидаса, — сказал Люк.

Думаю, не купи отец автозаправочную станцию, не пойди мы на представление передвижного цирка, в кои-то веки остановившегося близ Коллетона… возможно, родительский брак и продолжался бы просто по инерции. И еще я думаю, что их совместную жизнь можно было бы исправить (но не наполнить вдохновением), научись отец контролировать импульсы, приводившие его к крайностям и бесплодным затеям. Свои самые экстравагантные решения он принимал сам, не позволяя матери вмешиваться. Все, что отец задумывал, он осуществлял на манер тайных операций. Он ощущал себя разведчиком, лишившимся связи с центром и вынужденным самостоятельно действовать на вражеской территории. Каждое деловое предприятие должно было стать восстановлением утраченной репутации и возмещением впустую потраченных средств. Отец никогда не терял надежды на реализацию своих планов. Проблеск удачи — и мечты станут явью. Бизнес был для него и заразной болезнью, и прибежищем, и риском, и формой саморазрушения. Если бы отцу вдруг подарили миллион долларов, он изобрел бы тысячу впечатляющих способов растратить эти деньги до последнего цента. Это не было его фатальным недостатком; нет, у отца имелась целая дюжина других. Но этот был самым драматичным, из-за него финансовое положение семьи почти всегда было шатким. Отец невообразимо, неисправимо верил в себя. Чтобы спасти нас троих, мать научилась хитроумным уловкам. В отношениях с отцом она стала применять скрытую тактику. Все это подрывало не такой уж прочный фундамент их отношений. Отец и мать достигли совершенства в уничтожении лучших качеств друг друга. В чем-то их брак был классическим и очень американским. Они начали со взаимной любви, а превратились в заклятых врагов, где одному было противно даже слышать имя другого. В любви они зачали своих детей, которых потом ломали и калечили.

вернуться

110

Кудзу — завезенное из Японии лекарственное, пищевое и кормовое растение. На юге США его высаживали для предотвращения эрозии почв. В настоящее время является широко распространенным сорняком.

вернуться

111

Тако — блюдо мексиканской кухни, кукурузная лепешка, в которую завернута мясная начинка со специями. Подается с острым соусом.