Граф закончил речь, и сумрачные своды собора огласились аплодисментами — такое нечасто услышишь в церкви, тем более во время траурной церемонии. Но ведь и многое другое из того, что произошло в эту памятную субботу, — как, впрочем, и на протяжении шести дней, пока страна переживала невосполнимую утрату, — не укладывается в привычные рамки. Разве аэропорты отменяют рейсы, чтобы гул самолетов не заглушал боль в людских сердцах, как это сделал в день похорон крупнейший лондонский аэропорт Хитроу? Будь это не она, стали бы люди стоять в очереди дни и ночи напролет, чтобы поставить свою подпись в книге соболезнований, которую никто никогда не прочтет? Тем более что это англичане — нация, которую принято считать сдержанной и невозмутимой, отнюдь не склонной к сентиментальности. В какой-то момент премьер-министр Тони Блэйр заметил: «Не помню, чтобы мне доводилось видеть нечто подобное за всю мою жизнь». Возможно, многие и не согласятся с ним, однако вряд ли кто станет спорить, что эта безвременная гибель всколыхнула не только туманный Альбион, но и весь мир.
Так что же это было? Мнения порой высказываются самые противоположные. Одни готовы видеть в Диане великомученицу, затравленную обнаглевшими папарацци, словно те работали исключительно собственного извращенного удовольствия ради, а не на потребу досужего обывателя, любителя посмаковать сенсации, которые ему с избытком подсовывает желтая пресса. Другие винят во всем бездушие королевского семейства — мол, это они, застегнутые на все пуговицы Виндзоры, которые поначалу надеялись, что принцесса примет их правила игры и в будущем будет светиться их тускловатым отраженным светом, поспешили отмежеваться от нее, как только поняли: она затмевает их всех, а сами они смотрятся на ее фоне весьма бледно и малопривлекательно, и даже их добрые дела отходят на второй план. Но может, говорили третьи, неделя безудержной скорби не более чем массовая истерия, искусно подогреваемая газетами и телевидением, ибо это сулит средствам массовой информации немалые барыши, а мы, очнувшись на следующий день, ощутим лишь опустошенность и растерянность, потому что спектакль окончен, — как говорится, «финита ля комедия» ?
Как бы то ни было, но жизнь Дианы, подобно яркой вспышке метеорита мелькнувшая на тусклом небосклоне английского королевского дома, который уже давно преследуют семейные неурядицы и скандалы, породила своего рода новый миф, и мы вольно или невольно воспринимаем его как данность. Говорят, будто у Кенсингтонского дворца рядом с горами букетов нашли привязанную к ограде балетную туфельку с запиской: «Ты была Золушкой на балу. Теперь ты — спящая красавица» .
В этих словах суть ее привлекательности. Мужчины не сводили с Дианы восхищенных глаз, любуясь ее красотой и воистину царственной осанкой. Женщины видели в ней воплощение своих самых заветных мечтаний. Кто из представительниц лучшей половины рода человеческого, даже тех, кто считал себя ярыми феминистками, хотя бы раз в жизни не грезил о НЕМ, о том единственном, о ПРИНЦЕ, который в один прекрасный день принесет к ее ногам весь мир? Да и сейчас девочки, пусть уже и не в платьицах с рюшами, а в джинсах и шортах, зачитываются сказками и воображают себя их героинями… А женщины старшего поколения, давно убедившиеся на собственном опыте, что жизнь — отнюдь не сахар, а брак — тем более, тоже как бы заново пережили с ней розовые мечты своей юности. Несмотря на всю свою современность, высокое положение и обретенную в конце концов независимость, Диана, по сути, являла собой воплощение атавистического, почти изжившего себя патриархального мифа о том, что удачное замужество поднимает вас на ступеньку выше, а иногда вознесет и на ту, выше которой нет. Что ж, пожалуй, оно и так, но такой ценой.. И что бы ни говорили о Виндзорах — мол, и с трауром опоздали, и официальное заявление сделали слишком поздно, отсиживаясь у себя в Балморале, — именно благодаря им она достигла вершин, с которых затем воссияла дивным, ослепительным светом. И вот теперь этот свет погас. И трудно поверить, что больше нет той, которая напрочь перевернула наше представление о принцессах.
Ведь принцессы — а мы это усвоили еще в детстве — веселятся и танцуют на балах, жалуются на бессонную ночь («ах, эта проклятая горошина!») и вообще, найдя своего принца, больше ни о чем не задумываются, тем более о жертвах противопехотных мин. Любовь и счастье им обеспечены. Но то в сказках, а в жизни все гораздо прозаичнее: непонимание, отчужденность, слезы — все как у нас, простых смертных, с той разницей, что проливаются слезы большей частью невидимые остальному миру за толстыми стенами дворцов, например, Кенсингтонского (свадебный подарок Ее Величества в пожизненное пользование). Поначалу супруги пытались сохранять на людях видимость приличия — вот, взгляните, образцовая пара, счастливые родители — словом, пример для подражания более чем пятидесяти миллионам британцев. Но нарыв зрел, грозя в любой момент прорваться, и вот сначала — раздельное проживание, о чем официально объявлено в 1992 году и, наконец, четыре года спустя — развод. Миф развеян. Сказка окончилась, но вопросы остались. И пожалуй, главный из них, который с ее смертью встал особенно остро — это вопрос о будущем семьи, которая ее отторгла. Что ждет Виндзоров в грядущем тысячелетии? С одной стороны, за них можно не беспокоиться — идея монархии глубоко укоренилась в сознании жителей островного королевства, и эпоха Кромвеля подчас воспринимается как историческое недоразумение. И не забывайте о том, какие колоритные фигуры стоят в ряду английских монархов — Генрих VIII, Елизавета I, Виктория! Взять хотя бы Георга VI, отца ныне здравствующей монархини — во время войны, когда немцы бомбили Лондон, он вместе с супругой, Елизаветой (ныне королева-мать, которая, Бог даст, скоро отпразднует свой столетний юбилей) наотрез отказался покинуть Букингемский дворец, чем снискал глубокое уважение своих подданных. Разумеется, встречались среди монархов и негодяи, и малодушные (интересующихся данным вопросом можно отослать к Шекспиру), но в целом махина королевской власти — главным образом благодаря давней и нерушимой традиции и четко расписанным ритуалам — стояла прочно и непоколебимо и, казалось, останется такой на века. Правда, в тридцатые годы вышел небольшой конфуз, когда старший брат Георга, Эдвард, не имея возможности узаконить отношения с любимой женщиной, предпочел отречься от престола, но вряд ли этот эпизод существенно подорвал основы монархии. Кстати, по иронии судьбы особняк герцога и герцогини Виндзорских (таких титулов удостоились Эдвард и его жена-американка после отречения) в настоящее время принадлежит Мохаммеду аль-Файеду, отцу покойного Доди. Поговаривают, будто аль-Файед-старший хотел устроить в нем семейное гнездышко для сына и его будущей жены, затратив на его реставрацию около 40 миллионов долларов. Но это так, к слову.
Что же касается королевской фамилии дня сегодняшнего, то вторую половину XX столетия можно по праву назвать «новой елизаветинской эпохой» — хотя бы по длительности правления. И хотя нынешней Елизавете далеко до своей венценосной тезки, жившей в XVI веке, ей следует отдать должное. Семейные скандалы и неурядицы, словно из рога изобилия сыпавшиеся на августейшую семью, она пережила с достоинством, чем наверняка снискала себе сочувствие подданных — а ведь есть чему посочувствовать. Ее родная сестра, принцесса Маргарет, и трое детей — Анна, Чарльз и Эндрю — разведены, а младший сын, Эдвард, тоже уже немолодой, до сих пор не женат. Говорят, будто он… — впрочем, какая разница, что там говорят. Может, оно и к лучшему, поскольку с невестками королеве явно не везет. Эта неблагодарная Диана (упокой Господь ее душу!), это чудовище Сара, не раз позорившая своими глупыми выходками честь и достоинство королевского дома, или «Фирмы»… Но теперь ясно одно: если «Фирма» хочет процветать и впредь, ей надо что-то менять в своих устоях.
Смерть Дианы только обозначила это с еще большей очевидностью. Всю неделю — с момента гибели принцессы в парижском тоннеле и до ее похорон — Британия пристально следила за каждым шагом Букингемского дворца, пытаясь истолковать скрытый смысл каждой произнесенной фразы, каждого жеста и ощущая при этом некоторую неудовлетворенность. И всю эту неделю Виндзоры слушали упреки в свой адрес — даже от тех, кого никак не заподозришь в антимонархических настроениях: мол, забыли вовремя приспустить в знак траура флаги, официальное сообщение оказалось слишком куцым, не желают удостоить мать наследника приличествующих ее титулу похорон… и далее в том же духе. Словом, бездушные люди, которые и слезинки не проронят по так рано и нелепо ушедшей «народной принцессе».
