Молодой король – ему исполнилось семнадцать, но выглядел он старше – похоже, был и в самом деле искренне рад видеть герцогиню и получал удовольствие от ее общества, потому что приглашал ее танцевать целых три раза. Праздник, надо сказать, удался на славу. Месье, герцог Орлеанский, умел принять, знал толк в увеселениях и деньги, которые получал не слишком благовидными путями, тратил на них щедро и не жалея.
Изабель была очарована блестящим вечером и вернулась домой счастливая. Вокруг нее толпились поклонники, все за ней ухаживали, и она всех одаряла улыбками, не выделяя никого. Внимание и комплименты она принимала с такой обаятельной веселостью и с таким любезным остроумием, не оказывая никому предпочтения, что не вызвала зависти у дам, и они охотно с нею беседовали. Изабель при желании умела подчеркнуть достоинства собеседницы, расположить ее к себе и вызвать доверие.
С немалым удивлением Изабель встретила на этом вечере одного из старинных своих обожателей, напомнившего ей о счастливых временах, когда она была фрейлиной принцессы Шарлотты де Конде, а он полевым маршалом в войске герцога Карла IV Лотарингского. Звали его Шарль де Муши, маркиз д’Окенкур. С тех пор он проделал немалый путь, успев в 1651 году получить жезл маршала Франции. Был он уже немолод, где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами, но благодаря походной жизни сохранил фигуру и выправку. Сохранил к тому же и любовь к танцам и умение танцевать, что и показал, выделывая с Изабель изящные и неторопливые фигуры паваны. Он был несказанно рад вновь увидеться с Изабель.
– Вы стали еще красивее, чем были прежде, – вздохнул он и, произнеся эту фразу очень громко, невольно сделал ее достоянием окружающих.
Впрочем, это никого ее удивило, в том числе и ту, к которой она относилась, так как красота ее была очевидна для всех. Его партнерша с куда бо?льшим вниманием к другим его словам, которые маршал произнес намного тише:
– Вы та, кого я страстно желал встретить. Могу ли я прийти вас поприветствовать, например, завтра часов в пять после полудня?
– Я увижусь с вами с большим удовольствием, господин маршал. Как раз примерно в это время я принимаю у себя…
– Нет, нет и нет! Если у вас в это время будет кто-то еще, я не приду. Или приду позже. Что вы скажете, если ближе к полуночи?
Разыграв самое невинное удивление, Изабель широко раскрыла глаза:
– Так поздно?! Но в это время не принимают друзей…
– А только любовников, – подхватил маркиз. – Любви и ничего иного я желал добиться от вас на протяжении многих лет! Мне столько вам нужно сказать!
– Тогда приходите обедать. В полдень. Мы будем с вами одни, – пригласила его Изабель. Как все женщины, она была очень любопытна.
Лицо маркиза выразило крайнее огорчение.
– Почему вы, столь тонкая и чуткая, отказываетесь понять меня? Я хочу говорить вам о своей любви под сенью… под сенью…
– Полога над моей кроватью? А что вас заставило думать, что место это свободно?
– То, что известно всем. Ваш любовник де Конде…
– Говорите, пожалуйста, тише!
– …Сейчас находится черт знает где! И я жажду получить одну из тех сладких минут, какие вы дарили ему. Ради нее я готов на любые жертвы!
– Давайте не будем об этом говорить. Здесь не место для подобных разговоров.
Танец закончился, и, завершив его положенными реверансом и поклоном, они разошлись. Однако что-то подсказывало Изабель, что все это не пустые слова, что разговор будет иметь продолжение, и продолжение неожиданное, Подсказывал ей это не томный взгляд маркиза, которым он смотрел на нее, а ее внутренний голос, чутье. О какой жертве говорил маркиз? Продвигаясь все выше и выше, маркиз занимал не один важный пост: прево королевской ратуши, губернатор Булоннэ, маршал Франции. За три года до этого он был вице-королем Каталонии. А когда вернулся в войско во Фландрию, был правителем городов Ам, Ройе и Перонн, что избавило его от финансовых забот. К тому же он получил немалое наследство от своей жены, Элеоноры д’Этамп. Так что жертвы, о которых он завел речь, могли быть самого разнообразного свойства.
Когда маркиз подошел и пригласил Изабель на следующий танец – что выдавало его заинтересованность, так как он никогда не был любителем замысловатых пируэтов, – она, посмотрев ему в глаза, сказала:
– Приходите обедать завтра. Я буду одна.
– Но я хотел бы…
– Или да, или нет. И больше об этом ни слова.
Маркиз умолк. Во время танца Изабель заметила, как его поначалу мрачное лицо понемногу становилось все светлее и светлее, и последний поклон он отдал ей с широчайшей улыбкой, после чего они расстались уже до конца вечера. Однако по всему было видно, что в душе маркиза вспыхнули самые пылкие надежды…
С точностью, свойственной военным, маршал явился к Изабель в назначенное время, одетый с иголочки и распространяя вокруг себя аромат таких крепких духов, что хозяйка сморщила носик. На пятнадцать шагов вокруг маршал благоухал амброй, а Изабель терпеть не могла амбру. Однако приняла его со свойственной ей милой любезностью и угостила изысканным обедом с великолепным бургундским. Беседа велась, как положено, обо всем и ни о чем, серьезные темы были отложены на завершение застолья, когда услуги лакеев больше не требовались. Лакеи же удалились, после того как подали десерт и испанское вино. Изабель уселась поглубже в кресло и брала одну за другой засахаренные вишенки.
– Ну что же, перейдем к тому, что вас привело ко мне, – начала она. – О чем вы хотели поговорить со мной приватно?
– М-м-м… Я полагал, что дал вам понять, о чем пойдет речь. О моей пылкой к вам любви…
– Ее даже можно назвать разогретой, не так ли? Много лет назад вы уже делали мне подобные признания. И любовь внезапно вспыхнула в вас снова?
– Да, можно сказать и так. Я сумел обуздать свои чувства, прошло немало времени, и вот следующий день после моего возвращения сюда, когда я прогуливался по городу неподалеку от Кур-ла-Рэн, я увидел вас в карете вместе с другими дамами. Вам было очень весело, и ваш смех звенел как колокольчик. Тлеющие угли в моем сердце вспыхнули вновь, и с тех пор я живу в непрестанных мучениях. Неужели вы меня не пожалеете?
– Вы выглядите чудесно и не возбуждаете ни малейшей жалости, – со смехом отозвалась Изабель.
– Потому что вы улыбнулись мне, когда я с вами поздоровался. Ваша улыбка окрылила мои надежды. Нет-нет, позвольте мне продолжать, – вскричал он, догадавшись, что она собирается прервать его. – Вчера вы наложили на меня печать молчания, несомненно, потому, что вокруг было слишком много народу. Но сегодня мы одни, и я могу вам сказать, как я люблю вас и как желаю.
– Это не всегда одно и то же.
– Вполне возможно, но ради счастья держать вас в своих объятиях я готов на что угодно…
– Даже зная, что я люблю другого? Не говорите мне, что вам ничего не известно. Париж, двор, все об этом знают, и я думаю, что там, откуда вы приехали…
– Тоже кое-что известно. Но я люблю вас с такой страстью, что меня обрадует самое ничтожное место, только уделите мне его под покровом той несравненной тьмы, которая объемлет всех нас. Полюбите и меня хоть капельку. Уделите мне малую толику того сказочного пиршества, каким услаждается принц, настолько благородный и величественный, что не оскорбится… Если, конечно, узнает…
– Я это буду знать. И этого более чем достаточно.
– Не говорите так сурово. Вы не знаете, на что я готов пойти, лишь бы провести одну ночь в ваших объятиях.
В ответ раздался хрустальный смех Изабель, она взяла бокал и отпила вино.
– Ну что ж, просветите меня, и мы посмотрим. Какие же чудеса вы готовы мне предложить?
Он наклонился над столом, чтобы быть как можно ближе к прелестной хозяйке, и лицо его стало очень серьезным.
– Я управляю Перонном и Амом, я отдам их…
– Молчите.
Изабель тоже больше не смеялась. Перонн и Ам, города на севере Франции, были ключами к ее границе. Они слыли неприступными и попасть в руки врага могли только через предательство. Если города эти окажутся в руках де Конде, генералиссимуса испанских войск, располагающихся во Фландрии, Франция не минует испанского нашествия.
