– Милая моя бедняжка! Когда мужчины недовольны собственной участью, они вымещают недовольство на женщинах и знают, как заставить нас страдать! Но я представить себе не могла, что Франсуа может быть так жесток! И в особенности по отношению к вам.
– Он тоскует о войне и ее лавровых венках!
– Хоть я не говорю, а слушаю, но я знаю и постоянно повторяю себе, что Франсуа необыкновенный военачальник, он умеет обращаться с людьми, солдаты его обожают. Может быть, он даже талантливее принца де Конде, но у вашего брата не было Рокруа. И может быть, никогда не будет. После женитьбы короля на испанской инфанте пушки умолкли, а шпаги нужны только для парадов.
– Но как можно желать войны и тех бед, которые она приносит? Вытоптанные поля, разоренные деревни, эпидемии страшных болезней, голод…
– Барабанная дробь, гром пушек, знамена, что вьются на ветру, опьянение боем, ослепительное сияние победы… Даже если льет дождь!
– Хрип умирающих, стоны раненых, плач женщин и детей, нищета и беды для крестьян, если только не плен и не рабство. Я восхищаюсь, мамочка, вашим умением все понять. Но наш отец погиб все-таки не на войне!
– Нет, не на войне. Но думаю, что он тысячу раз предпочел бы войну. Дуэль тоже битва. А он был Монморанси… Как и Франсуа! И я, его мать, любящая его всей душой, всем сердцем, предпочла бы знать, что он воюет со своей армией, а не развлекается в Париже в обществе людей, которые мне очень не нравятся!
– Вы имеете в виду театральных актрис?
– Нет, не актрис. Связи с ними в природе вещей. Это все та же комедия или балет. Франсуа некрасив, но нравится женщинам, в нем есть притягательность, и неведомо, откуда она берется. Меня беспокоят вовсе не женщины.
– А кто же?
– Его друзья мужчины. Например, Жан Расин, которого Франсуа обожает. Не спорю, он пишет красивые стихи, но человек он опасный. Точно так же, как де Лувуа, сын канцлера Ле Телье. Они оба моложе вашего брата, но де Лувуа обещает далеко пойти и манит Франсуа всякими чудесами. А Расин свел его с бог знает какими магами и алхимиками, и все они теперь ищут философский камень…
Изабель ушам своим не верила и невольно перебила мать.
– Простите меня, но откуда вам это известно, мамочка? Вы ведь больше живете в Валансэ, чем в Преси или у меня, о чем я сожалею…
– Не сожалейте, Изабель. Это ведь не значит, что я люблю вас меньше, чем Мари-Луизу и Франсуа. Просто в Валансэ у меня есть чем заняться, а это очень важно, когда стареешь. А вот жить в доме Франсуа я никогда не смогу. Его замок Линьи слишком велик, а жена его кажется мне скучной особой. И потом, я ей не по сердцу.
– В чем она может вас упрекнуть? Годы не имеют над вами власти. Вы по-прежнему свежи и хороши собой! Может, как раз в этом причина? Она какая-то… немного блеклая…
– Не знаю, в чем причина. Но я буду ездить к ним только по случаю больших торжеств. А что касается вас…
– Не говорите, что я не люблю вас!
– Я и не говорю. Но вы постоянно в пути. Не подумайте, что я вас осуждаю, это так естественно, если вы находитесь при дворе, если Мадам отличает вас своей привязанностью. Поверьте, я очень этому рада!
– Но вы не ответили на мой вопрос, мамочка! Кто вам рассказал о занятиях алхимией?
– Мне говорил о них даже не один человек, а два – моя старинная приятельница Франсуаза де Солане, приближенная королевы-матери, и ваш давний поклонник, который пребывает им до сих пор – президент Виоле.
– Виоле? Вот кого я не видела целую вечность!
– Причина, я думаю, в том, что он боится пробудить в вас нерадостные воспоминания, но он до сих пор очень… очень вам предан, – улыбнулась госпожа де Бутвиль. – Во всяком случае, когда он пишет мне или приезжает повидать меня в Преси, то непременно переводит разговор на вас.
– Я чувствую, что нам есть о чем с вами поговорить, – рассмеялась Изабель. – Думаю, вы не удивитесь, если я скажу вам, что не отпущу вас в ближайшее время. Мы с вами поживем вместе, может быть, здесь, а может быть, в Париже.
– Я не люблю Париж, Изабель.
– Простите, мама! Я должна была бы знать это лучше всех…
Ее прервал осторожный стук в дверь, и в комнату вошла Агата. В руках она держала письмо.
– Его только что привез мушкетер. Он ожидает ответа.
– Мушкетер? А кто прислал письмо?
– Его Величество король, – сообщила Агата, и, присев в глубоком реверансе, подала письмо.
– Король? Но что ему от меня надо? – в изумлении спросила Изабель.
Она повернула письмо и принялась рассматривать печать, не скрывая удивления.
– Лучше распечатайте, – посоветовала ей мать.
Всего несколько строк. Людовик XIV как можно скорее желает видеть госпожу герцогиню де Шатильон.
– Нет! Ни за что, – простонала молодая женщина. – Что еще от меня понадобилось? Неужели и пяти минут нельзя пожить спокойно?
– Мне кажется, у вас нет выбора, – спокойно возразила ей мать. – Вам нужно ехать. Но не беспокойтесь, я не тронусь с места до вашего возвращения.
– Спасибо, мама. Надеюсь, что не заставлю вас долго ждать. Агата, скажите гонцу, что я поеду с ним вместе. Вот только переоденусь.
– Он и не сомневался, что вы поедете. Ему подали легкую закуску, а Бастий уже готов следовать за вами и распорядился, чтобы заложили карету.
– Хорошо, когда вам так верно служат, – заметила госпожа де Бутвиль. – Для тех, кто вас любит, знать об этом очень отрадно.
– А мне их верность еще отраднее.
Сидя в карете, которая мчала ее к Сен-Жермену, откуда ей, конечно же, сегодня не уехать и где придется переночевать, Изабель думала, что этот королевский замок приятен ей почти так же, как Фонтенбло. Конечно, потому что вокруг такие радующие взор чудесные виды!
Замок Сен-Жермен красуется на возвышении, любуясь вьющейся внизу серебряной лентой Сены. Между Новым замком и Старым пестреет цветочными клумбами площадка, которая красочными террасами спускается к реке. А окруженный лесами королевский город внизу расцвечен сейчас щедрыми красками осени. Чудное зрелище! А как красив Старый замок с его стенами из розового кирпича и опоясками из белого камня! Впрочем, архитектура суровая, без излишних украшений: четыре этажа покоев – их насчитывают шестьдесят семь! – увенчанных наверху террасой. Но когда въезжаешь во внутренний двор, затененный остатками донжона и часовней, построенной когда-то Святым Людовиком, то невольно возникает ощущение, что очутился в крепости.
Покои короля находились на втором этаже и располагались рядом с покоями королевы. В каждом из них было по семи пышно украшенных и роскошно обставленных комнат, смотрели они на площадку и сад, который отделял Старый замок от Нового, который предназначался для Месье, Мадам, их детей и слуг. Новый замок несравненно лучше проветривался, но, по мнению ненавистников сквозняков, даже слишком, так что и Месье и Мадам предпочитали свой уютный замок Сен-Клу, где сейчас шли ремонтные работы.
Карета въехала во двор, остановилась, и внизу, у величественной лестницы, Изабель увидела господина де Сен-Валье, лейтенанта королевских гвардейцев, который поспешил ей навстречу.
– Вы меня ждете? – с изумлением спросила она.
– Конечно, я вас жду. Всем известна ваша обязательность, госпожа герцогиня. И ваше тонкое знание обычаев двора. Прикинув, сколько времени займет у вас дорога, король решил, что вы приедете… да, в этот час или минутой позже! – при этих словах лейтенант поднял палец, призывая послушать, как бьют дворцовые часы. Пробили они четыре часа. Великолепно!
Изабель едва удержалась от смеха. Впервые в жизни ей сделали комплимент не за красоту и не за остроумие. Но тем больше было возбуждено ее любопытство. Что понадобилось от нее королю? Всю дорогу она пыталась догадаться и очень хотела, чтобы причиной не оказалась крошка Лавальер!
Несколько минут спустя тяжелые двери королевского кабинета распахнулись перед ней. Кабинет был залит ярким светом солнца, и Изабель обрадовалась этому как доброму знаку. Людовик сидел за письменным столом и писал, но, когда вошла его гостья, отложил перо, а она присела в изящном реверансе.
