Спок опустился рядом с ней на колени.

– Плохих вопросов не бывает, Саавикам, есть сложные вопросы. И есть очень личные, о которых мы поговорим завтра. Не знаю, как ты это воспримешь, но мне будет сложно. Я многое объясню тебе, – терпеливо продолжал он, – ты обещаешь не спорить и выслушать все до конца?

Широко распахнув от любопытства глаза, она моментально вскочила.

– Я должна одеть туфли?

– Обязательно, только… постарайся не перебивать… – Они ушли с поля, шагая по равнине в сгущающихся сумерках наползающего вечера. Спок рассказал ей правду о том, как это случилось с ним много-много лет назад: очень быстро и нелепо. Саавик ни разу его не перебила. Когда он закончил, она еще какое-то время тревожно молча вышагивала рядом, а потом тихо произнесла:

– Я рада, что ты не умер, Спок, ты и твой капитан.

– Я тоже, Саавикам.

Молчание.

– Она была просто сукой.

– Нет, неверно. Это слово означает…

– Я знаю, что оно означает, именно этим она и является. То, что она сделала, – очень плохо. – Саавик резко остановилась посреди дороги, в ярости топнув ногой. – Ты говорил, что нельзя причинять людям боль, но она сделала так, что люди стали причинять зло друг другу. Это намного хуже. Она – сука. – Спок не решился спорить снова. Кроме того, в чем-то он был с ней почти согласен. – А почему она не защищалась?

– Потому что это запрещено… Вернее, мужчины не дерутся с женщинами.

– Но почему? Это же глупо! Я бы смогла сама драться, даже с тобой, с кем угодно, и победить его, даже убить! Только, – поспешно добавила она, – я не буду больше убивать. И никогда не буду спариваться.

– Успокойся Саавикам. Ты еще очень мала, чтобы решать этот вопрос.

Когда они возобновили свое путешествие, стало уже совсем темно, Саавик медленно шла рядом, задумчиво загребая пыль мысками туфель.

– Но я уже решила это, Спок. Мои вулканцы получатся плохими.

– Почему же, Саавикам?

Она стала загибать пальцы, перечисляя причины:

– Они будут спорить, будут «невыносимо трудными». И перебивать, и ругаться, и ненавидеть носить обувь. И еще… они будут задавать сложные вопросы. – Она подняла на него свои смышленые глаза. – Понимаешь, они будут неудобными.

Брови Спока болели от напряжения. Помолчав некоторое время, он проговорил:

– Ты это сделаешь… обязательно.

За этот год, благодаря ответам на сложные вопросы Саавик, отношение ко многим вещам прояснилось для самого Спока, разрешив его собственные проблемы. Но самой большой проблемой, самым трудным вопросом оставалась сама Саавик. В каком еще мире дети убивают друг друга ради спасения своей жизни? И почему она убила человека, чтобы спасти жизнь ему? Кто научил ее вулканскому языку, пусть и очень узкому кругу слов? Почему она грезит звездами? И теперь, несмотря на значительные успехи в образовании, почему она так бурно протестует против учебы, будто незнакомое – ее личный враг? И почему ее, не испытывающую ни малейшего страха при ночных прогулках по лесу, охватывает ужас при слове «спать»? Саавик в мельчайших подробностях рассказывала ему о своих маленьких победах, застенчиво, но честно признавалась в неудачах и неуверенности, доверчиво следуя его советам, делилась планами па будущее. Но она никогда не вспоминала о своем прошлом. Никогда. И Спок никогда не настаивал.

Вообще-то, год не был таким уж и длинным. Он постепенно и бережно готовил се к тому дню, когда им придется расстаться. Но лишь только такой момент наступил, оказалось, что он сам к этому не готов. Впервые в жизни Споку пришла мысль об отказе от карьеры. У нее не было никого в целом мире, и это не давало ему покоя.

Уже у себя в каюте, на «Энтерпрайзе», открыв чемодан и доставая свои немногочисленные вещи, он обнаружил, что там есть некоторые изменения. Внизу, под ценными предметами, он нашел спрятанный Саавик нож. Спок неподвижно застыл посреди комнаты, держа в руках опасное оружие и вспоминая каждое слово их прощанья.

– Но почему мне нельзя пойти с тобой на корабль?

– Потому что ты все еще очень маленькая, Саавикам. Сначала ты должна закончить Академию. Мы ведь обсуждали это уже много раз.

– Я не хочу быть маленькой!

– Тогда побольше кушай и старательно учи уроки. Остальное за тебя сделает время. Каждый день посылай мне на борт свои вопросы, чтобы я мог отсылать ответы на них и учебные пленки. Наступит час, когда я помогу принять тебе важное решение. И я с нетерпением буду ждать этот час. У тебя впереди новый мир, Саавикам, настоящая школа. Тебе понравится.

– Но мне не нужна семья, которая бы обо мне заботилась.

– Ты не успеешь соскучиться, это всего лишь на короткое время. Веди себя вежливо. Дети будут уважать тебя, Саавикам. И ты должна отвечать тем же.

– Я буду, Спок, я помню.

– Время пройдет намного быстрее, чем ты думаешь, скоро мы снова встретимся. Процветания и долгих лет, Саавикам.

– Процветания и долгих лет, Спок! Я все запомнила, обещаю тебе, что буду стараться. И перестану быть маленькой и глупой. А когда-нибудь я приду на твой корабль, я обязательно это сделаю, Спок! Вот увидишь!

–., вызывают мистера Спока, вызывают мистера Спока, – настойчиво звучал в наушниках голос Ухуры.

– Спок на связи.

– Сэр, прибыл шаттл, о котором вы просили сообщить. – В голосе Ухуры слышалось неподдельное изумление. – Пилот передал, что некий кадет Саавик просит разрешения прибыть на борт корабля.

– Спасибо, Ухура, – не разделяя удивления помощника капитана, ровным официальным тоном ответил Спок, скрывая истинную радость. Передайте, что разрешение дано. И… «Энтерпрайз» приветствует кадета Саавик на своем борту.

«Я здесь… по-настоящему, реально нахожусь здесь!» Пульс Саавик бешено бился.

Как только она вступила на борт корабля, все истории Спока неожиданно ожили, стали явью именно с того места, где они начинались в его рассказах. Уже давно Спок увлекательно поведал ей, как фолианы готовили ловушку для капитана; как доктор изобрел свой собственный гипосульфат и практически изменил Вселенную. Именно здесь, где сейчас стояла восхищенная Саавик, лежали умирающие офицеры, которых обрекли на смерть каны, перекрыв доступ кислорода. Здесь капитан играл в покер, делая ставку на жизнь, когда до отправления корабля оставалось всего несколько минут. И сотни других событий, пересказанных для нее не один раз, многие из которых Саавик помнила наизусть, происходили именно здесь, на борту легендарного «Энтерпрайза». Однажды Спок даже прислал учебную пленку с записями своего экипажа, и она прокручивала ее десятки раз, стараясь запомнить каждое лицо, каждый прибор на корабле, испытывая страстное желание самой прикоснуться к этим кнопкам, клавишам, рычагам, быть рядом с этими людьми в космическом доме, взлетающем к звездам.

Поэтому сейчас для нее не имело значения, что все люди ушли, экраны дисплеев ничего не показывали, а сам корабль стоял на площадке звездного космодрома.

Оказавшись, наконец, на борту «Энтерпрайза», Саавик зажмурилась от удовольствия, представив себе, как она покоряет космические просторы.

«… это эмоции, – заметила она про себя, – нельзя сразу выдавать свои чувства. Теперь я принадлежу Звездному Флоту, у меня есть свой личный номер, униформа, я помню, что в обращении нужно использовать „мистер“ Спок, и не буду делать ничего, что могло бы его опозорить. Клянусь… нет, этого делать я тоже не буду…»

Оказывается, люди ушли не все. Кто-то сидел за столом у коммуникативной станции, оперевшись подбородком на ладони. Похоже, человек был глубоко погружен в свои мысли, но Спок, не раздумывая, подошел к нему и заговорил:

– Помощник командира Ухура, это моя студентка, кадет Саавик. Она только что поступила на первый курс Академии. Саавик, это помощник командира Ухура, наш главный офицер по коммуникации на борту.

– Процветания и долгих лет, помощник командира Ухура.

Ухура взглянула на девочку: самое серьезное, самое напряженное лицо, которое она когда-либо видела – и одно из самых красивых. Длинные темные волосы крупными локонами обрамляли правильный овал лица – высокие скулы, изогнутые дугой брови, длинные черные ресницы и огромные глаза, светящиеся любопытством и не очень характерной для вулканцев живостью. В красной форменной куртке и облегающем трико девушка выглядела высокой и стройной. Старый трикодер, обтянутый новым кожаным футляром, небрежно болтался на плече. Если бы не ее серьезность и подтянутость, она казалась бы совсем девочкой. Ее широко распахнутые глаза с нескрываемым интересом разглядывали Ухуру…