Пулеметы смолкли. В ушах звенело тоскливо и мертво. Берет выбрался из своей канавы и пошел посмотреть, что сталось с Кощеем. Смотреть на то, что осталось от сотрудников НИИ, было страшно.

Лежащее на земле прямо напротив проходных существо не было похоже на человека. Во всяком случае, меньше, чем только что разорванные крупнокалиберными очередями бывшие сотрудники НИИ.

Существо подняло уродливую голову, лицо особиста потеряло четкость и лоснилось, словно обсосанный леденец, и прохрипело:

– Ну что, сталкер, видел?

Берет кивнул, не зная, что сказать.

– Понял что-нибудь?

Берет отрицательно замотал головой.

– Завтра в городе побеседуем, – сказал Кощей. – А сейчас пусть все это…

К проходным подъехала бронемашина. «Водник», машинально отметил сталкер. Из кузова выскочили двое с носилками, на которые уложили Кощея, «Водник» взревел японским дизелем и укатил в сторону Москвы.

Откуда-то возник Карапет и еще пятеро или шестеро, судя по виду, тоже из бывших бандюков, в странно раздутых ртутно-блестящих костюмах, с ранцевыми огнеметами за спиной, и двинулись на территорию прибираться.

Что это за место такое, «Дом у дороги»? А вот есть в Москве такое место. Точнее, было. Место, где играют блюз. Блюз и только блюз, исключение делается редко и разве что для рок-н-ролла, который, как известно, сам по себе является беспутным отпрыском блюза, выбравшимся с равнин Миссисипи в дымные города индустриальной Америки и прикинувшимся белым, но не до конца, нет! Конец у него как был, так и остался черным, таким же, как и начало. Пусть этот хамоватый парень и отрастил себе белую ряшку, все равно – внутри он черен! А что делать блюзу в Москве? Что делать ему, привычному к жарким хлопковым плантациям Миссисипи или Луизианы на холодных плоскогорьях и равнинах России, где зимой губы примерзают к гармонике, а? Здесь издавна пели другие песни, ну, например, «Дубинушку». Впрочем, что-то похожее поют и на английском? Разве? А, ну да, вот оно, слышите?

We’re going through the tunnel, push, boys, push!

We’re going through the tunnel, push, boys, push!

We’re saving this old tunnel, push, boys, push!

В общем, эй, дубинушка, ухнем!

Впрочем, это не блюз, это work song[7], но уже почти тепло. Так почему бы блюзу не прижиться в России-матушке?

…А ведь не прижился же! Ну, играют блюз кое-где, слушает блюз сотня-другая любителей, а настоящего блюза не то что в России, а и в Москве как не было, так и нет. Потому что настоящий блюз – его не только играть, его жить надо, и у каждого свой блюз. Можно мастерски играть композиции великих американских блюзменов, но при этом истинным блюзменом так и не стать. У каждого, понимаешь, чувак, свой разговор с Богом, и чужими словами свою судьбу не расскажешь. И чужой музыкой тоже. Понял, чувак?

Утром Берету позвонил Карапет и сообщил, что Кощей намерен встретиться с ним уже сегодня, в семь вечера, в блюзовом клубе под названием «Дом у дороги».

Вообще-то, проживая в Москве, Степан посещением развлекательных заведений не злоупотреблял, а проще говоря, до сих пор не был ни в одном из них ни разу. Ну, во-первых, ходить он уже научился, а вот с танцами дело пока что обстояло неважно. Берет и в молодости был не ах каким танцором, а в горячих точках и особенно потом, в Зоне Отчуждения, – какие танцы! Разве что с костлявой, но она, эта вечно мертвая стерва, не самая приятная партнерша. Да и с выпивкой бывший сталкер осторожничал, дурное это дело и недешевое, если, конечно, не на лавочке с соседями по двору и не лирическую народную водку «Соловушка». А вот Кощей, оказывается, был не чужд красивой жизни, впрочем, с его замашками это казалось естественным. Хотя в превращении стареющего пижона и щеголя в жуткое существо, способное буквально высосать защиту взбунтовавшихся мутантов, как это случилось в Лыткарино, как раз естественного ничего не было. Впрочем, щеголи и пижоны, как правило, на поверку все как один рано или поздно оказываются чудовищами, спросите матерей-одиночек, уж они-то знают доподлинно.

Идти в пусть блюзовый, но все-таки клуб в привычном камуфляже было неудобно. Да и нервничал Степан, к собственному удивлению, изрядно, боялся показаться смешным в московском кабаке, ну не привык он к кабакам и барам, что делать, не привык. Не успел как-то. Бар «100 рентген» не в счет, там все привычное, и там он был уместен, как патрон в патроннике. Знакомые лица, знакомые песни, да и ассортимент напитков и закусок знакомый, хотя какой там ассортимент – водка «Казаки» да тушенка. А здесь? Он достаточно нагляделся на москвичей в метро, и то, как они выглядели, как одевались, да и как вели себя, ему решительно не нравилось. Москвичи казались Берету мутантами, в общем, безобидными до поры до времени, но кто знает, когда наступят эти самые пора да время? Впрочем, сталкер вовремя вспомнил, что мутантом-то является он сам, а вовсе не обитатели чудовищного мегаполиса, но это ничего не меняло. Недолюбливал он нынешних жителей столицы, и все тут. Выцвели лица, вымерли песни…

Впрочем, делать было нечего, если уж Кощею приспичило назначить встречу в кабаке, то выглядеть следовало соответственно. Как и чему соответственно, Берет не имел ни малейшего представления, поэтому решил привлечь к решению этой проблемы какую-нибудь женщину, хотя бы продавщицу или, как теперь их называли, менеджера торгового зала. Желательно, конечно, чтоб эта менеджерка выглядела как-нибудь по-свойски, на этот счет у сталкера имелись совершенно четкие представления, ну, например, как та контрабандистка. Хотя… Берет представил себе киоскершу, у которой он ежедневно покупал сигареты, в летном комбинезоне и очках-консервах, и понял, что его представления о том, как должна одеваться симпатичная женщина, мягко говоря, не совпадают с общепринятыми. Потом представил себе чернобыльскую ведьму в обтягивающих джинсах, на десятисантиметровых каблуках и с серьгой в пупке. Получилось завлекательно, но как-то неубедительно, и почему-то стало неловко. Хотя девок Берет не боялся и не избегал, а вовсе даже наоборот, потому что считал их существами полезными для здоровья, а также психического и гормонального равновесия. Только вот назвать Ночку девкой… Да попробовал бы кто-нибудь!

Вздохнув, он запихнул в карман камуфляжных штанов пачку денег и отправился в торговый центр. Заниматься жопинг-шопингом, как говаривал Карапет.

Шопинг-жопинг начался и завершился в первом же торговом ряду длиннющего крытого рынка, носящего гордое название «Пассаж». Берет посмотрел на себя в зеркало, тихо матюгнулся, поскольку джинсы оказались какими-то несерьезными. По мнению Берета, джинсы должны стоять сами по себе. Настоящие правильные джинсы, мечта далекой молодости глубокого и нездешнего цвета индиго. Но таковые, как любезно пояснила продавщица, пардон, менеджерка торгового зала, давным-давно вышли из моды.

А может быть, их просто разучились делать? Услужливые производители в угоду изнеженным потомкам трапперов и золотоискателей заменили джутовую основу на что-то неприлично мягкое, понаделали искусственных потертостей и дыр, да и пустили полученного уродца гулять по подиумам двадцать первого века. А старое оборудование отправили на переплавку. И есть джинсы – и нету их. Это вроде как гламурный вокалист взял, да и запел «Brother, Can You Spare A Dime»?[8] И похоже на блюз – и нет его!

«Я и сам вышел из моды, правда, недавно», – самокритично буркнул сталкер, уцепил пакет с покупками и отправился домой или, как изысканно выражался тот же Карапет, «на фатеру».

«Что-то многовато я словечек от него нацеплял, – подумал Берет. – Ведь и бандюк-то он мелкий, неавторитетный, а надо же, какой заразный! Вот Кощей, тот да, тот везде и всегда будет в авторитете, хотя, на первый взгляд, пижон пижоном».