Возбуждение накатывало волнами, покалывая кожу; внутри, ниже живота, нарастала горячая тяжесть.

— Как же я тебя ненавижу…

— Льстишь ты мне, Анастасия, и повторяешься, — сказал он, опаляя дыханием щеку. Прикусил подбородок, поцеловал уголок рта, а затем, отстранившись, оттянул ей нижнюю губу большим пальцем и провел по деснам. — Все, закончились слова? Неужели выговорилась наконец? Аллилуйя.

Настя отбросила его руку и проворковала:

— Помнится, в прошлый раз, когда я так сделала, ты чуть в кювет не влетел.

— Как — так? Ну-ка, ну-ка.

Она отодвинулась немного назад, чтобы дать себе больше пространства, и, ухмыльнувшись, одним движением сняла топ. Заведя руки за спину, расстегнула бюстгальтер.

— Упс, — и отбросила его в сторону. — Теперь ты молчишь. Чудеса нездорового общения. — Настя призывно посмотрела в глаза Церберу, выгнула спину и откинулась назад, упираясь ладонями в стол.

Лицо Данилы потемнело от страсти, в светло-карих глазах появился слишком опасный блеск. Настя видела, что Цербер даже не пытается прийти в себя, поздно.

— Ты хоть понимаешь, что я тебя сейчас возьму? — хрипло спросил он, без былой иронии и улыбки. Не дождавшись возражений, Данила медленно расстегнул пуговицы на рубашке, не отводя горящего взгляда, заставляя задыхаться от предвкушения. Рубашка улетела на пол, а Данила надавил Насте ладонью между грудей, молча приказывая ей лечь на стол, и провел рукой вниз.

— Я неделями бредил о твоем пирсинге.

Настя зачарованно обрисовала пальцем свой пупок, где блестел сапфир. Данила склонил голову к ее животу и, лизнув камешек, уточнил:

— Не об этом.

Он расстегнул короткую молнию на юбке и, приподняв Настю под ягодицы, сдернул ткань с бедер, а следом спустил шелковые трусики. Данила обхватил руками ее щиколотки, заставляя согнуть ноги… Осознание того, что в кабинет могут скоро вернуться, растворилось в предвкушении удовольствия; ничего не осталось в мире, кроме этого желания.

Цербер опустился на колени, и у Насти участился пульс, гулко застучал в горле, заставляя сглатывать мольбу и облизывать резко пересохшие губы. Данила скользнул ладонью под коленом вниз по бедру, удерживая его в захвате, раскрывая Настю еще откровеннее, придвигая ближе к себе.

Второй рукой он бережно накрыл лоно, а потом медленно проник пальцем внутрь, осторожно помассировал и добавил второй. Настя напряглась на волне внезапной паники, но Данила не позволил отстраниться; успокаивающе коснулся губами внутреннего бедра, а затем склонился ниже и провел языком снизу-вверх вдоль клитора, до сверхчувствительного бугорка, и чуть выше, к двум металлическим горошинкам украшения. Подул на них и медленно обвел кончиком языка. От ощущений у Насти потемнело в глазах, и она застонала, даже не пытаясь сдерживаться; выгнулась, подаваясь вперед, и провела пяткой по плечу Данилы, умоляя продолжать.

Боже, сколько раз она об этом мечтала. И всегда только с ним, для него. Настя не стыдилась Цербера, потому что казалось, что она в своем обычном сне, и можно расслабиться.

— Ты достаточно сильно меня хочешь, чтобы продолжить? — выбил ее из чувственного водоворота голос Данилы.

— Ты ведь знаешь…

— Что именно? — он сделал несколько ритмичных движений языком и одновременно пальцами, массирую влажную внутреннюю стенку. И снова остановился. У Насти свело челюсти от желания его поцеловать, застонать, попросить.

— Я всегда хотела только тебя… достаточно сильно, чтобы отдаться даже на улице перед зрителями. Но ты ни разу не попросил. — После первого признания дышать стало легче, а Данила подтянулся над ней и поцеловал в живот; Настя приподнялась на локтях и увидела, что он улыбается.

— Не просил, потому что заботился о твоем здоровье. Если бы начал, то уже не смог бы остановиться, вот как сейчас. Потом не жалуйся, что я тебя… замучил.

Настя рассмеялась и окончательно расслабилась. Она сжала ногами его бедра и попросила:

— Так может ты вернешься к тому… чем занимался только что?

Данила обвел языком сосок, втянул в рот и прикусил.

— В другой раз. Хочу, чтобы ты получила первый оргазм, когда я буду в тебе.

— Амбициозно.

— При правильном подходе даже девственница может получить удовольствие. — Он поцеловал вторую грудь, а затем поднялся, увлекая за собой Настю. — Я об этом читал…

— Ах, читал. Ну тогда я тебе, конечно же, верю. — Флирт, признания, прикосновения погрузили Настю в состояние абсолютного счастья, она прильнула к груди Данилы и провела языком вдоль его шеи. — М-м, так бы и съела тебя.

Цербер шумно втянул воздух и опустил ее на большой кожаный диван.

— Если не хочешь, чтобы я набросился и сделал больно, то помолчи, — попросил он.

Настя вытянулась, заложила руки за голову и прогнулась, как кошка, отставив одну ногу на спинку дивана.

— И так тоже не делай, — завелся Данила, отворачиваясь и возвращаясь к столу.

— У тебя никогда не было девственницы? — уточнила Настя.

— Я себя для тебя берег, — сказал он с надрывом доведенного до предельного возбуждения мужчины, которому придется сдерживать себя, ибо партнерша невинна.

— Как трогательно. Выходит, для нас двоих этот раз — первый, хоть и в разных смыслах.

— Ясно, молчать ты не способна, — усмехнулся Данила, возвращаясь с презервативом. — Хочешь попробовать? — он протянул пакетик Насте.

В первое мгновение она растерялась, но потом села на диване, поджав под себя ноги, поразмышляла — и опустилась на колени на пол. Расстегнула пряжку ремня, ширинку… и Данила перехватил ее руку.

— Я не об этом, ты что подумала?

— У-у, какие мы нежные, — прошептала Настя, взволнованная и решительно настроенная сделать Церберу приятно. Ей было немного страшно, когда Данила снял с себя остатки одежды и сказал:

— Это не обязательно.

Вместо ответа она обхватила пальцами его возбужденный член и облизала головку. Терпкий мускусный запах завел еще сильнее, и Настя сделала несколько робких движений головой, насаживаясь ртом глубже. Она не представляла, как заглотить такой толстый член. Пресс Цербера окаменел от напряжения, и Настя провела по нему ладонью. Данила сжал ее голову руками и немного отклонил назад, толкаясь ей в рот осторожно, не спеша, давая время настроить дыхание.

— Все, Насть, хватит, я не выдержу, — прошептал он. Отстранился, разорвал пакетик и надел презерватив. — Ложись на живот.

От перевозбуждения ей стало холодно, а дышать пришлось глубже; она послушно легла, подогнув под себя колени, позволив Даниле подсунуть пару подушек себе под живот. «Так тебе должно быть легче», — сказал Цербер и встал на колени у нее за спиной; положил руку на поясницу, заставляя прогнуться еще сильнее, огладил попку и приподнял ее выше. Вошел в горячее лоно сначала пальцами, массируя и снова заставляя расслабить мышцы, а затем осторожно ввел головку члена.

— Ты такая узкая… идеальная… — он обхватил бедра руками и начал медленно двигаться у нее внутри. — А я взрослый мужик, у меня железные нервы, и я не сделаю тебе больно. Ты моя нежная, только моя…

Тихий шепот успокаивал, и до одури хотелось сказать, что совсем не больно, у нее болит только сердце, от тянущего чувства, которое никак не найдет выхода.

Настя задержала дыхание и закусила нижнюю губу, уткнувшись лбом в сложенные руки, когда Данила сделал резкий толчок, за которым последовал слабый отголосок боли, и она наконец стала принадлежать ему не только душой, но и телом. Он замер, позволяя привыкнуть к его размеру, и начал плавно двигаться, настолько медленно, что Настя не выдержала и взмолилась шепотом:

— Мне не больно, честное слово, не сдерживайся, пожалуйста.

Данила остановился; наклонился над ней и, обхватив ее горло рукой, заставил встать на колени, а потом прижал спиной к своей груди. Развел ей шире бедра и, возобновив ритмичные толчки, начал ласкать средним пальцем клитор. Настя глухо застонала, и Данила переместил ладонь с ее горла выше, на подбородок, поворачивая ее голову к себе и ловя губами стоны.