Но на перекрестке он сворачивает не налево, к школе, а направо. С трудом въезжает на холм, несется вниз, мимо старого карьера, мимо ручья. Через две мили, возле бакалейной лавки, слезает с велосипеда и вкатывает его вверх по каменным ступеням.

Джулиет снимает квартиру над лавкой. Но ее машины на стоянке нет.

Оливер встает на цыпочки, пытается заглянуть в окно передней. Велосипед Джулиет на месте, но внутри темно и тихо. Естественно — ведь она почти все время проводит в больнице. И все же, какая досада!

Может быть, оставить ей записку? Или сидеть на ступеньках ждать? А какой у нее телефон в госпитале?

И тут из-за угла выезжает ее древний “фольксваген”.

Из машины выходит Джулиет, с недоумением смотрит на Оливера, ничего не может понять.

— Оливер?

— Привет.

— Почему ты здесь? Ты что, на велосипеде приехал? — Он кивает. Большие пальцы рук почему-то замотаны у нее бинтами.

— Разве сегодня нет уроков?

Он пожимает плечами.

— Ты ведь должен быть в школе.

— Мне нужно было с тобой увидеться.

— Понимаешь, я всю ночь не спала. Хотела немного отдохнуть.

Она хмурит брови — до нее доходит, что Оливер здесь неспроста.

— Что случилось? — спрашивает она совсем другим тоном.

— Надо поговорить.

— О чем?

— О маме.

Джулиет идет с ним в кухню. Там низкий потолок, распахнутое окно выходит в сад. Пахнет сыростью и штукатуркой. Квартира у Джулиет маленькая, тесная и неуютная. А Оливеру, когда он думает о Джулиет, всегда кажется, что она непременно должна обитать в роскошном дворце, огромном и экзотическом.

— Чего-нибудь хочешь? — спрашивает она. — Например, попить?

— Воды.

— Простой воды? Не кока-колы, не сока?

— Воды.

Она наливает ему стакан воды, кивает на стул, усаживается сама. Внимательно смотрит ему в лицо, опершись подбородком о локоть. Оливер отпивает, смотрит на стекло, не знает, с чего начать.

— Так ты с работы? — наконец говорит он.

— Да.

— А бинты зачем?

Она морщится.

— Там есть такая штуковина вроде искусственного легкого. Всю ночь его качала. У одного новорожденного были проблемы с дыханием.

— И что потом?

— В конце концов, приехала машина из Уайт-Плейнс и ребенка увезли. Всего час назад.

— Теперь с ним все будет в порядке? Я имею в виду, с ребенком?

— Понятия не имею, это уже не мое дело. Оливер!

— Что?

— Что происходит?

— Не знаю. Ты никому об этом не скажешь?

У Джулиет опускаются уголки губ — он знает эту ее привычку и находит ее очаровательной.

— Не скажу, разве что в случае крайней необходимости. Что стряслось?

— Дай слово.

— Что случилось, Оливер?

— Помнишь того типа, который купил мамины ящики? Помнишь? Ты еще приезжала в тот день, у тебя было свидание…

— Помню, — перебивает его Джулиет.

— На следующий день мама плакала. Ничего не объясняла, про того типа не рассказывала. С тех пор она плачет каждый день. Прямо чокнулась совсем.

— Ты думаешь, она в него влюбилась?

— В кого?

— Ну в того парня.

— Нет.

— Значит, он ее обидел?

— Я думаю… он ее запугал. Скажи мне, может, я все напридумывал, а? Но вообще-то, вряд ли. Знаешь что, я думаю, этот тип заманил ее… в какую-то ловушку. Она все время огрызается, как будто ее в угол загнали.

— В какой еще угол?

— Ты знаешь, кто такой Луи Боффано?

— Крестный отец мафии? Тот самый, которого сейчас судят?

— Вот-вот. Понимаешь, мама — присяжный заседатель…

Ситуация такая: Оливер стоит у дверей, Энни — на лестнице; она ругает его последними словами.

— Ни за что на свете! Раз это для тебя так важно, надо было предупредить меня заранее.

— Мама, я не знал, что тренировка начнется так поздно. Я сам отправился туда сразу после уроков, но там никого не было. Я позвонил тренеру, а он говорит, что тренировка перенесена на пять. Я бы поехал на велосипеде, но возвращаться придется в темноте, а я знаю, что ты против того, чтобы я возвращался на велосипеде, когда уже темно.

— Я против того, чтобы ты вообще ездил на эти тренировки, — сердито говорит Энни. — Один раз в неделю — еще куда ни шло, но если ты собираешься таскаться на тренировки еще и по вторникам…

— Всего один раз! И потом, это не обычная тренировка. Если я не появлюсь, ребята будут говорить, что я гомик паршивый.

— Не смей так говорить!

— Это не я, это они так скажут.

Энни качает головой. Собственно говоря, ей все равно. Какая разница, где сходить с ума — дома или в машине.

— Ладно, я тебя туда отвезу, а кто тебя отвезет обратно?

— Не бойся, отвезут.

— Черт с тобой, поехали.

— Сейчас, только позвоню Джессу — у него мой шлем.

— Поторапливайся.

Энни раздраженно берет со стола ключи и спускается вниз. Однако Оливер появляется не сразу — он ужасно медлительный. Энни нажимает на клаксон, и лишь после этого сын появляется.

Вот они едут по Семинарскому переулку. Энни то и дело поглядывает в зеркало заднего вида — такая привычка у нее появилась в последнее время. Но никто за ними не едет. Машина катит в гору, потом сворачивает направо и несколько миль мчится меж рощ и лугов. Возле самой школы Энни снова смотрит в зеркало заднего вида и замечает, что сзади появилась машина, причем очень хорошо ей знакомая. Это допотопный “фольксваген”, который принадлежит Джулиет. Все это время Энни больше всего боялась, что где-нибудь случайно встретится со своей подругой. Поэтому она трусливо отводит глаза и смотрит вперед, на дорогу. Вот и въезд на большую автомобильную стоянку, за которой начинается стадион. Сейчас там никого нет. Энни украдкой смотрит в зеркало и видит, что Джулиет тоже вырулила на стоянку.

Можно сделать вид, что я ее не вижу, думает она. Высажу Оливера и сразу уеду.

— Мы приехали рано, мам, еще никого нет.

— Да?

Действительно, на поле пусто.

— Неужели я опять все перепутал? Погоди-ка, скорее всего они на запасном поле. Ты подожди меня здесь, а я сбегаю туда и вернусь.

— Ну уж нет. Я не собираюсь…

Но Оливера уже след простыл. Кажется, он не заметил машину Джулиет — мчится со всех ног по тропинке, будто, за ним кто гонится..

Энни выскакивает из машины и кричит:

— Оливер! Немедленно вернись!

Но Оливер не слышит, а Джулиет тем временем уже вылезла из машины. Ничего не поделаешь — Энни оборачивается к ней и слегка улыбается.

Вместо приветствия Джулиет говорит:

— Нам нужно потолковать.

— Я бы с удовольствием, но не могу. Уже поздно, мне пора…

Но Джулиет решительно берет Энни за руку и приказывает:

— Пойдем-ка со мной.

— Но я, ей-богу, не могу…

— А если бы я попала в беду?

— В какую еще беду?

— В большую.

Джулиет отводит свою подругу к кленовой роще.

— Что, невзгоды на любовном фронте? Или что-нибудь с работой?

— Не знаю, могу ли я с тобой об этом говорить…

Это выводит Энни из себя.

— В каком смысле? Что ты такое несешь? Ты моя лучшая подруга. Если ты попала в беду, ты должна со мной поделиться.

Джулиет резко разворачивается и смотрит ей прямо в глаза.

— А ты бы со мной поделилась, если бы попала в беду?

— Конечно.

— Так поделись.

— О чем ты?

— Объясни мне, что происходит. Я знаю, тебе плохо. Что можно сделать?

Энни машет руками, пятится назад.

— Что ты такое несешь? — бормочет она. Потом испуганно оглядывается. Вокруг никого — лишь пустынное игровое поле. На стоянке только две машины, в одной из них — силуэт Оливера.

— Так вы сговорились! Ты приехала сюда не случайно. Неужели все это подстроил Оливер?

— Мне нужно было с тобой поговорить.

— Ну и позвонила бы по телефону.

— А если он прослушивается?

У Энни бегут мурашки по спине.