В зале темно, все пьяны, все танцуют — никто на них не смотрит. Но если бы даже смотрели, Джулиет это не остановило бы. Мне все равно, думает она. О Господи! Она прижата к стене, руки раскинуты крестом. Он двигается слишком медленно! Быстрее, быстрее! Она подается ему навстречу, чувствуя, что вся истекает соком. Никогда в жизни у Джулиет не было оргазма. Не будет его и сейчас, но он близок, очень близок. Нет, это лучше, чем оргазм. Все к черту, все к черту, ой-что-это-со-мной. Айан, Айан! Не за что ухватиться. Она вцепилась в него, как малый ребенок. Джулиет обвивает руками его шею. Айан!

Несколько часов спустя Учитель лежит в постели Джулиет, прижимает ее к себе, шепчет:

— Джулиет.

— М-м?

— Милая Джулиет.

— М-м?

— Можешь сделать мне одолжение?

Он чувствует, что она улыбается.

— Для тебя?

Поворачивается к нему спиной, притирается поближе, зевает.

— Нет, не для меня, а для твоего друга, для Оливера.

— Для Оливера?

— Да. Ему нужна твоя помощь.

— Я не понимаю.

— Подожди, сейчас я тебе кое-что покажу.

Он встает, достает из сумочки три упаковки таблеток и бутылочку со снотворным.

— Прими, пожалуйста, все это.

Джулиет сонно открывает глаза, удивленно моргает.

— Что это такое?

— Секобарбитал, амобарбитал и бромовые капли. Если ты сейчас выпьешь все это, жизнь Оливера будет спасена.

Джулиет приподнимается на постели, садится.

— Что ты несешь?

Учитель достает из сумочки пистолет, кладет его на столик. Джулиет включает лампу, смотрит на него, ничего не понимая. Учитель не спеша застегивает рубашку.

— Кто ты? — спрашивает она.

— Как, ты еще не поняла? Я друг Энни.

Джулиет учащенно дышит, а Учитель тем временем натягивает брюки, застегивает “молнию”.

— Ты… сволочь поганая…

— Как ты могла подвергнуть жизнь Оливера угрозе? — укоризненно качает головой он. — Ты ведь так любишь этого мальчика. У тебя в жилах не кровь, а лед. Надо же, решила поиграть в героиню. Сейчас я дам тебе возможность проявить истинный героизм.

Учитель вынимает из глаз зеленые контактные линзы, аккуратно прячет их в футляр.

— Но почему… — пытается совладать со своим голосом Джулиет.

— Это последний шанс Оливера. Не нужно было тебе вмешиваться в эту историю. Мальчик обречен, если мы с тобой не попытаемся его спасти. Ты мне, конечно, не веришь, ты думаешь, что я лгу. С твоей точки зрения, я интриган, сторонник холодной логики. Но ты, Джулиет, совсем меня не понимаешь. На самом деле я играющий ребенок, сентиментальный дурак. Мне ничего не стоит прикончить Оливера. Это все равно что пальцами щелкнуть. — Он наклоняется над Джулиет и щелкает пальцами у нее перед лицом. — Конечно, никакой пользы от этого не будет, но некоторым людям смерть мальчика доставит много горя. Я тоже его очень люблю, но тем не менее я сделаю это. Ведь я обещал Энни, что убью ее сына, если она меня предаст. А я человек слова. Путь Силы не ведает отклонений. Что ты на меня смотришь? Ты все еще думаешь, что я играю с тобой в игры?

Джулиет смотрит на него немигающим взглядом, ничего не отвечает.

— Энни тоже думает, что я с ней играю. В этом виновата ты — убеждала ее не слушаться меня. А сейчас ее в этом убеждает полиция. Они искушают ее ласковыми речами, хотят, чтобы Энни сломалась. Ей предстоит сделать выбор, никто не придет ей на помощь, всем на нее наплевать. Днем и ночью на нее давят полицейские. Как ты думаешь, сможет ли в этих условиях Энни принять правильное решение? Думаю, что нет. Она поддастся влиянию своих новых друзей. Чтобы этого не произошло, Энни должна получить от меня сигнал — ясный, четкий, убедительный. Нужно ее встряхнуть. Пусть проглотит эту горькую пилюлю, придет в чувство. Я должен слегка ее напугать. И тогда, я знаю, она мне поверит. Джулиет молчит.

— Это совсем просто. Глотаешь таблетки, запиваешь бромовыми каплями, у тебя убыстряется кровообращение, нейроны обогащаются ионами хлорида, ты засыпаешь, никакой боли, сплошное удовольствие. Благостное, умиротворенное, всепрощающее настроение. Так как, Джулиет, ты мне поможешь? Ты поможешь мне спасти Оливера?

Она не отвечает. Видно, что ей очень страшно — зрачки превратились в крошечные точки. Но она его слышит -Учитель в этом не сомневается.

— Возможен и другой вариант, — говорит он. — Ты начинаешь сопротивляться, я в тебя стреляю. Конечно, я оставлю записку, попытаюсь инсценировать самоубийство, но не уверен, что полицейские на это купятся. Придется мне на несколько лет исчезнуть. Оливера все равно убьют, но сделаю это не я. Я буду, как дурак, сидеть у себя в поместье на острове Кюрасао, ловить рыбу, кататься на яхте, подыхать от скуки. И кому от этого лучше? Мне хуже, тебе хуже, Оливеру тоже. Так что выбирай сама. Что ты предпочитаешь?

Она молчит, не двигается. У нее слегка дергается левый глаз, и это вызывает у Учителя отвращение — нервный тик делает ее лицо упрямым, туповатым, примитивным. Кажется, она намерена наброситься на него с кулаками. Учитель готов к этому.

Но затем выражение ее лица меняется. Джулиет закрывает глаза, обмякает.

— Джулиет, — проникновенно шепчет он. — Ты ведь не хочешь, чтобы Оливер умер, еще не начав жить? Мы можем его спасти. А, Джулиет?

Следующее утро. Энни звонит своей подруге Инез.

— Целый дом? — ахает та. — Ты совсем сбрендила. Ты хоть представляешь себе, сколько стоит дом в округе Вестчестер?

— Но мне нужен совсем старый, заброшенный домишко, — говорит Энни. — Какая-нибудь развалюха, где никто не живет. Я собираюсь сделать из него скульптуру.

— И что это будет за скульптура?

— Пока мне не хочется об этом говорить.

— Ничего себе. Ты хочешь, чтобы я раздобыла деньги на покупку дома, а рассказывать о своей идее не желаешь. По-моему, подруга, ты совсем свихнулась.

— Я еще не до конца все продумала. Сначала мне нужно увидеть дом.

— Где же я найду тебе спонсора?

— Не знаю. Попробуй кого-нибудь подыскать. Если ты меня любишь, сделай это. Обещаю тебе, что такого произведения мир еще не видывал и вряд ли когда-нибудь увидит.

— Ладно, позвоню Заку Лайду.

— Нет!

— Как это нет? Ты что? У этого парня есть деньги, он на тебя буквально молится. Я уверена, он охотно согласится…

— Только не Зак Лайд.

— Но никого другого я этой идеей не заинтересую.

— Только не этого сукина сына — ты слышала?

— Послушай, детка…

— Слышала или нет? Не смей совать нос в мою работу!

— Как ты со мной разговариваешь?!

— Инез, это я не с тобой…

— Ничего не понимаю.

— Извини.

— Энни, что с тобой происходит? Ты попала в беду? Тебя что-то угнетает?

— Нет, я абсолютно счастлива. Я хочу заняться своим новым проектом. Я знаю, что сделаю это. Если ты мне не поможешь, придумаю что-нибудь другое.

Потом Энни расхаживает по своей мастерской из угла в угол, думает о доме. Давно уже она не испытывала такого неистового желания работать. Ежеминутно ей приходят в голову новые идеи.

Поток ее мыслей прерывается неожиданным дребезжанием телефона. Звук этот настолько ей неприятен, что Энни немедленно снимает трубку. Звонит Генри, друг Джулиет..

— Энни, это ты?

— Да.

— Джулиет умерла.

— Джулиет умерла, — тупо повторяет Энни.

— Они говорят, что онa покончила с собой.

— Нет.

— Она мертва.

— Нет.

— Она наглоталась снотворного, оставила записку. В записке говорится, что она устала, не может больше выносить напряжение, хочет уйти от всего и от всех, не может больше изображать из себя сильную личность. Энни, я не верю. Джулиет не такая. Что все это значит? Что происходит?

Энни чувствует, что ей совсем плохо. Чтобы как-то ослабить боль, она берет в руки лопату, которой обычно работает в саду, размахивается и вышибает стеклянную дверь. Потом методично принимается за окна. Во все стороны летят мелкие осколки стекла, и ей кажется, что в их хаотичном движении можно обрести забвение.