КАЛИНА КАЛИНЫЧ (виновато). Уж и потаскать нельзя… Не оторвал ведь? И не разговаривает с дедом… Обиделся, видишь ли…

УМОРУШКА в это время подходит к брату, осматривает его ухо и глядит ШУСТРИКА по голове: жалеет.

Не прощенья же мне у тебя просить?! Ну, прости, погорячился… Ну, хочешь, я на колени встану? Я встану!

В этот момент появляется БАБА-ЯГА. Она невольно становится свидетельницей конца этой сцены. КАЛИНА КАЛИНЫЧ становится на колени перед ШУСТРИКОМ.

Готово! Смотри!

УМОРУШКА (заметив БАБУ-ЯГУ, шипит КАЛИНЕ КАЛИНЫЧУ). Де-да-а!..

БАБА-ЯГА (виновато). Простите… Я, кажется, не вовремя…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (смущенно). Нет, почему же… В самый раз… Мы… репетируем!

БАБА-ЯГА. Нашли время! Чаща Муромская в опасности, а они репетируют!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (поднимается с колен). Мы и репетируем, как быть непреклонными с врагами, если они начнут просить пощады.

БАБА-ЯГА. И Шустрик был непреклонным?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Как скала!

УМОРУШКА. Нянюшка, ты пешком?

БАБА-ЯГА. Пешком, милая. Зачем ступу взад-вперед гонять? Она у меня старая. (Садится на пенек). Что делать будем с гостями непрошеными?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Вразумлять. Не поможет – предупрежденье сделаем.

ШУСТРИК. Уже делали.

УМОРУШКА. Заблудить их нужно. Далеко – далеко!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Нет, с дороги мы их сбивать не станем. Их, наоборот, нужно наставить на путь истины.

УМОРУШКА. У нас такого пути нет! Может, он где-нибудь подальше от нас находится?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Когда взрослые разговаривают, дети должны помалкивать.

БАБА-ЯГА. А что если «АНДЫ-ШАЛАНДЫ»… – и дело с концом?

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. А зарок? Ты тоже зарок давала, все зарок давали!

БАБА-ЯГА. Я давала, я и назад возьму. Сколько их – древотяпов?

ШУСТРИК. Четверо.

БАБА-ЯГА. Всего-то! Одного – в жабу, другого – в колоду, третьего – в муравья, четвертого – в мухомор. Вот и нет больше лесогубов! «Раз!.. Два!..» – и спать пойдем, поздно уже.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Спокойно спать будешь?

БАБА-ЯГА. Ну, понервничаю немного… (Чувствуя за собой вину, сердито). А их кто-нибудь сюда звал?! И предупрежденье делали!

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Пусть все жители Чащи решают. Как все скажут, так и будет.

БАБА-ЯГА. У нас все добренькие! Одна я злая!

УМОРУШКА. Что ты, нянюшка! Ты – добрая!

ШУСТРИК (оттопыривая большой палец). Ты – во! – какая!

БАБА-ЯГА. Да? Ну ладно… Как все решат, так пусть и будет…

УМОРУШКА подходит к БАБЕ-ЯГЕ и надевает ей на голову венок.

УМОРУШКА. Ты – добрая. А теперь… теперь и красавица!

БАБА-ЯГА. Да? Я догадывалась… (Вздыхает). Тыщу лет прождала, пока это другие заметят! (Поднимается с пенька). К себе пойду. За венок, за слова добрые – спасибо. А с гостенечками я утречком еще сама побеседую…

КАЛИНА КАЛИНЫЧ. Тихо – мирно?

БАБА-ЯГА. Как голубки поворкуем. (Прощается). До завтра!

БАБА-ЯГА уходит.

КАЛИНА КАЛИНЫЧ (глядя в ту сторону, куда ушла БАБА-ЯГА). Добрейшее существо! А уж наплели про нее разных небылиц – с три короба!

Затемнение.

Раннее утро. Место стоянки лесорубов. САНЯ и ВАНЯ сидят рядом с палаткой и беседуют. ВЕДМЕДЕВ и ОПИЛКИН еще спят.

ВАНЯ (с обидой). Не верят они нам!

САНЯ (в тон ВАНЕ). Нет, говорят, вещественных доказательств!

ВАНЯ. А лягушки? (Снимает кепку). ФЫР-ФЫР-ПУПЫР! (Привычно и равнодушно достает из кепки лягушку и выбрасывает ее).

САНЯ. Ведмедев верит. Это Григорий Созонович не верит.

ВАНЯ. В школе, говорит, вместо уроков фокусами занимались!

САНЯ. И зачем мы с тобой сюда идти согласились? На мотоцикл везде заработать можно.

ВАНЯ. Опилкин все. «Там, – говорит, – в две недели заработаете! Тяп – ляп – и мотоцикл ваш!»

САНЯ. «Тяп – ляп?..» Как бы нас самих не «тяп – ляп»!

ВАНЯ. Никто с Опилкиннм идти ни согласился. «Заповедник, трогать нельзя!» – все так говорили.

САНЯ. А Ведмедев согласился.

ВАНЯ. Друзья они. Ведмедев за Опилкина в огонь и в воду пойдет. «Лезь в огонь!» – скажет Опилкин. И дядя Егор полезет. «Прыгай в воду!» – и дядя Егор нырнет.

САНЯ. Друзья!..

ОПИЛКИН широко распахнул полог палатки и вышел из нее. За ним вышел ВЕДМЕДЕВ.

ОПИЛКИН. Ну, братья-разбойники, как ночь ночевали? Леших не видели?

САНЯ. Не видели.

ВАНЯ. Но слышали. Как они страшно по ночам кричат!..

САНЯ (кричит, подражая крику филина). УГ-ГУ!.. УГ-ГУ!.. УГ-ГУ!.

ВЕДМЕДЕВ (сердито). Филин это! Днем спит, ночью орет.

ОПИЛКИН. Вот что: мы пока с дядей Егором делянку осмотрим. А вы (подает ВАНЕ ведерко) за водичкой сбегайте, чайку вскипятите.

ВЕДМЕДЕВ. Я сам вскипячу, а то вы еще пожар наделаете. А воды принесите.

ВАНЯ и САНЯ уходят.

ОПИЛКИН. Пошли и мы, Егор. Поработаем недельки две, а там и в отпуск!

ВЕДМЕДЕВ. Идем, Гриш… Только ни видать нам отпуска как своих ушей!

Уходят и ОПИЛКИН с ВЕДМЕДЕВЫМ. Вскоре появляются ШУСТРИК и УМОРУШКА. В руках у ШУСТРИКА маленький белый узелок.

ШУСТРИК. Тихо!.. (Заглядывает в палатку). Точно: никого нет.

УМОРУШКА. Заблудить их нужно, заблудить! Всех заблудить!

ШУСТРИК. Куда?

УМОРУШКА. Далеко – далеко!

ШУСТРИК. Нет. Я тут кое-что получше придумал. (Показывает узелок). Я им такой подарочек приготовил!..

УМОРУШКА. Их заблудить надо, а ты им подарки даришь…

ШУСТРИК. Такому подарку не очень-то обрадуются… Пойдем скорее, я то они вернуться могут!

ШУСТРИК и УМОРУШКА входят в палатку. ШУСТРИК разворачивает узелок и достает из него яблоко. Кладет яблоко на табурет.

УМОРУШКА (обиженно). Яблоки им даришь… А сестричке яблоки не даришь…

ШУСТРИК. И тебе подарю. Пошли отсюда скорее!

ШУСТРИК выходит из палатки. УМОРУШКА в ней задерживается.

УМОРУШКА. Сейчас… (С любопытством осматривает вещи лесорубов. Машинально берет яблоко и откусывает кусочек. Ей попадаются черные очки. С трудом УМОРУШКА догадывается, как ими пользоваться). Ой, как стемнело!..

ШУСТРИК (через стенку палатки). Скорее! Ты что там застряла?

УМОРУШКА. Сейчас… (Опускается на колени и лезет под топчан).

ШУСТРИК. Сюда идут!

УМОРУШКА. Ой!.. Я ничего ни вижу!

ШУСТРИК. Лезь назад!

УМОРУШКА (забравшись под топчан полностью). Залезла! Только вперед!

ШУСТРИК. Замри! Они идут!

УМОРУШКА прячется. Возвращается ВЕДМЕДЕВ. Он хочет взять рукавицы и топор. Замечает, что в палатке побывал кто-то посторонний.

ВЕДМЕДЕВ. А здесь кто-то был… Эй! Кто тут? Никого… Ушли… Ну и хорошо!

В этот момент шевельнулось одеяло, прикрывающее нижнюю часть топчана.

Эй… А ну, брысь отсюда! Кому говорю? Брысь!

ВЕДМЕДЕВ откидывает одеяло. Из-под топчана высовывается голова УМОРУШКИ, украшенная парой рожек. Она съела «волшебное» яблоко – и вот результат. Черные очки делают УМОРУШКУ еще более страшной на вид. УМОРУШКА вытягивает вперед руки с полусогнутыми пальцами, как это делают девочки, собираясь царапаться, и громко визжит. Перепуганный ВЕДМЕДЕВ издает ответный вопль и бежит прочь. На крик УМОРУШКИ из-за кустов выскакивает ШУСТРИК. ВЕДМЕДЕВ, столкнувшись с ним, издает еще один вопль и бежит в противоположную сторону. ШУСТРИК вбегает в палатку.

ШУСТРИК. Жива…

УМОРУШКА. Кажется… (Гордо). А здорово я его напугала! Он только ко мне – а я как зарычу! (Снова визжит). Он и упал со страху куда-то.

ШУСТРИК (замечает рожки на голове сестры). Погоди – погоди!.. Ты яблоко съела?!

УМОРУШКА (вздыхает). Не успела. Откусила только. Вот такусенький кусочек!

ШУСТРИК. «Такусенький»!.. Ты на себя посмотри!

УМОРУШКА осматривает свой наряд. Рожки, разумеется, она не видит.

УМОРУШКА. А что? Вроде бы не помялась, не испачкалась…

ШУСТРИК. На голове у тебя – что?!

УМОРУШКА (поднимает руки и касается рожек. С ужасом). Роги!!