— Пойду в спортзал. Но прежде кое-что тебе скажу. Теперь, когда я узнал, что стану отцом, я собираюсь позвонить своему адвокату и сказать, что возражаю против развода. Если хочешь бороться, пожалуйста. Но ты получишь развод только через мой труп, а я не собираюсь испускать дух по крайней мере еще полвека!

Это все-таки случилось.

То, чего она боялась, произошло. Новость о том, что они ждут ребенка, все изменила. Корд от своих слов не откажется. Он будет бороться с ней, чтобы не дать развод. И с его деньгами сможет добиться того, чтобы их дело тянулось месяцами. Даже годами, решила она.

Эшли понимала, что он расстроен и ушел сейчас от нее, чтобы поостыть, пока они не наговорили друг другу лишнего. Но она тоже была расстроена и злилась, что он так внезапно бросил ее в таком ужасном настроении.

Существовала еще одна проблема, которой они до сих пор не касались. Серьезная проблема. Но не бежать же за ним, чтобы продолжить разговор там, где, возможно, находятся другие люди, которые могут слышать каждое их слово. Корд на это и рассчитывал.

Чувствуя себя неприкаянной, Эшли подошла к шкафу, достала сумку для рукоделия, которую Корд убрал туда, и снова села на стул, обрадовавшись тому, что можно чем-то заняться.

Женщины, ходившие в церковь, которая была по соседству с домом миссис Бромуэлл, каждую среду вечером собирались и занимались рукоделием. Под их руководством Эшли начала делать стеганое одеяльце для малыша.

Хорошо стирающийся креп цвета взбитых сливок был достаточно мягким для кожи новорожденного. После того, как изображение очаровательной овечки было переведено на ткань и ей показали, как делать крошечные маленькие стежки и узелки, Эшли почти все сделала сама. Теперь, когда одеяльце снято с рамы, надо его обшить. Она выбрала тесьму из белых петелек.

Скоро она завернет в это одеяльце своего малыша. Этот день уже недалек, а ей предстоит еще многое сделать. По крайней мере она хоть одеяльце закончит, пока находится в больнице.

Ей стало грустно оттого, что она ничего не знала о собственной матери, которая была совсем девчонкой, когда родила Эшли. У монахинь из приюта Святой Анны не осталось ничего памятного, никаких фотографий. Эшли совершенно ничего не знала и о своем отце. Вероятно, он тоже был подростком. Скорей всего, оба еще живы и имеют свои семьи.

Когда Корд только начал ухаживать за ней, он предложил нанять частного детектива, чтобы разыскать ее родителей. Хотя Эшли была ему очень признательна за это, она отказалась, предпочитая жить в мире собственных фантазий относительно своего происхождения. Монахини были добры к ней, учили ее полагаться в жизни на Бога и ум. Потом у нее появился Корд, и ей ничего больше не было нужно.

Все складывалось отлично до тех пор, пока Корд не узнал, что не способен дать ей ребенка. Вот тут и началась настоящая жизненная драма…

Вшивая вручную тесьму между краями одеяльца, она поклялась себе, что ее ребенок никогда не испытает подобного. Хотя Эшли не предполагала, что они с Кордом снова смогут жить вместе, имея за спиной столько тягостных воспоминаний, она знала, что он будет любящим отцом. Сама Эшли собиралась стать лучшей матерью на свете.

Корду не понравится меблированная квартирка, за которую она внесла плату вперед на первый месяц. Но квартирка была чистенькой и довольно светлой для полуподвального этажа. Эшли показалось, что вдова, которая жила в верхней части дома, будет неплохой квартирной хозяйкой. Она ничего не имела против ребенка. Ей не нравилось только, когда внизу жили подростки и включали громкую музыку. Кроме того, она терпеть не могла, когда жильцы оказывались курильщиками или пьяницами.

Эшли считала, что ей повезло: удалось найти жилье в приличном районе. Она могла парковать свою машину позади дома, а колыбелька, которая пока еще не куплена, поместится прямо возле ее кровати.

Купать ребенка она будет в кухонной раковине. Монахини всегда мыли найденышей в кухонной раковине. Когда Эшли немного подросла, это дело поручили ей. Ухаживать за малышами было радостью для нее.

Не все девочки в сиротском приюте любили детей, а Эшли гораздо больше нравилось ухаживать за детьми, чем мыть посуду или стирать на двадцать, а то и больше обитателей. Нередко она ночами выхаживала вместе с монахинями какого-нибудь малыша, страдающего коликами или крупом.

Такой опыт подготовил ее к материнству. Она нисколько не сомневалась в том, что сможет вырастить здорового ребенка. Ее больше тревожило то, каким будет его эмоциональное состояние. Не хотелось бы, чтобы их с Кордом проблемы омрачили счастье ее ребенка.

Несомненно, после того как у Корда не сложились отношения с его родителем, человеком, которого Эшли видела при жизни нечасто, Корд сделает все, что в его силах, чтобы самому стать примерным отцом. Даже если они будут жить врозь.

Стараясь не обращать внимания на внутренний голос, который говорил ей, что раздельная жизнь родителей не сулит ребенку ничего хорошего, Эшли еще быстрее заработала иглой. В результате от неудобной позы у нее вскоре заныла спина.

Тяжело вздохнув, она отложила шитье и прилегла ненадолго на кровать.

В какой-то момент она, видимо, задремала и проснулась только тогда, когда почувствовала, как ее поясницу с исключительной нежностью массирует чья-то рука, которая прекрасно знает, где и как нужно нажимать.

Это было настолько приятно, что Эшли сначала подумала, что все еще дремлет. Она лежала в приятном полузабытьи, а чудесное ощущение распространялось по всему ее телу до кончиков пальцев.

Она чувствовала шевеление ребенка, который словно пытался найти удобное положение.

В своем блаженном состоянии она не обратила внимания на то, что источник ее наслаждения оставил в покое ее спину и теперь гладит ей живот, ощущая движение жизни, которая растет внутри нее.

— Господи, Эшли… — благоговейно произнес знакомый низкий голос.

Эшли открыла глаза.

Она была в кровати уже не одна. За ее спиной лежал Корд. Его правая рука покоилась у нее под головой, а левой он знакомился с их еще не родившимся ребенком. Он лежал, плотно придвинувшись к ней. Его мускулистое тело согревало ее от макушки до ступней ног, которые переплетались с его ногами.

Попытавшись встать, она поняла, что находится в плену.

— Не вставай пока, — попросил он. — Когда я лежу вот так, рядом с тобой, я чувствую шевеление ребенка и представляю себе, что он физическая часть меня самого. Он так сильно толкается, что, по-моему, это должен быть мальчик.

Она судорожно глотнула.

— По-моему, тоже, — прошептала она. Близость Корда мешала ей говорить нормально.

— Ты уже придумала ему имя? — прошептал он ей в волосы. Его губы замерли на изгибе ее шеи.

Ее тело ответило восторженной дрожью.

— Я хотела назвать его Кэйби. Это шотландское имя, как у тебя.

— Мне нравится. — Она почувствовала, что Корд улыбается. — И даже очень, — весело сказал он. — Низкие нотки его голоса вызывали вибрацию всей ее нервной системы, словно их тела связывала какая-то мистическая сила. — А если это будет девочка, я бы хотел назвать ее Мэри-Эшли.

Она изумленно моргнула.

— Почему?

— Потому что когда-то ты мне говорила, что одна из монахинь, которую ты любила, называла тебя сестра Мэри-Эшли — в надежде, что ты станешь монахиней. Слава Богу, что этого не произошло, но имя красивое, под стать тебе. — Его голос дрогнул, а рука обвилась вокруг ее живота, и он страстно прижал ее к себе.

— Мне надо в ванную, — выпалила Эшли в испуге.

В ответ на ее выкрик вместо протеста послышался понимающий смешок.

— Я слышал, что беременные женщины не могут позволить себе далеко отходить от ванной, особенно в последние месяцы.

Он выпустил ее и помог сесть. Опершись руками о кровать, Эшли встала.

— Клянусь, у меня внутри не осталось больше места. Представить себе не могу, на кого я буду похожа еще через пару недель.