— Нет, они ждут. Я сказала каждому, что приду, как только освобожусь после другого. — Она широко улыбалась, когда давала мне объяснения. — Каждый из них думает, что я с кем-то из их компании, и ждёт своей очереди. Да и потом не сознаются никому, что у них ничего не было. Дети.

Вот это коварно. Всех раздела, заставила ждать, а сама скрылась с одеждой.

Мы продолжили путь по дороге, идущей вокруг города.

— Сенила, а сколько тебе лет? — Та ничего не ответила, и я решил, что она обиделась. Неужели и в этом мире нельзя спрашивать у женщин их возраст? — Если обиделась, то извини.

— Нет, я просто не знаю, сколько мне лет. — Голос девушки был таким, слово её саму удивлял этот факт. — До твоего вопроса я думала, что скоро двадцать.

— А сейчас что изменилось?

— Я считала, что месяц назад меня купили у моего отца. — Она говорила медленно, словно рассуждая или вспоминая. — Сейчас лето, но мне вспоминается, как зимой я с прошлым хозяином была в заведении у мадам Пеноло. И это был не первый раз. Меня там учили разным премудростям любви, а потом я забыла, что там была, считая, что ещё не начинала обучение. Хотя всему, чему там учили, научилась.

— А зачем тебе стирали память об обучении?

— Не знаю, но то, что меня продал мой отец, я тоже сомневаюсь.

— Почему? Такого не бывает?

— Да нет, бывает и часто. Только вот, когда я говорю слово «отец», за этим словом ничего не стоит. Как будто нет такого человека, и никогда не существовало. Да и названия своей деревни я тоже не помню, хотя помню названия всех ближайших деревень.

Дальше мы шли молча. Кажется, скоро рассвет, во всяком случае, ощущение такое. Окружающий мир как будто наливался красками, а до этого был тусклым, близко к черно-белому.

— Пора сворачивать. — Наконец прервала затянувшееся молчание Сенила. Она шла легко, а вот я начал уставать, хотя прошли мы всего ничего. Пока шли, девушка всё время себя сдерживала, потому что стоило ей только задуматься, мне приходилось за ней бежать. — До рассвета дойти до дороги не успеем, придётся идти наискосок, через лес.

— Это проблема? — Мне не понравилось сомнение в её голосе.

— Да. — Она обернулась ко мне. — Я городской житель, в лесу совсем не ориентируюсь. Мы можем легко заблудиться, лес очень густой, да и пугает он меня, почему-то. Будем ходить по кругу недалеко от дороги, пока с голоду не умрём.

Странно. Я вот тоже городской житель, но держать направление умею ещё со времён школьных походов. Солнце, направление движения облаков. Да мало ли ориентиров, кроме компаса, которого сейчас у нас нет.

— Если ты покажешь мне направление, то с него мы не собьёмся, обещаю.

— Ах да, ты же одарённый. — Сразу же успокоилась она. — Тогда нам в ту сторону.

И мы пошли через поле в сторону леса.

Лес действительно оказался совсем не пригородным парком. Вдоль кромки были видны следы давней вырубки, но после этого явно прошло прилично времени, кустарник вырос в высоту не меньше трех метров. Что за кустарник, не знаю, ботаник из меня ещё тот, но что ветки жёсткие, вижу. Что-то вроде акации, что росла в моём дворе.

По наитию, я присел в траве и увидел, что действительно, ниже травы веток почти нет, можно легко пролезть. Вот и отлично. Сенила без слов полезла за мной в кусты, отдав мне управление нашим маленьким отрядом.

Солнце ещё не встало, по нему ориентироваться не получится, но нижние облака двигались достаточно быстро, чтобы не спутать направление ветра в верхних слоях. Отлично, азимут определён.

Да, то, что я сменил одежду на более грубую, оказалось очень удачно. Давно я не ходил по лесу, да ещё и такому плотному, как будто его не прореживали вообще ни разу. Тут что, дрова никому не нужны? Я слышал, что в средневековье все окрестные леса вокруг городов были вырублены на многие километры, в Европе и Америке вообще лесов как таковых не осталось, а тут такие буреломы. Нет, пройти вполне было можно, деревья росли не плотно, но вот жесткий кустарник иногда заставлял упираться в него, как в стенку. Приходилось возвращаться назад, искать другой путь.

До дороги мы добирались примерно до полудня. Что мне понравилось, так это то, что не было комаров. Вообще ничего не жужжало под ухом. Я помню, что каждый мой поход в лес с какой-нибудь компанией очередной моей девушки (не знаю, чего такое «романтичного» они находили в этом пустом занятии), превращался в борьбу с этими адскими тварями, желающими моей крови. Репелленты помогали не всегда, некоторые кровососы его нагло игнорировали, а тем, кого он всё же отпугивал, надоедливо жужжать под ухом это совершенно не мешало.

Мы ещё и были все в царапинах, а значит, запах крови от нас шёл приличный, но кровососов не увидели. Красота.

Сенила действительно оказалось городской девочкой, и по лесу ходить совершенно не умела. Нет, она была ловкой и гибкой, только вот, ступала она так, как будто следующий шаг будет на том же уровне, не задумываясь, что там может оказаться ямка или очередной корень. Она ни разу не упала, но после часа такой ходьбы уже чуть-чуть прихрамывала, видимо ушибла или подвернула ногу. Но шла за мной молча, не жалуясь.

То, что мы шли в полной тишине, позволило мне услышать вдалеке разговор. Показав знак, что надо замереть, прислушался. Раздался скрип, который я определил, как скрип телеги. Слышал на рынке, когда телеги стаскивали в общую кучу для ночёвки, чтобы легче было охранять.

— Дорога рядом. — Прошептал я замершей девушке. В ответ она кивнула, тоже прислушиваясь. — Предлагаю отойти и поесть.

Получив ещё один кивок, я развернулся и пошёл по проторенной среди кустов дороге. Где-то там, метрах так в трехстах, мы проходили поваленное дерево, что отлично заменит нам и стул и стол.

— Как думаешь, нам стоит идти по дороге, или по лесу, вдоль неё? — Поели, но из питья оказался всего один кувшин кислого вина, а пить очень хотелось, потому я сразу хлебнул изрядно. А выпившего меня всегда тянуло на разговоры.

— Давай по дороге. — Девушка устала, платье было местами мокрым от пота, видно, что ей очень не хочется продолжать путешествовать по пересечённой местности. — Вряд ли кто-то нас разыскивает. Меня, во всяком случае, точно никто не ищет. А ты, после того, как переоделся, за местного малыша легко сойдёшь.

— Малыша? — Я скептически хмыкнул. — А на сколько лет я выгляжу?

— Лет на тринадцать. — Но видя, как я заулыбался, с сомнением исправилась. — Может, на пятнадцать. — Я улыбнулся ещё шире. — И сколько?

— Шестнадцать мне точно есть. — А может и больше, я до сих пор не знаю, сколько парню было лет, когда он всё же отправился на учёбу.

— Мелковат ты для шестнадцати. — Осторожно сказала Сенила.

— Наследственность. — Пожал я плечами. — Но, несмотря на рост, я самый настоящий баронет.

— Что ты благородный аристократ, я и так знаю. — Махнула рукой девушка. — Ты же мне сам об этом рассказывал, помнишь?

— Нет. Я же тебе сказал, что после эксперимента почти ничего не помню.

— Совсем-совсем не помнишь?

— Так, отрывками. — Точнее, обрывками из снов.

Помолчали, убирая еду в мешок, что несла Сенила. Я встал, собираясь продолжить путь, но Сенила до сих пор сидела с задумчивым видом.

— Ещё отдохнём? — Я подумал, что девушка просто устала.

— Скажи, Ганнидар, а у тебя есть документ об освобождении?

— Нет. — И эта бюрократия может стать проблемой.

— Расскажи, как ты тогда снял ошёйник? — Видя, что я молчу, она вздохнула и объяснила. — Считается, что усмиритель, который надет на одарённого, снять нельзя. Вообще. — Опять помолчали. Информация, конечно, интересная, но я не очень хотел ей рассказывать обстоятельства потери ошейника этим телом. — Надеть ошейник на одарённого сложно, а снять вообще невозможно. Как-то там всё переплетается, что дар человека сам поддерживает заклинание усмирителя. Одарённые попадают в рабство один раз, и до самой смерти.