Не то чтобы здесь чувствовалась заброшенность. Здесь было достаточно чисто. Но дому, если можно так выразиться, не хватало блеска. Цветы в хрустальных и фарфоровых вазах были тронуты увяданием, и их лепестки потемнели. Шторы были изношенными. Если бы это был только летний дом, понять такое отношение было бы можно. Но мистер Мак-Ларен ясно сказал, что это "семейное гнездо". Может, он скряга? Или он вовсе не богат, а только поддерживает внешнее впечатление? Мы расселись, и я отказалась от предложенного Бертраном бренди. Мистер Мак-Ларен улыбнулся мне.

– Итак, мисс Эмили, вы теперь все о нас знаете. Теперь вы должны рассказать нам о себе. Вы говорили, что учитесь в аспирантской школе. Это похвально. Я искренне верю, что молодой женщине нужно иметь хорошее образование. Где вы учитесь и что изучаете?

– В университете Ван Кортландта, – я старалась не обращать внимания на его покровительственный тон. – Изучаю историю. Средневековую историю.

Мне никогда не нравилось рассказывать об этом, потому что звучало это как-то уж очень несовременно. И к тому же – как бы это сказать – претенциозно, словно я строила из себя глубокого ученого, хотя в действительности я даже не предполагала сначала, что буду продолжать образование, и попала в университет практически случайно. Просто была возможность получить стипендию, и мама сказала, что будет обидно, если деньги пропадут. Если бы я не взяла эту стипендию, ее все равно никто другой бы не получил, потому что из всех Пэймеллов только я подходила по возрасту.

В прошлом веке предок Пэймеллов, бывший одним из основателей университета Ван Кортландта, учредил стипендию в аспирантской школе для одного из своих потомков в каждом поколении. Я не была прямым потомком, но по воле случая стипендия досталась мне. Никто из моих кузенов не пожелал постигать науки. Я выбрала средневековую историю, потому что в колледже история шла у меня лучше всего. Мне это представлялось довольно заманчивым: влюбленные рыцари и все такое... Но, как нарочно, все курсы тяготели к изнаночной стороне жизни Темных веков, представлявшихся мне и правда чрезвычайно темными. Стипендии, которая во времена Глеба Пэймелла представляла собой очень значительную сумму, теперь едва хватало на карманные расходы. Родители помогали, насколько могли, но доходы у них были очень средние. К тому же в семье подрастало еще двое детей, и надо было заранее позаботиться об их образовании. Поэтому весь год я искала работу, где только могла, – смотрела за детьми, временно устраивалась секретаршей, выполняла черную работу в самой школе. Хотя сидеть с детьми значилось в самом низу моей шкалы предпочтений, я была бы рада получить на лето эту работу. Мне не хотелось оставаться в городе. При моих доходах сотни две-три долларов мне бы весьма пригодились. Это скрасило бы мой осенний семестр.

Как я уже сказала, известие о том, чем я занимаюсь, воспринималось всегда неверно. Хотя я надеюсь, что по крайней мере вид у меня не совсем средневековый. Но в этот раз реакция получилась просто ни на что не похожей. Мгновение – и снова на всех лицах написана ненависть (снова за исключением старика). Только теперь все было еще хуже. У них был такой вид, словно я сумела обвести их вокруг пальца.

– История средневековья! – повторил мистер Мак-Ларен. – Надо же, какое совпадение! Ведь я тоже этим занимаюсь, – он улыбнулся мне. Я была немного удивлена. По нему можно было скорее предположить, что он занимается ранней историей Америки. В то же самое время я начала понимать причину всеобщего недовольства и почувствовала облегчение, когда Маргарет заговорила об этом открыто.

– Мне бы хотелось выяснить многое. Например: это что, действительно совпадение? На мой взгляд, что-то уж слишком удачное.

Ее кузены впервые были полностью согласны с ней.

– Ну конечно же, это совпадение! – нетерпеливо отозвался мистер Мак-Ларен. – А что это может быть еще? Продуманный план? – Он рассмеялся, но никто его не поддержал. – Вы все просто помешаны, – он оглядел своих родственников. – Несомненное помешательство. Это от внутриродовых браков. Отец говорил, что рано или поздно это должно проявиться.

Я попыталась сменить тему и перейти к чему-нибудь более соответствующему послеобеденной болтовне.

– Вы преподавали историю? – спросила я старика. Он открыл рот, чтобы ответить, но общий смех перебил его.

– Представляю, как дядюшка преподает! – фыркнула Рене. – Про все что угодно!

– В конце концов, это очень уважаемая профессия, – заметил ее брат.

Обстановка, похоже, разрядилась. Пристально посмотрев на меня, Элис сказала:

– Конечно, совпадение довольно странное, но на что мог рассчитывать человек со стороны, в распоряжении которого было бы так мало времени? И не строй мне гримас, Бертран. К тому же как она могла рассчитывать пробраться сюда без помощи Эрика?

Все глаза обратились к Эрику. Он пожал плечами.

– Я просто нашел ее на платформе и доставил сюда. Я припоминаю, мне показалось, что она не слишком представляет, куда едет. Так что, может быть, она и говорит правду. Сомнение толкуется в пользу обвиняемого.

Я больше не могла делать вид, что все в порядке, как если бы все кому не лень не обсуждают меня прямо в моем присутствии.

– Вы что, принимаете меня за... за взломщика или вроде того? – не выдержала я. – А если да, то почему взломщик непременно должен быть знаком с историей средневековья?

– Не то чтобы непременно, – пробормотал Бертран, – но это бы ему весьма пригодилось.

– Ну все, хватит! – взорвался старик. Затем обернулся ко мне: – Не обращайте на них внимания, мисс Пэймелл. Я и сам впервые вижу их в таком состоянии. У меня есть целая теория на этот счет – во время грозы в воздухе скапливается электричество и, возможно, именно это заставляет их вести себя так неприлично.

Маргарет хихикнула.

– У дедушки полно разнообразных теорий обо всем, что только есть на свете. Вы должны непременно ознакомиться с ними – они бесподобны!

Мистер Мак-Ларен запнулся, но тут же продолжил, по-прежнему обращаясь ко мне:

– Что касается преподавательской деятельности, то профессия эта, как совершенно справедливо заметил Луи, очень почтенная. Только я подозреваю, что никогда не имел склонностей к тому, что называется педагогикой. В свое время, однако, я посвятил себя истории, именно этой ее области. Возможно, вам приходилось сталкиваться с некоторыми моими работами, скажем... – и он перешел к перечислению названий, ни одно из которых не было мне знакомо.

– Но вы ведь, по-видимому, занимались Скандинавией! – воскликнула я, радуясь такому простому выходу из неловкой ситуации. – А моя область – Англия.

– В таком случае вам хорошо бы отправиться изучать ее в Англию, – заметил Луи, и прозвучало это так, как будто он желал, чтобы я немедленно оказалась в Англии.

Я была бы, не против.

– Моя стипендия не распространяется на это, – призналась я.

Мистер Мак-Ларен взглянул ободряюще.

– Итак, вы получаете стипендию? Должно быть, вы очень умная девушка.

Я вспыхнула, почувствовав неискренность его оценки. Бертран испытующе посмотрел на меня и налил себе еще бренди. Мне он уже не предлагал.

– Я прослежу; чтобы вы получили экземпляры всех моих книг, – заявил мистер Мак-Ларен, и я поблагодарила его.

– Скажите, вам приходилось иметь дело с пишущей машинкой, мисс Эмили? – неожиданно спросил он.

Я посмотрела на него, не понимая.

– Я превосходно печатаю, но...

– А можете ли вы вести корреспондению? Хотя, впрочем, разумеется, можете – как и всякий интеллигентный человек. – Он холодно оглядел членов своей семьи, и мне подумалось, что, быть может, он уже пытался – и безуспешно – использовать кого-нибудь из них в качестве секретаря. – Мне не нужно спрашивать и о том, знаете ли вы латынь, – как историк, вы, естественно, должны ее знать...

Надо было быть совершенной дурочкой, чтобы не понять, куда он клонит.

– Я не думаю... – начала было я. Но он гнул свое.