Сомнительного происхождения… Пф! Слова застряли в горле. На мгновение застыл истуканом, шокированный нелепостью высказанного заявления. Никто и никогда не ставил под сомнение мое происхождение. Отбросив различие цвета волос и радужек глаз, объяснимых преобладанием масти второго родителя, отчетливо прослеживалась сходство физиономии, повадок и черт характеров! И уж конечно, не стал бы «Стальной кулак» принимать в своем доме абы кого: звериное чутье на родную кровь его не подводило.

Ярость ураганом сметала остатки боязни и трепета в общении с ним.

— Своей репликой, умышленно или импульсивно, ты отверг не только меня, но и Седрика — законного приемника и сына. Тем самым нанес оскорбление памяти Нории. Нет слов… Просто нет слов! Какая же ты сволочь, отец, настоящая тварь!

— Знаешь ли ты, мразь, кого твой грязный язык посмел назвать мерзким словом? — внезапно зарычал он, вцепившись мертвой хваткой в мой подбородок. Мгновение спустя, другой рукой довольно ощутимо сжал горло.

Не видел в темноте его глаз, но складывалось впечатление о получаемом садистском удовольствии от процесса насилия. Правда разбудила зверя и привела в его бешенство, довела до белого каления обозлившегося отца. Пожалуй, собравшись, мне бы хватило рывка — отбросить его подальше. Хорошенько приложить головой об стенку напротив, но я не мог. Воин не ведает страха, воин — каратель, но не убийца — отца! Все же я отпихнул его с силой, раньше, чем нас успели разнять подоспевшие стражи, метнувшиеся в подвал на звук подозрительной возни.

Он одернул руки и отряхнувшись тяжело дышал, источая потоки колючей ненависти. Я же ничего не слышал, кроме собственного сердцебиения и шипящей в ушах крови. Ощущения совпали с тем, что я чувствовал в петле — удавке пару часов назад.

Отец поразил меня подобной выходкой. Куда исчезла хваленая выдержка и хладнокровие? Хотел придушить? Рассчитывал вовремя остановиться или довести до конца начатое?

Интересно, до каких пределов способны дойти границы противоестественной ненависти к родным детям и существуют ли они вообще? Разве его сущность не разъедает изнутри трупный яд страданий и боли, источаемых окружающими людьми, волею судеб, вступающих в тесный контакт с Правителем? Или он к ним настолько привык? Томимый жаждой, нуждается в этой подпитке, как глотком из целебного родника снова, снова и снова?

Давай, отец, обруби свои слабости, вырви их с мясом и костями! Влечение плоти уже превозмог, осталось избавиться от физического присутствия сыновей, вытравить остатки привязанностей, найти рецепт бессмертия и предстать перед истерросцами с ликом Истинного Бога, лишенным любого изъяна.

— Когда — нибудь ты горько пожалеешь о сказанных словах и совершенных деяниях, дерр ри Грей. Бесы станцуют на твоих костях, и ты раскаешься, но будет слишком поздно. Темный бог придет за твоей черствой душой, а от расплаты не скроют даже Великие духи.

— Не учи, сопляк. Я и есть Темный бог! — криво улыбнулся он.

— Ты даже не его тень! — бросил прямо в лицо императора.

— С огнем играешь. Не стой на пути — раздавлю.

Уже раздавил, ведь я теперь — призрак. Завтра газеты напишут о казни и память обо мне унесет течением жизни.

— У меня нет ни времени, ни желания возиться с тобой, — промолвил он, наконец, теряя интерес к моей персоне. — Решился?

Дерр склонил голову и замер ожидая ответа.

Проклятье! Ненавидел! Как же я ненавидел его в эту минуту! Покориться. Выполнить то, что он просит и послать в пекло! Назрело разрубить многоярусные узлы из проржавевших сетей запутанного прошлого, жестокого настоящего и туманного будущего, с наросшими за эти годы гигантскими полипами общих ошибок, замешанных на недопонимании и недовольствах, вмешательствах своих и чужих людей в наши отношения.

— Я привезу тебе голову Валлийского пса. И если останусь жив и здоров — уеду на запад, к границе со Свободными землями. Империя велика, а служить мне все равно где, лишь бы остаться в рядах, но подальше от Таласса, и от тебя, великий отец.

Непозволительная дерзость. Неужели еще раз проскочит и не сорвется?

— Сначала сделай дело, а там посмотрим, — подвел итог он, развернувшись и, медленно покачиваясь, двинулся к двери.

— Последний раз я покорюсь твоей воле, — кинул вдогонку, но дерр отреагировал на мой выпад грохотом замка.

Пусть не думает, что может шантажировать и помыкать мной на свое усмотрение. Теперь я просто обязан сохранить рассудок в трезвом состоянии во что бы то ни стало. Взять себя в руки и двигаться дальше. Снова не умер, а ведь был много раз на волосок от смерти. Жизнь Руэрригана в замен на мою свободу. Почему бы и нет? Покинуть Таласс, не видеть больше императора и его свиту идолопоклонников, интриганов, рабов, подхалимов, прислужников, агентов по особым поручениям — исполнителей самых грязных и мокрых делишек. Повелитель все равно не оставит валлийца в покое. Железное правило дерра Истерроса: врагов не принято отпускать, их должно добивать. Наверняка за ним уже посылали, но тот основательно скрылся в надежном убежище.

А потом уеду на край земли, и мы навсегда забудем друг о друге, как двое чуждых людей. Он перестанет читать нотации и кипеть очередной вспышкой гнева, кривясь от злости и разочарований, а я — выслушивать и надумывать: в чем на этот раз умудрился запятнать высочайшее имя? Зачем его волновать? У императора забот итак предостаточно.

Между тем, внутренний голос шептал: придет час, когда ему воздастся за все унижения, страдания, лишения — мои, и тысяч других ни в чем неповинных людей. А я верну имя и вырвусь из этих сетей, порву с прошлым. Не хотелось верить в иной исход. Это было бы слишком невыносимо.

Неизвестность плавила внутренности, как серная кислота. Разве не безумие мечтать о том, кого нет? Верить в несбыточное? Если бы отец знал всю степень ее отчаяния и то, как глубоко она погрязла в этом чувстве — лично отвез в столицу к лучшему лекарю, а прежде снова взял розги и попытался выбить эту дурь из ее головы.

Сейчас на столе лежали сразу два выпуска с разницей в один день.

Учитывая удаленное расположение мыса, газета попадала к ним с большим опозданием, но всегда жадно ею прочитывалась, если не сказать — поглощалась. Несносный Фальк решил шантажировать, не захотел делиться информацией. Что ж, узнает сама.

Собирать новости о Вальгарде стало обычным делом за прошедшие годы, таким же, как умываться, одеваться и заплетать волосы… Аккуратно вырезать статьи, сортировать в хронологическом порядке и прятать под замок в тяжелый кованый сундук, где лежит все дорогое, что осталось от матери — письма и личные вещи: гребни, заколки, одежда, книги, посуда, детские рисунки, поделки из шишек, семян и листьев. Маленькие шедевры, созданные Алирой вместе с дочерьми.

Иногда его имя упоминалось в разговорах воинов гарнизона, толковали о храбрости, проявленной в походах, отмечали закрытый нрав, небывалую силу и уникальный меч «Коготь дракона». Замерев, Лейя напрягала слух. В такие минуты все вокруг исчезало.