Пока ветер свистел в ушах, полоща серебристые волосы вампирши в едином ритме с гривой першерона в магическом танце, делающем лошадь и всадника единым целым, Ленобия вспомнила старинную персидскую поговорку: «Дыхание рая обретается между ушей коня».

— Точно! Совершенно точно! — закричала Ленобия, крепче прижимаясь к галопирующей лошади.

Охваченная восхитительным чувством радости и свободы, Ленобия двигалась синхронно с Бонни. Она не осознавала, что хохочет во все горло, пока не притормозила, обойдя кругом скамейку и остановив тяжело дышащую вспотевшую Бонни рядом с Тревисом.

— Она чудесна! — рассмеялась Ленобия и наклонилась, чтобы обнять Бонни за влажную шею.

— Я же говорил, что вам станет лучше, — крикнул ей Тревис, также смеясь, и подхватил Бонни под уздцы.

— Несомненно! Это так здорово!

— Как поездка верхом на горе?

— В точности как поездка верхом на красивой и умной горе! — Ленобия снова обняла Бонни. — Знаешь что? Ты и впрямь заслуживаешь всех этих печенек, — сказала она лошади.

Тревис лишь рассмеялся.

Ленобия перебросила ногу через седло, чтобы соскользнуть с лошади, но земля находилась дальше, чем она думала. Наездница пошатнулась и упала бы, если бы Тревис сильной рукой не подхватил ее под локоть.

— Осторожно, осторожно, девочка… — бормотал он, словно успокаивая молодую пугливую кобылку. — Земля о-очень далеко. Слезай аккуратно, а то упадешь.

Все еще ощущая прилив адреналина от бешеной скачки, Ленобия засмеялась:

— Мне все равно! Это того стоит! Такая поездка стоит чего угодно!

— Как и некоторые девушки, — заметил Тревис.

Ленобия подняла глаза на высокого ковбоя. Его глаза посветлели так, что больше не казались ореховыми. Теперь они переливались оливково-зеленым, четким, светлым и определенно знакомым.

Ленобия не думала, подчинившись инстинкту. Она шагнула в его объятия.

Казалось, что Тревис тоже утратил способность мыслить, потому что выпустил поводья Бонни и прижал Ленобию к себе. Их губы встретились в отчаянном поцелуе, в котором слились страсть и вопрос.

Ленобия могла остановиться, но не стала.

Она позволила себе отдаться безрассудному чувству. Нет, даже больше. Она разделила с Тревисом его страсть и поделилась с ним своей, ответила на его вопрос собственным желанием.

Поцелуй длился достаточно долго, чтобы Ленобия успела прочувствовать вкус Тревиса и признать, что отчаянно скучает по нему.

Но затем разум вернулся к ней.

Она лишь слегка отстранилась, и он выпустил ее из уютного кольца рук.

Ленобия чувствовала, что ее голова непроизвольно покачивается, а сердце бешено стучит.

— Нет, — сказала она, пытаясь восстановить ровное дыхание, — этого не может быть. Я так не могу.

Красивые глаза Тревиса затуманились.

— Ленобия, девочка. Давай поговорим. Есть между нами что-то, от чего нельзя отмахнуться. Как будто мы…

— Нет! — Ленобия призвала жесткое самообладание, которое практиковала веками, чтобы скрывать желание, тоску и страх под маской гнева и холодности. — Даже не думай. Людей всегда тянуло к нам. Ты почувствовал то же самое, что и любой мужчина, которого я бы удостоила поцелуя. — Она заставила себя рассмеяться, на этот раз совершенно безрадостно. — Вот поэтому у меня нет привычки целовать человеческих мужчин. Больше такого не повторится!

Не глядя на Тревиса и Бонни, Ленобия пошла прочь. Она повернулась к ним спиной, чтобы они не заметили, как она прикрыла рот рукой, чтобы с губ не сорвался всхлип.

Она открыла боковую дверь в конюшни так резко, что та врезалась в каменную стену здания. Но Ленобия не стала останавливаться. Она сразу пошла в свою комнату над конюшней, и заперла за собой дверь на замок.

И только тогда позволила себе заплакать.

Все шло очень хорошо.

Красные недолетки доставляли проблемы.

Даллас ненавидел Рефаима так сильно, что это казалось донельзя милым.

Гея была полностью поглощена людьми в саду. Настолько, что даже забыла запереть боковой служебный вход, и один из бродяг с Черри-стрит отчего-то внезапно пошел по Утике и пробрался на территорию школы через незапертую дверь.

— И, должно быть, почти сразу оказался разрублен надвое Драконом, потому что ему повсюду мерещатся пересмешники, — почти промурлыкала Неферет.

Она задумчиво побарабанила пальцами по подбородку. Ей жутко не нравилось, что в ее Дом Ночи нагрянула Танатос. Но положительной стороной вмешательства Высшего Совета стало объединение всех особенных учеников в одном классе, что работало как сухие веточки на углях.

— Хаос! — рассмеялась Неферет. — Он что-нибудь да разожжет!

Ее постоянная спутница, Тьма, подползла ближе, ласково обвивая щупальцами ноги Неферет.

На перемене перед предыдущим уроком она подслушала разговор двух дружков Зои. Похоже, Близняшки, Шони и Эрин, рассорились, и это влияет на всю их компанию.

Неферет саркастически фыркнула.

— Ну конечно! Ни один из них не способен действовать в одиночку. Жмутся друг к другу как овцы, каковыми и являются, и пытаются уберечься от волка.

«Будет интересно проследить, как завершится эта маленькая трагедия. Может, стоит подружиться с Эрин теперь, когда она в этом так нуждается…» — размышляла она.

Неферет улыбнулась и открыла тяжелые бархатные шторы, обычно закрывавшие большое окно ее апартаментов от любопытных глаз соседей по школе.

Открыв окно и вдохнув теплый бриз, Неферет закрыла глаза и раскрыла чувства. Она понюхала воздух в поисках иных ароматов, кроме благовоний храма и запаха свежескошенной травы, и пустила в ход все свои способности, чтобы уловить ароматы эмоций, клубящихся вокруг Дома Ночи и его обитателей.

Неферет была сильным медиумом в буквальном и переносном смысле. Иногда она могла и в самом деле читать мысли. Порой ей удавалось попробовать на вкус эмоции. Если они были достаточно сильны, или разум человека слаб, у Неферет получалось улавливать зрительные образы — картины мыслей.

Это удавалось легче, когда она находилась рядом с интересующим ее объектом, физически и эмоционально. Но вполне возможно было просто витать в темноте и по крупицам собирать обрывки мыслей, особенно в такую насыщенную эмоциями ночь.

Неферет сосредоточилась.

Да, она услышала печаль. Тщательно рассмотрела ее и узнала банальные эмоции Шони, Дэмьена и даже Дракона, хотя обычно вампиров было читать сложнее, чем людей и недолеток.

Неферет подумала о людях. Попыталась нащупать запах Афродиты, чтобы уловить хоть малейшую эмоцию, но ничего не получилось. Разум Афродиты был так же закрыт для нее, как и разум Зои.

— Неважно, — подавила она раздражение. — В моем Доме Ночи есть и другие, с кем можно поиграть.

Верховная жрица подумала о Рефаиме, о резких чертах его лица, так сильно напоминавших о его отце, о влюбленности, подарившей ему человеческий облик…

И снова ничего.

Она не могла найти Рефаима, хотя и знала, что он должен быть наполнен читабельными эмоциями. Так странно. Обычно люди — более легкие жертвы. Люди…

Неферет улыбнулась, сосредоточившись на более интересном человеке. Ковбое, которого выбрала для бедной дорогой подавленной Ленобии.

Что там хозяйка конюшен рассказала ей при первой встрече, когда еще считала Неферет подругой? Да, точно! Они обсуждали человеческих Спутников и то, что ни одной из них не хотелось обзавестись таковым.

Неферет не призналась, что люди вызывают у нее омерзение, и она бы никогда не позволила человеку коснуться ее и уйти целым и невредимым. Больше никогда. Она просто выслушала исповедь Ленобии:

«Когда-то я любила человека. Потеряв его, я почти потеряла себя. Я больше никогда не позволю этому случиться, поэтому предпочитаю держаться подальше от людей».

Неферет закрыла глаза, сделала глубокий вдох и вонзила длинные острые ногти в ладонь левой руки. Когда кровь выступила и заструилась по руке Жрица предложила ее ищущим теням, думая о ковбое, которого пристроила в щедро удобренные навозом конюшни Ленобии.