Дети заботились о лужке перед церковью. Чтобы на нем не паслись гуси, братство сложилось и поставило вокруг школы, дома пастора и церкви ограду - сетчатый забор с красивыми чугунными воротами. Под большими липами поставили новые удобные скамьи. Женщины ухаживали за яркими цветами на клумбах. Теперь церквушка в Зоровце снаружи и внут-ри была так нарядна, что радостно было входить в нее.
В правом крыле своего дома Иштван выделил большое помещение, в котором летом и зимой могло собираться братство, особенно - молодежь. Весь дом был сделан красиво и практично, но самым прекрасным было то, что хозяин уже жил в нем не один. Во время строительства дома Иштван и Катя Фабиан так привязались друг к другу, что вопрос о возвращении Кати в Америку отпал сам собой - расставание казалось им теперь совершенно невозможным. Уличный понял, что еще слишком молод, чтобы жить в одиночестве. Однажды он пошел к Сениным, обстоятельно и сердечно поговорил с Катей, и она согласилась остаться с ним на родине, чтобы помочь здесь строить Царство Божье. Теперь и в доме Уличного появилась красивая молодая хозяйка, словно созданная для него. Иштван так долго не мог забыть Марийку Скале, и Бог за его верность свел его с женщиной, предназначенной именно для него; с Катей счастье пришло и в дом Уличного.
Старушка Сенина после свадьбы племянницы вернулась к своим детям. Сам Бог устроил так, что она смогла оставить дом пастора. Она очень понадобилась своим детям, так как Бог подарил Циле сыночка. Вместо их несчастного первенца, слабенького, рожденного в первые годы брака от отца-пьяницы и вскоре умершего, им был дан здоровый, жизнерадостный младенец - настоящее сокровище для счастливых родителей.
Матушка Сенина оставила пастора еще и потому, что к нему переехала его младшая сестра Адель, бывшая ранее замужем за инженером М. Из-за беспорядочной жизни молодого инженера этот брак был очень несчастливым. Когда смерть их разлучила, жена осталась с четырехлетней девочкой в очень трудном положении. Ей едва удалось спасти необходимую мебель и одежду, остальное все было продано за долги. Она ни у кого не встретила сочувствия. Ее сестра только упрекала ее за то, что она в свое время не сумела удержать мужа при себе. Мать обвиняла ее в легкомысленном расточительстве. А зять заявил, что, взяв к себе тещу, не может заботиться еще и о вдове с ребенком. Семья мужа в Далматии хотя и пригласила ее, но не спросила, есть ли у нее деньги на дорогу. В письме писали, что она может у них пожить, пока для нее не найдется что-нибудь подходящее, чтобы прокормиться. Однако надеяться было не на что. Ее образование не давало ей возможности начать какую-либо самостоятельную деятельность, так как у нее не было никакой профессии. Своим мастерством швеи она прокормиться не могла. В крайнем случае она могла бы стать поварихой, но куда девать ребенка? Не было нигде пристанища ни для нее, ни для ее сиротки. О брате Августе мать и сестра в последнее время писали, что он совсем опростился и превратился в религиозного фанатика, но именно этот фанатик и принял ее и дал то, в чем она так нуждалась, - защиту, кров и дом.
Брат спокойно и с любовью сказал ей при встрече: "Поедем со мной. Пока у меня есть дом, он и ваш дом. Разве ты мне не сестра?" И она вместе с дочкой оставила дом, который муж своей беспорядочной жизнью превратил в ад. Сознание, что у нее есть брат, который не презирает ее и хочет заботиться о ней, вернуло ей силы.
После четырех лет страданий в доме мужа жизнь в доме пастора показалась молодой женщине раем. Родственная любовь брата, особенно к маленькой Сонечке, его беспокойная жизнь, любовь пастора к своим членам церкви - все это показалось больной, израненной душе таким чудесным! Ей трудно было поверить, что в этом грязном мире есть еще что-то доброе, чистое!
Вскоре она успокоилась настолько, что смогла думать и сравнивать. Она окончательно поняла, какой кошмарной была ее прошлая жизнь. В юности она была стройной, миловидной девушкой, на которую засматривались мужчины; неудивительно, что ею пленился и инженер М. Но выйдя за него замуж, она в полной мере испила горькую чашу страданий. Ее муж оказался безнравственным человеком: ему абсолютно не нужны были дети, ведь о них нужно заботиться, а он не в состоянии был любить никого, кроме себя. Да и она не хотела иметь детей, хотя за это дважды чуть не поплатилась жизнью.
Какой грешницей, нечистой и униженной Адель почувствовала себя в доме брата, а он ни единым словом не укорял ее! Ведь он ее и не знал по-настоящему! Но доверием его она злоупотреблять не хотела, нет! В первый же вечер после ухода доброй старушки, которая вела дом брата, она рассказала ему все о своем прошлом, ничего не приукрасив. Помогли ей при этом сумерки, скрывавшие лицо брата. Когда она, горько плача, закончила исповедь, он сна-чала дал ей возможность выплакаться. Затем он на основе Слова Божьего так строго осудил ее грехи, что ее охватил ужас; лишь потом он указал ей на возможность оправдания перед священным судом Божьим через раны и кровь Его Агнца. Отозванный по долгу службы, он оставил ее с Богом наедине. Последовали ужасные часы страха и раскаяния, но она никогда о них не пожалела потом. Когда брат ее вернулся, несчастная женщина горестно воскликнула; "Что же мне делать?" Какую радость нашла она в братстве! С какой любовью ее встретили и как заботливо приняли ее, особенно учитель Галь с женой Ольгой и Катя Уличная!
- Оставь меня у себя до конца моей жизни, Август, - попросила она через несколько недель, - я никогда больше не хочу возвращаться в тот мир, где я так ужасно грешила. Если ты женишься, то выберешь женщину, которая вместе с тобой будет трудиться для Христа, и моя помощь вам может пригодиться. Я никакой работы не боюсь, охотно буду вам служить, только оставь меня с Сонечкой у себя!
- Не говори так, Адель, - взволнованно ответил пастор, - я не женюсь. Та, которую я любил, счастлива с другим. Останемся с тобой вместе и поможем друг другу!
Совсем другая жизнь настала в тихом доме пастора, когда, как луч солнца, появился в нем ребенок, стали слышны смех, пение и веселые разговоры! Адель приветливо встречала всех прихожан.
Комнаты и кухня приняли другой вид, особенно когда на окнах и в коридоре зацвели цветы, которые украшали теперь и сад, и церковную площадь. Было заметно, что молодая женщина умела вносить в окружающий мир добро и красоту. Она сама, счастливая в своей первой любви ко Христу, расцвела, как цветок, пострадавший от бури, мороза и жары и теперь оживший под весенним дождем и солнцем.
Когда зять узнал, что Моргач свою вдовую сестру с ребенком взял к себе, он, не желая остаться в долгу, выкупил заложенный ею рояль, который в несчастные дни был ее единственным утешением, и, настроив его, отправил эту драгоценную для нее вещь в Зоровце. Чудесные часы проводили теперь в доме пастора в долгие зимние вечера. Здесь собирались друзья и сотрудники пастора: супруги Галь, Ужеровы, Рашовы, Уличные. Особенно радовались все приходу Аннушки. Ее синие глаза приветливо оглядывали все вокруг, ее серебристый голос так сердечно всех приветствовал! Заметно было, как дорога она своим родным и как счастливо они жили втроем. Янковский помолодел в этот год, убедившись, что его дети счастливы. Хотя он и прихварывал, непосредственной опасности для его жизни все же не было. Для измученного сердца Матьяса истинным лекарством было то, что он видел, как Господь одаривал его зятя не только житейской, но и духовной мудростью. Молодой земледелец постепенно стал руководителем в общине. Даже противники братства уважали Степана Ужеро-ва за мудрость и твердость убеждений.
Если семья Ужеровых в Зоровце всегда считалась первой, то в союзе с Янковским - тем более.
Мартына Ужерова знали как дельного человека, Илью любили за веселый нрав и готовность помочь; все три женщины были уважаемы в общине. Но гордостью семьи были Степан Ужеров со своей молодой женой Аннушкой.
Собираясь в доме пастора, наши друзья от души пели. Адель садилась за рояль, Рашов брал скрипку, Уличный - виолончель, на которой научился играть в Америке, Степан играл на флейте. Исполнялись песни во славу Госпо-да или чудесные народные мелодии. Иногда Аннушка с Дорой пели под аккомпанемент учителя. В последнее время Дора чаще пела дома, своему маленькому Илюше, и Илья-отец оставался с ними, потому что не хотел разлучаться со своим сокровищем. Зато жена учителя Ольга приносила с собой свою маленькую Дашеньку, которой, наверное, снились ангелы, когда в доме звучала музыка и песни.