Далее Плезиан попытался обрисовать развитие дела на различных этапах. Король сперва сомневался в том, что подобные обвинения могут быть правдой, однако впоследствии его убедили поистине ошеломляющие свидетельства, и он вынужден был выполнить свой священный долг. Плезиан всячески старался завуалировать слабые стороны обвинения, заранее отвечая на предполагаемые возражения оппонентов. Так, он согласился с тем, что ниспровергатели ордена действительно имеют низкий социальный статус, именно этим и объяснив, почему изначально у короля и его окружения все это вызвало сперва «такой ужас». Далее он мужественно заявил, что у государя и в мыслях не было прибрать к рукам имущество тамплиеров, он служил лишь орудием в руках Божьих, будучи правителем избранного народа. Сами же признания, на которых, собственно, и базировалось все дело, были, согласно настойчивым заверениям Плезиана, сделаны неожиданно для суда, совершенно добровольно и независимо друг от друга, и никаких наводящих вопросов свидетелям не задавалось.

Затем он предпринял попытку осторожно «закруглить» этот вопрос, приведя аргументы, которые, по его мнению, делали обвинения против тамплиеров неопровержимыми. По его словам, «с незапамятных времен» люди поняли, что на тайных собраниях и церемониях тамплиеров творится нечто непристойное, подтверждаемое тем, что они отказывались открыть тайны ордена даже епископам. Собрания их проводились по ночам, «как это обычно и делают все еретики», ибо те, кто творит зло, ненавидят свет. Виновны тамплиеры также и в том, что в результате их деяний и отступничества Святая Земля для католиков практически потеряна, ведь, как всем теперь известно, тамплиеры часто шли на прямой сговор с султаном. Они не проявляли христианского гостеприимства, не подавали милостыню, не занимались благотворительностью, ибо единственной их целью было стяжательство любыми путями, в том числе путем сеяния всяческой смуты. Согласно некоторым свидетельствам, тамплиеры дали обет дьяволу поступать именно так, т. е. нарушая всякие законы. А некоторые еще и усугубили свою вину, бежав из-под стражи и обратившись к разбою в лесах и на больших дорогах или же став нищими попрошайками, и среди них были такие, что угрожали жизни тех, кто занимался этим делом в суде. Во многих местах построили они свои замки, несмотря на возражения церкви, и крали, проматывая и пропивая все, вплоть до священных цфковных сосудов. Практически никто из них, «даже из живущих за пределами французского королевства», не решился выступить в защиту своего ордена, хотя папа издал на сей счет специальный указ. Ведь всем известно, что в Испании, например, многие тамплиеры уже переметнулись на сторону сарацин.

Таким образом, все вполне ясно, и «никто из истинных католиков, желая избежать опасности потворствования ереси», не может сомневаться в том, что сомнению не подлежит, что «чудом явлено нам Господом нашим» через Его помощника, короля Франции, Святую церковь, баронов и весь народ Франции. Напротив, «если Зверь дал нам это понять столь явственно, то далее это даже и обсуждать ни в коем случае не следовало бы». Католическая вера должна быть взята под защиту, и прежде всего именно папой, который в подобных случаях волен делать все что угодно53.

Итак, «разъяснения» Плезиана в итоге приобрели угрожающий характер; должно быть, у папы, со всех сторон окруженного потенциальными врагами, не раз возникало искушение безоговорочно капитулировать. Более того, есть доказательства, что в устной версии выступления Плезиана, как пишет Жан Бургонь, присутствовавший при этом, значительно сильнее ощущалась вовлеченность папы в данный процесс и то, что на него непрерывно оказывалось давление, чем это явствует из официальной письменной версии этой речи. Устный вариант содержал также значительно большее количество деталей и подробностей. Возможно, письменная версия представляла собой лишь тезисы речи, а в непосредственном изложении текст был усилен. Однако большая часть подробностей, о которых упоминает Жан Бургонь, не имела твердых доказательств, так что, вполне возможно, Плезиан приводил их просто для того, чтобы еще больше накалить атмосферу и не дать аудитории адекватно воспринять взвешенный и разумный ответ папы.

По словам Жана Бургоня, Плезиан сообщил, что король, едва услыхав об обвинениях по адресу ордена, сразу же лично обсудил их с папой, встретившись с ним сперва в Лионе, а затем в Пуатье; кроме того, они обменивались письмами через посланников. Бургонь пишет: «И в этом деле он (т. е. король) действовал именем нашего папы римского, который и подвигнул его на это своими письмами». Что практически означает, что Климент V санкционировал аресты тамплиеров, однако информации об этом в официальной версии выступления Плезиана нет. Особо подчеркивал Плезиан чистоту побуждений короля: сам Господь избрал Филиппа IV «своим помощником в мирских делах»; французский король движим отнюдь не алчностью, как то хотят представить его недруги, ибо он и без того достаточно богат и даже превосходит богатством многих других правителей христианского мира. Он передает деньги и имущество надежным людям, даже если это не его чиновники, дабы они «использовали богатство это во имя освобождения Святой Земли, куда они направляются», хотя по закону мог бы все это конфисковать. По поводу признаний великого магистра, полученных от него еще до заключения в тюрьму, Плезиан пояснил, что признания эти были сделаны для того, чтобы орден получил отпущение грехов. Отказы же тамплиеров от первоначальных признаний он приписал исключительно воздействию некоторых лиц внутри церкви — в официальной версии он изъясняется значительно более туманно, — которые были подкуплены орденом (эту идею ему «подбросил» один из анонимных авторов памфлетов антипапской направленности). Затем Плезиан дал более подробную расшифровку некоторых своих общих заявлений: так, например, он рассказал о том, как некоторые свидетели в присутствии епископа Макона признавались в том, что мочились на Святой крест. Рассказал он и о том, каковы были доказательства вины тамплиеров, полученные благодаря деятельности королевских шпионов, внедренных в орден.

И наконец, Жан Бургонь сообщает, что на папу оказывалось значительно большее давление, чем о том можно судить по официальной версии речи Плезиана. Поскольку победа короля ясна и несомненна, папе остается лишь вынести ордену обвинительный приговор. Король и народ Франции призывают его не медлить и действовать решительно, как этого требует сложившаяся ситуация. Ему следует возобновить процессы против отдельных тамплиеров и вынести свой приговор каждому из обвиняемых, а тех, кто раскаялся, вернуть в лоно церкви. Если же папа и далее будет медлить, король не оставит без отмщения те оскорбления, что были нанесены Иисусу Христу, поскольку и без того уже с трудом сдерживает гнев народный, ибо «народ, слыша (из уст тамплиеров) богохульства и поношения Спасителя, восстал, желая уничтожить тамплиеров без суда и следствия». Все это папа должен принять во внимание, так как все короли Франции — особенно Людовик Святой и Филипп III — всю жизнь верно служили Святой церкви и не раз проливали за нее свою кровь, как и весь французский народ. Как известно, во Франции всегда процветало богословие и «божественная мудрость», которой «полнится Святая церковь», а потому, если король Франции, прелаты, бароны и весь народ просят папу о скорейшем решении, то «это, пресвятой отец, должно лишь радовать тебя и побуждать к дальнейшим действиям. В случае же новых проволочек разговор с тобой будет вестись на другом языке!»54

Жан Бургонь рассказывает и о других выступлениях в поддержку Плезиана. Так, например, архиепископ Нар-бона Жиль Аселен сравнил тамплиеров с мадианитянами <Мадиаиитяие — кочевой народ, родственный израильтянам и часто воевавший с ними, кочевавший с востока на запад от залива Акаба и совершавший набеги даже до долины Израильской.>, которые, как говорится в Библии, совратили израильтян, хотя, кажется, не было на свете ереси мерзостнее, чем у тамплиеров. Многие язычники и еретики отрицали божественную сущность Иисуса Христа, но соглашались с тем, что он был пророком и святым. Тамплиеры же не только отрицали Его божественную сущность, но и называли Его лжепророком. Перед лицом страшной опасности архиепископ призывал действовать как можно скорее, пока ересь эта не распространилась повсеместно, подобно арианству, которое начиналось в Александрии с крохотной искорки, вовремя не загашенной и разгоревшейся большим пожаром. Вслед за Аселеном выступал Эджидио Колонна, архиепископ Буржа, а также представители других сословий: один из баронов короля, представлявший Париж и говоривший по-французски, и депутат от горожан Тулузы и Монпелье, говоривший на юго-западном диалекте лангедок55. Кольцо осаждавших сжималось, однако папа стоял на своем. Теперь была его очередь выступать. Подкрепляя свои суждения цитатами из книг пророков Амоса и Мала-хии и соглашаясь с тем, что всем служителям церкви, а особенно папе, надлежит ненавидеть зло и любить добродетель, он, однако, заявил, что во всем, даже и в этом, необходимо действовать по справедливости. До своего избрания он мало знал о жизни ордена тамплиеров, ибо редко кто из дворян в его родных местах вступал в этот орден. Но впоследствии ему пришлось лично узнать многих тамплиеров, и он ценил их очень высоко. И все же, окажись они действительно виновны в названных преступлениях, все эти люди станут ему ненавистны. Как только предъявленные ордену обвинения будут ему, папе, доказаны, он немедленно начнет против них процесс и сам станет их судией. И тогда он и кардиналы станут действовать быстро и решительно, «однако же не поспешно, а по зрелом и здравом размышлении», как и велит им Святая церковь. Папа сказал все это на латыни и затем повторил по-французски, чтобы поняли все. Он заметил также, что гораздо реже, чем то утверждает Плезиан, встречался с королем Филиппом. Они действительно обсуждали вопрос о тамплиерах в Лионе, однако тогда папа никак не мог поверить обвинениям по адресу ордена, а в Пуатье даже вспомнить не мог, что говорил при встрече в Лионе. Одно он знал точно: он никогда не посылал королю писем, в которых санкционировались бы аресты тамплиеров.