— Да, мэм, посторонний. Я намереваюсь уехать сразу же, как только прояснятся дела на ранчо.

— Почему это вас волнует?

Она задала хороший вопрос. Все, что связано с ранчо, действительно меня не касается, только в кармане у меня лежало завещание, а я не собирался возвращать ей его до тех пор, пока вокруг нее будет вертеться такой друг. По крайней мере, не сейчас.

Мы закончили есть, но мне хотелось сказать ей еще одну вещь. Она поднялась.

— Спасибо за совет, мистер Проезжий. — Ее глаза смотрели холодно. — Не думаю, что мы когда-нибудь снова с вами встретимся.

— Я пока буду здесь, если вам понадоблюсь.

Она снова холодно глянула прямо мне в глаза.

— Вы мне не понадобитесь.

— Может, понадоблюсь, когда они узнают, что вам принадлежит половина ранчо.

— Что вы хотите этим сказать?

— По завещанию, которое предъявила миссис Холлируд, ранчо полностью перешло ей. Как будто вас вообще не существует. Будьте осторожны, мэм.

— Я всегда осторожна, мистер Проезжий. А теперь — до свидания.

Она повернулась, чтобы идти, и я повторил:

— Будьте осторожны. Если вы поедете туда и они пригласят вас поесть или предложат что-нибудь выпить, мой совет: не делайте этого!

— На что вы намекаете?

— Я точно не знаю, только ваш дядя Филлипс имел неосторожность поужинать вместе с этими дамами.

Она выбежала на улицу и вошла в гостиницу через дорогу. Я подождал с минуту. За спиной кто-то собирал тарелки.

— Мистер? Мы сейчас закрываемся…

— Я знаю. Не могли бы вы потушить ту лампу?

Когда в зале погас свет, я встал вплотную к двери, подождал, затем тихонько открыл ее и вышел в темноту.

Кузнец, огромный датчанин, вытащил из дому несколько бочек и всем желающим предлагал помыться за две монеты по двадцать пять центов. Достав из сумки полотенце и чистые вещи, я подошел к бочкам. Никого поблизости не было, я подождал немного, убедился, что действительно никого нет, потом искупался, насухо вытерся, надел свежую одежду — и все это, держа в руке шестизарядный револьвер.

В гостиничном номере, если его можно так назвать, квартировали помимо меня еще двое мужчин, но оба они уже уснули.

Я подошел к койке, где до этого свалил в кучу свои вещи, лег и проспал до рассвета. Когда проснулся, один из моих соседей уже ушел, а другой, одеваясь, заметил свежий длинный шрам на моей спине.

— Это не мое дело, — прокомментировал он, — но похоже, тебе не повезло.

— Почти.

— Заживает нормально?

— В горах на воздухе раны быстро заживают.

Ему хотелось узнать еще какие-нибудь подробности, но из деликатности он не стал задавать вопросов, а я не собирался ни о чем распространяться. Мне пришлось повозиться с рубашкой, и он помог мне ее надеть, а когда я полностью привел себя в порядок, на улице стало совсем светло.

Проходя мимо комнаты Джанет, я просунул под дверь записку следующего содержания:

«Заставьте их приехать к вам».

Затем я спустился в ресторан. Зал уже заполнили постояльцы, по большей части мужчины. Они наспех завтракали, а некоторые забирали с собой то, что не успели доесть — это заменит им в дороге обед.

В конце стола рядом с кухней я нашел свободное место и занял его. У большинства посетителей при себе имелось оружие, исключение составляли несколько рабочих, отправлявшихся куда-нибудь на шахту. Здесь в округе находилось несколько действующих шахт, куда нанимали шахтеров, а также пара дюжин разведывательных рудников, где старатели работали самостоятельно.

Я не спешил, наблюдая, как рассеивается толпа. Ко мне подошел повар, наполнил мою чашку кофе и спросил, вытирая руки о фартук:

— Вы не уезжаете?

Я взглянул на него снизу вверх.

— Еду мимо. Порой это требует времени.

— Я слышал разговоры. Будто Пейн со своими приятелями охотится за вами.

— Они находили меня несколько раз. Если они такие ловкие, пусть поедут в горы и приведут пару отбившихся от стада животных.

— Никто никогда не говорил, что они ловкие.

— Через день-другой я уеду отсюда.

Он сел напротив меня и налил еще чашку кофе.

— Того парня от Пинкертона помните? Беседовал со мной, и мне показалось, что он дружелюбно настроен к вам.

— Надеюсь, вы тоже.

— Он сказал, что вам лучше бы подальше держаться от тех женщин.

Я пил свой кофе.

— Он сказал, что у вас достаточно проблем и без них, и просил меня передать вам, что Пэн Бичам — это ненастоящее имя того человека, что у Пэна где-то здесь живет брат.

— Спасибо. Мне в голову приходила подобная мысль. — Я взглянул на него. — Вы бы посоветовали ему выяснить, как настоящее имя Пэна, если он числится в списке разыскиваемых.

Повар посмотрел на меня с уважением:

— Вы — крепкий орешек, мистер Проезжий, крепкий орешек.

Я пропустил его слова мимо ушей. Может, я действительно такой, как он меня назвал, а может, и нет. Единственное, чего я хотел, — это чтобы меня оставили в покое, но у меня появилось скверное предчувствие по поводу людей, стрелявших в меня. Как я не придал этому значения! Никогда раньше об этом не думал.

— Брат, вы сказали?

— Да, говорил, что у Пэна и его брата сильные родственные чувства. Они оба готовы сделать все ради друг друга.

— Так и должно быть. — Я помолчал, глядя в чашку. — У меня нет ни брата, ни сестры, а если на то пошло, я даже не знаю, есть ли у меня какие-то родственники. — Я посмотрел на него. — У меня никогда никого не было, кроме нескольких хороших лошадей.

— Вы продолжаете ездить на чалом?

— Вот это — лошадь. Самая лучшая. Я и он, мы оба получили плохие имена, хотя не добивались этого. В жизни мне ничего не надо, кроме спокойствия где-нибудь высоко в горах. У меня, как говорится, ни окна, ни горшка, чтобы я мог швырнуть его в это окно.

— У вас никогда не было женщины?

— Постоянной — никогда. — Я раздраженно задвигался на стуле. — Женщины не воспринимают меня. Иногда они пару раз бросают на меня взгляд, но потом смотрят на кого-нибудь другого. Я — суровый человек, замкнутый, по-моему, это сразу видно.

Он ушел на кухню, а я продолжал сидеть в расстроенных чувствах. Этот парень оказался хорошим поваром, и дорожная команда, с которой он ездит, должна быть довольна. Что касается меня, то я остался здесь, потому что мне некуда было идти и мне стало больно оттого, что я никому не нужен. Я думал о том, что человек не может всегда оставаться в горах, что, когда начинается снег, ему приходится спускаться вниз, чтобы его не замело. Вдруг неожиданно и остро почувствовал, что мне надоело мотаться по гостиницам и спать в комнате с другими мужчинами, мне больше не хотелось быть бездомным и радоваться чужой койке, которая заменяла мне дом.

Вдруг в зал вошла Джанет Ле Коди в сопровождении Чарльза Пелхэма Клинтона. Они сели довольно далеко от меня. Он метал в мою сторону резкие, колючие взгляды, а я тут же вспомнил, что в правом рукаве он носит револьвер.

Джанет все время прятала от меня глаза, но в этой маленькой комнате я не мог не слышать того, о чем они говорили.

— Я не вижу причины, почему мы не можем решить ваши дела немедленно. — Он вытащил из кармана золотые часы и посмотрел на них. — Мне придется скоро уехать, а раз мы договорились, что я вам помогу, то давайте покончим со всем сегодня.

— Хорошо.

— Я уверен, что миссис Холлируд благоразумная женщина. Если вам принадлежит половина ранчо, как вы утверждаете, то она признает ваши права. В любом случае, я думаю, она хочет отсюда уехать. Когда мистер Филлипс рассказывал ей о ранчо, она представляла себе все совсем иначе, комфортнее, богаче, у вас есть шанс выкупить ее половину или как-то договориться.

Повар с таинственным выражением лица подошел ко мне и принес кусок пирога и налил чашку кофе, при этом выразительно кинул взгляд в сторону этой пары.

— Захватите с собой все свои вещи. Насколько я слышал, на ранчо достаточно места, а вам нечего торчать здесь. Разве леди подобает жить в таких условиях, как в этой гостинице, — добавил он.