Паутина.
Красная паутина колышется сеткой в пролёте окна.
Зло.
Степашка заунывно воет, Юрико по максимуму активирует все татуировки-обереги: тело её светится голубыми рисунками-узорами, древними символами и знаками силы. От такого напора добра зло должно исчезнуть, рассыпаться в прах, уйти обратно в преисподнюю — убежать, улететь, уползти.
Но…
Шаг вперёд, тело чешется, татуировки неимоверно зудят. Напрягая живот, девушка выплёскивает волнами светлую энергию — ведь надо сломать, разрушить ловушку-паутину и выбраться из ловушки-комнаты.
Шаг.
Шаг.
Красные нити утолщаются, наливаются горелой чернотой, и Юрико замечает запутавшиеся в сети людские души, похожие на крохотных младенчиков с болезненно жёлтыми личиками. Младенцы извиваются, корчатся от боли, в пупках их копошатся белёсые черви, из глаз льются кровавые слёзы, на ручках и ножках сами собой вспухают багровые рубцы и язвы.
Жертвы, мухи-мотыльки.
Паук…
Должен быть паук!! — падает на колени Юрико. — Паук, где ты?!! Покажись, тварь!! Посмотри мне в лицо!!
И кумо выходит из тьмы. Да-да, это кумо! — Юрико узнаёт его по описаниям из старинных легенд: огромный монстр-арахнид, ростом как мужчина-баскетболист, едва ли не цепляет потолок хитином неправильной, деформированной головогруди. Восемь длинных лап его, покрытых бурой шерстью, щупают воздух комнаты сегментами сочленений и острыми лезвиями-шипами. Напрягаются могучие мышцы, толстое овальное брюхо волочится по паласу, марая пол клейкой слизью. Слизь тут же высыхает, превращаясь в красную нить.
Мерцает свет торшера.
Юрико на коленях. Пытается подняться, но страшная чужая сила давит на девичьи плечи, руки бессильно повисают — даже пальцы не шевелятся. А внизу живота продолжает копиться светлая мощь, которую нет никакой возможности использовать против паука-оборотня — Юрико надо направить поток ладонями.
Торшер.
Блики.
Лапы.
Когти.
Рядом.
Шипы.
С мокрых хелицер паука капает едкая дымящаяся слюна. Свет отражается от черного панцыря-хитина. Кумо нависает над Юрико. Кумо приседает — хрустят сегменты-сочленения. Кумо желает откусить девушке голову и плотно поужинать.
Вот и всё, — понимает Юрико. — Всё.
…тужься-тужься, милая, тужься, ещё чуть-чуть, ещё немного, ну давай, давай!!..
Никак.
Тело не слушается, не принадлежит Юрико.
Степашка, бесстрашный зооморф-прорицатель, бросается к пауку и впивается маленькими, не приспособленными для агрессии зубками, в твёрдую лапу. С тем же успехом можно бить кулаком в бетонную плиту. Но кумо на мгновение отвлекается от Юрико — зооморф тряпочкой ударяется о шкаф и, хромая, отползает в своё гнездо. Всего на мгновение паук-оборотень теряет контроль над девушкой.
И Юрико с колен прыгает вперёд, выбрасывая руки перед грудью — направленная сила опрокидывает кумо на спину, длинные лапы паука смешно дёргаются, сшибая со стены картину в стиле школы Ямато-э и тринадцатиструнную цитру-кото.
Юрико стоит на груди поверженного арахнида, татуировки девушки горят предельно ярко, отражая огонь алых зрачков кумо. Острые жала паука метят в Юрико, но проскальзывают мимо — сила против силы, добро против зла.
Степашка жалобно пищит, предупреждая о новой опасности: демон-они выбирается из тьмы позади Юрико, демон падает с потолка, отцепившись рогами от люстры. Шипастая булава легонько трогает затылок девушки, смачивая кровью роскошные волосы юной красотки.
Юрико падает, шевелятся помятые мьют-орхидеи — живой икебане не нравится, когда с ней обращаются подобным образом.
Всё, татуировки гаснут.
— Убил? — Безобразное туловище кумо медленно трансформируется в стройную женскую фигуру: паук оказывается паучихой, самкой. В людском обличье кумо выглядит очень даже соблазнительно: высокая женщина, эдакая леди-вамп — длинные чёрные волосы, тяжёлые налитые груди, плоский живот, курчавый треугольник лобка. — Убил?
— Нет. Что ты. Успокоил немного. — Рычит демон-они и трясёт извилистыми рогами.
— Надолго? — Кумо прячет напряжённые соски в ладонях, скрещивает ноги.
Демон облизывается — язык-змея скользит по косматым бровям, липкая слюна течёт по морде:
— Как раз хватит. Нам.
— А почему не убил?
— Красивая. Жалко. Такая, как мы. Почти.
— Нет. Она — не хэнгэёкай. Я сама сейчас её, быстро, подожди. — Человеческие пальцы паучихи уродливо удлиняются и заостряются когтями.
— Нет.
— Нет?! Не мешай!
— Нет. Идём. Туда. И будем вместе. Я — так — хочу! — Рогатый монстр обнимает подругу мощными мускулистыми лапами и, сломав в пояснице, входит в кумо сзади: сладострастный рёв, вот такая любовь.
Сцепившаяся в экстазе нечисть исчезает во тьме, паутина рассыпается в пыль.
Юрико лежит без сознания, Степашка скулит.
14. ИСЛАНДЦЫ
Дорические колонны, портики, алебастровые имитации скульптур эпохи Возрождения. А в сумме — питейное заведение для гурманов. Здесь всегда мало народу — цены отпугивают праздных гуляк и случайных прохожих, возжелавших охладится кондиционированным воздухом за бутылку дешёвого пива и еврокопеечку чаевых. Однако, главное достоинство бара «Олимп» — это стеллаж за спиной толстушки-хозяйки Афродиты, добродушной и всегда охочей до любовных утех в подсобке. Стекольный пейзаж восхищает географическим ассортиментом спиртного — столько человеку выпить не под силу: мексиканская текила и украинская горилка, американский виски и сомнительный бренди неизвестного происхождения, французское шампанское «Изабель Аджани» и русская водка на берёзовых почках, грузинская чача и армянский коньяк, итальянский вермут и вавилонский самогон. И так далее, и тому подобное…
Да-да, нормальному человеку столько не откушать и за год.
А профессионалу?..
— Что ты говоришь? За год не выпить? Не знаю, не пробовал, но можно. Попробовать. Когда время будет, хе-хе, на пенсии… Кстати, Акира-сан, в одна тысяча шестьдесят неважно каком году из-за пожаров тю-тю о-го-го Лондона, но! — пострадали всего шесть человек. — Джамал внимательно смотрит на Акиру. Ждёт реакции.