Им удалось одолеть меньше пары киломов, когда снова полил дождь. Запихав целиком в рот плитку из злаков и фруктов, которая составляла половину уцелевшего пайка, Хаяки мрачно передвигал ноги, скрестив голые руки на груди. В одном из карманов у него болталась фляжка с водой. Собираясь прибыть в Резерву уже к вечеру, они не особо запаслись провизией.

По крайней мере, им не приходилось беспокоиться об экономии воды. Хотя прохладный дождь заметно добавлял дискомфорта, для утоления жажды его хватало. Собирать воду было не во что, кроме сведенных чашей ладоней, если, конечно, не считать промокшей насквозь одежды. Как и почти все прочее, водоотталкивающие плащи погибли при пожаре, поглотившем «4X4».

Вот таким удручающим манером они и тащились по грязи, промокшие и несчастные, дожидаясь попутки, которая так и не возникла.

— Этим путем едет не слишком много туристов. — Карденас попытался опознать ярко-красную птичку, клюющую какой-то фрукт на нижних ветках ближайшего дерева. — Ла-Амистад — это не Монтеверде или Корковадо.

— И не Ногалес. — Выбранные Хаяки ботинки были хороши для прогулок и пока оставались сухими. Он оглянулся на пройденный ими путь. — Ведь здесь же наверняка должен регулярно ездить грузовик с припасами или патрульная машина лесников?

— Уверен, что они и ездят. — Инспектор осторожно перепрыгнул через глубокую наполненную водой рытвину. — С ними те фелеоны постарались бы не встречаться. Полагаю, мы не похожи на лесничих. — Он оглянулся на напарника. — Ладно. Нет худа без добра. Возможно, в следующий раз те, что уцелели дважды подумают, прежде чем напасть на первый же проезжающий «4X4».

— Жаль, что не подумали в этот раз. — Рослый сержант поморщился. — Мне нужен бифштекс.

— Представь себе, что ты городской патрульный полицейский двадцатого века. — Карденас нагнулся и, подобрав деревяшку длиной с руку, бросил ее другу. — Вот тебе дубинка.

Хаяки отбил ветку в сторону; только кора да капли полетели.

— Я предпочел бы бифштекс. На паре свежих тортилий. — Он взглянул на низко нависшее небо. — Темнеет.

Карденас, прищурясь, посмотрел на небо.

— Возможно дождь уйдет вместе с солнцем.

— Ты действительно так думаешь? — В голосе сержанта звучало столько надежды, что у Карденаса не хватило духу ответить отрицательно.

Удивительное дело, когда свет в мире растаял, дождь действительно стих. Он не совсем прекратился, а преобразился из ливня в липкий, всепроникающий туман. В то же время, температура с наступлением ночи поднялась. Итогом оказалось увеличение надоедливой влажности, сведшее на нет любые блага, которыми они могли насладиться от прекращения дождя.

Оставшегося света хватило, чтобы заметить, как дорога впереди расходилась в трех направлениях. На трехсторонней развилке был установлен первоклассный недавно отштампованный погодостойкий дорожный знак. Только теперь он был сбит набекрень, делая любые напечатанные на нем указания столь же бесполезными, как титьки у борова. Усталые и обескураженные, оба спутника принялись подыскивать место для лагеря.

— Нельзя идти дальше в темноте, — указал без надобности Хаяки. Последняя пара часов пути по раскисшей дороге убедила его, что грязь у них под ногами насыщена собственной жизнью и умышленно ползет вверх по его ногам. — Жаль, что я не курю.

— Это почему? — Карденас высматривал дерево с достаточно густой листвой для защиты от непогоды.

— Потому что тогда у меня была бы зажигалка, и мы смогли бы развести костер.

— Не будь слишком суров к себе. Оглянись вокруг. — Инспектор показал на переувлажненный тропический лес. — Где тут найдешь чего-нибудь, способное загореться?

Рослый сержант обвел взглядом быстро темнеющие окрестности.

— Это не мой стиль, Анхель. Я привык гоняться за нинами и сумкодранами по закоулкам Агуа-При и Сонойты. А выживание в дебрях стоит в самом низу моего резюме.

— И моего тоже, — признался Карденас, принимаясь собирать опавшие листья для сооружения лежанки. — Возможно, как ты сказал, кто-то да проедет по этой дороге. Если же нет, завтра пойдем дальше.

Вытащив из кармана вторую и последнюю фруктово-злаковую плитку, Хаяки помахал ею перед другом и скорчил гримасу.

— По крайней мере, не приходится беспокоиться о завтраке. Он уже готов. Хотя я и предпочел бы на завтрак пару бурритос с сыром, чорисо[49] со сметаной и, может быть, бок…

— Заткнись, — оборвал его Карденас. — Для остального мне и интуитом быть не надо.

Дождь, по счастью, не возобновился, когда они уселись рядом под массивным стволом большой кекропии, чтобы дожидаться утра. Усталость компенсировала отсутствие постели, и спали они, несмотря на промокшую одежду, на удивление хорошо.

И им не потребовалось беспокоиться о том, как бы не заспаться.

Карденаса разбудило ощущение, похожее на бегущие по телу мурашки. Подобное он прежде испытал дважды, лет двадцать назад, когда занимался наблюдением за мотелем-ловушкой в худшей части Тусона. Нынешние мурашки были покрупнее, но ощущение было тем же самым.

Вскочив на ноги и не обращая внимания на одеревенелость суставов, он принялся хлопать себя по всему телу. Те, что разбудили его, отбивались, кусаясь и жаля. К счастью, под одежду пролезли немногие. Наибольшему нападению подверглись лицо и кисти рук, вот на них-то он и сосредоточился в первую очередь.

Хаяки сонно моргнул, а затем вытаращился на пострадавшего друга.

— Ты под какую мелодию танцуешь, Анхель? Поделись, а то мне тоже не помешает… — Внезапное понимание заставило и его резко вскочить.

И вот они уже вместе запрыгали, молотя по вторгшимся в одежду муравьям. Карденас знал решительно все о злоупотребляющих стимстиками, о кранч-мастерах, о жизни на, над и под Полосой. Но проживание на огромных просторах пустыни Сонора не подготовило его иметь дело с тропиками. Будь он более сведущ в местной экологии, то знал бы, что деревья рода цекропия давали приют самым разным видам тропических муравьев[50], которые в них и жили и питались, весьма плохо относясь к незваным чужакам.

Минут двадцать им пришлось хлопать по себе, сшибать насекомых щелчками и проверять, не упустили ли какого-нибудь муравьишку, прежде чем у обоих появилась уверенность, что они избавились от своих крошечных, но свирепых гостей. Теперь они окончательно проснулись — и снова устали.

Покорившись судьбе, Карденас потащился по дороге, бывшей, как он надеялся, правильной, учитывая бесполезный теперь угол единственного дорожного знака. За верхушки деревьев все еще цеплялись клочья влажного тумана. Скрытые от взоров птицы захлебывались навязчивыми криками. Под пологом леса невидимые обитатели двинулись по своим утренним делам. Если б их спиннеры не изжарились в превращенном в барбекю «4X4», то федералы могли бы вызвать машину.

— Сколько, по-твоему, до границы заповедника? — Хаяки обнаружил, что гадает, где же располагалось ожидаемое лесничество: на краю Резервы или же глубже внутри.

Карденас плелся рядом со своим высоченным спутником.

— Не помню, чего там было на карте. Не обратил на нее особого внимания. Предоставил все навигационной системе машины.

— Моя навигационная система чихает и кашляет. — Сержант с тоской поглядел на тропический лес, ярко представляя висящие на манящих ветвях зрелые тяжелые бананы.

Но невзирая на этот стоящий перед глазами образ, он не меньше напарника поразился, когда перед ними приземлились три уакари[51]. Оба спутника в шоке остановились. С яркими розовато-красными безволосыми мордочками и длинной белой шерстью, эти обезьяны величиной с собаку больше всего на свете походили на трио миниатюрных йети. Кроме неожиданности их появления поражало, что в руках у каждого из новоприбывших было по простому, но, безусловно, действенному ножу, а за плечами — по рюкзачку.