— Ну что ж, взгляните на это. — Она показала на неподвижно стоящую фигуру. — И на это. И на это. Что вы скажете?

— Она начала надевать на эту фигуру пляжный костюм или купальник, — отметил Джастин.

— Верно. А теперь обратите внимание, что на этих трех рисунках у фигуры длинные волосы. На этих же двух — совсем короткие. Видите разницу? Похоже, она нарисовала мальчика. Руки сложены так же, как и на склеенной фотографии. Я думаю, что она воспроизводит свой образ, но меняет его на мальчишеский. Если бы этот снимок не был так изорван. Надо же было так его изничтожить!

Кэти, изучавшая ее дневник, держала в руках последнее сочинение Лори.

— Это почерк ее воплощения Кейт. Но посмотрите, как он изменился с февраля. Он все больше и больше становится похож на почерк самой Лори. И послушайте, что она пишет: «Я так устала. У Лори хватит сил принять то, что ее ждет. Ей бы хотелось пройтись по центральному парку, поиграть в гольф, заехать в клуб. Как ей нравилось находиться на площадке для гольфа. Неужели еще меньше года назад ее называли лучшей девушкой среди игроков в гольф в Нью-Джерси? А может, тюрьма ничем не отличается от клиники? Может быть, там так же безопасно, как и здесь? Может быть, в тюрьме ее не будет беспокоить сон про нож? Благодаря охране, никто не сможет проникнуть в тюрьму. Туда не смогут прийти ночью с ножом. В тюрьме проверяют всю почту. Значит, фотографии сами не залезут в книгу». — Она протянула сочинение Джастину. — Доктор, это может свидетельствовать о том, что Кейт признает вину и наказание Лори.

Джастин смотрел в окно. Сара и Лори сидели рядом. Сара что-то говорила, а Лори смеялась. Они выглядели привлекательными молодыми женщинами, сидящими словно на террасе своего дома или на какой-нибудь загородной вилле.

Пэт проследила за его взглядом.

— Я вчера разговаривала с Сарой. Мне кажется, ее нервы на пределе. В день, когда двери тюрьмы закроются за Лори, у вас, доктор Донелли, может появиться новый пациент.

Джастин встал.

— Через десять минут они должны быть у меня в кабинете. Думаю, что вы правы, Пэт. Она рисует эту разорванную фотографию. Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы аккуратно разъединить обрывки, счистить весь этот клей, вновь собрать и увеличить ее, чтобы мы могли лучше рассмотреть?

— Я попробую найти, — кивнула она.

Он повернулся к Кэти.

— Как вы думаете, если Лори, или Кейт, осознает, как скажется на Саре ее тюремное заключение, будет ли она так же покорно считать, что ее осуждение неизбежно?

— Возможно.

— Ну ладно. Я собираюсь сделать еще кое-что. Я хочу поговорить с Грегом Беннетом, бывшим приятелем Лори, и попытаться выяснить, что случилось в тот день, когда Лори так испугалась его.

76

Усаживаясь на стул возле стойки бара в «Соларисе» рядом с Дэнни — брачным сыщиком, Брендон заметил, что щеки пухлого лица Дэнни начали обвисать, прожилки на носу и щеках являлись свидетельством его пристрастия к «манхэттену».

Дэн приветствовал Моуди в своей обычной радостной манере:

— А, Брендон. Какое счастье видеть тебя!

Буркнув в ответ приветствие, Брэндон едва удержался, чтобы не поддеть Дэна по поводу его ирландского акцента. Затем, вспомнив о цели своего прихода и о любви Дэнни к «манхэттену», он заказал выпивку и поинтересовался, как, по его мнению, выступит в этом сезоне команда.

— Классно. Кубок их, — радостно отозвался Дэнни. — Ребята смогут, ей-богу.

«Я знал тебя, когда ты еще мог говорить по-английски», — подумал Брендон, а вслух сказал:

— Чудесно, чудесно.

Через час, когда Моуди все еще потягивал первую порцию, Дэнни уже допивал третью. Пора. Брендон перевел разговор на Лори Кеньон.

— Я занимался этим делом, — доверительно прошептал он.

Дэнни прищурил глаза.

— Я слышал. Бедная девочка, похоже, свихнулась?

— Похоже на то, согласился Брендон. — Думаю, что она сдвинулась после смерти родителей. Как жаль, что она не обратилась сразу же к психиатру.

Дэнни посмотрел по сторонам.

— Обратилась, — прошептал он. — Но забудь, от кого ты это узнал. Просто мне не нравится, что тебя держат в неведении.

Брендон изобразил крайнее удивление.

— Ты хочешь сказать, что она лечилась раньше?

— Прямо там, в Риджвуде.

— Откуда ты знаешь, Дэнни?

— Только между нами?

— Разумеется.

— Сразу после смерти ее родителей меня наняли разузнать все об этих сестрах, чем они занимаются.

— Серьезно? Наверное, страховая компания. Это связано с иском автобусной компании?

— Вот что, Брендон Моуди, ты знаешь, что отношения между клиентом и сыщиком строго конфиденциальны.

— Разумеется. Но этот автобус превысил скорость, и тормоза были неисправны. Авария была неминуема. Естественно, страховая компания занервничала и решила навести справки о тех, кто может подать на них иск. Кому еще понадобится следить за ними?

Дэнни упорно молчал. Брендон махнул бармену, но тот покачал головой.

— Я сам отвезу приятеля домой, — пообещал Брендон. Он понял, что пора сменить тему разговора.

Часом позже, усадив Дэнни в свою машину, он вновь заговорил о Кеньонах. Когда Брендон уже подъезжал к скромному жилищу Дэнни, он наконец услышал, что хотел.

— Брендон, старина, ты хороший мужик, — медленно сказал Дэнни заплетающимся языком. — Думаешь, я не понимаю, что ты пытался расколоть меня? Между нами говоря, я не знаю, кто меня нанимал. Все это очень таинственно. Какая-то женщина. Она назвалась Джейн Грейвз. Я ни разу не встречался с ней. За очередной информацией она звонила мне каждую неделю. Я посылал ей отчеты на абонентский ящик в Нью-Йорк-сити. Знаешь, кто это мог быть? Вдова покойного профессора. Разве эта бедная помешанная Кеньон не писала ему всякую любовную белиберду? И разве не является показателем то, что потребность в моих услугах пропала сразу же после убийства.

Толкнув дверцу машины, Дэнни неуверенно вылез.

— Спокойной ночи. И в следующий раз говори прямо, что тебе нужно. Тебе не надо будет так щедро поить меня.

77

Тем «архитектором», которого Бик привел в дом Кеньонов в один из своих первых приездов, был бывший заключенный из Кентукки. Это он установил подслушивающее устройство в библиотеке и в телефоне и спрятал магнитофон в спальне для гостей, расположенной над кабинетом.

Когда Бик и Опал ходили по второму этажу с рулетками, материалами и образцами красок, им не составляло труда менять в магнитофоне кассеты. Как только они садились в машину, Бик сразу же ставил кассету и продолжал прослушивать их снова и снова с номере гостиницы «Виндхэм».

По вечерам Сара регулярно звонила доктору Донелли, и эта информация была особенно ценной. Поначалу Опал стоило больших усилий сдерживать свое раздражение по поводу неминуемой страсти Бика знать все, что касалось Ли. Но, по мере того, как проходили недели, она все больше терзалась двойственным чувством: страхом разоблачения, с одной стороны, и завороженным интересом, с каким она следила за возвращением памяти к Лори, — с другой. Разговор Сары с доктором о всплывшем в памяти Лори кресле-качалке доставил Бику особое удовольствие.

— Милая малышка, — вздохнул он. — Помнишь, какая она была очаровательная и как чудесно пела. Мы хорошо научили ее. — Он покачал головой. — Боже мой. — Затем он нахмурился. — Однако она начинает говорить.

Бик открыл окна, и комната наполнилась теплым майским воздухом, легкий ветерок шевелил штору. Он отрастил волосы немного длиннее, и сегодня они были непричесаны. Он был в старых брюках и майке, обнажавшей его руки, покрытые густыми курчавыми волосами, которые Опал называла своей любимой подушкой. Она смотрела на него с благоговением.

— О чем ты думаешь, Опал? — спросил он.

— Ты сочтешь меня сумасшедшей.

— И все-таки.

— Мне только что пришло в голову, что если к твоим взлохмаченным волосам и к твоему виду в майке без куртки добавить золотую серьгу, какую ты носил раньше, то преподобный Хоккинс исчезнет. Ты вновь станешь Биком, певцом в ночном клубе.