Я резко затормозил. Машину занесло, и она полностью блокировала дверцу перед «кадиллаком».
Я открыл дверцу рядом с Рюнноном и с помощью пистолета вытолкнул его на улицу. Тот вывалился из машины и упал на колени посреди улицы.
— Я обещал поймать его! — прокричал я достаточно громко, чтобы услышал сидевший в автомобиле Лека.
Убийца и телохранитель повернулись в сторону «кадиллака», ожидая распоряжений. Через открытую дверь донесся голос Лека:
— Не трогайте его!
Они встали по обе стороны от Рюннона. Но их глаза и пистолеты были направлены в мою сторону. Рюннон не представлял никакой опасности. Он все еще стоял на коленях вне себя от страха. Не имея сил подняться, он лишь протягивал руки в сторону «кадиллака».
Я вышел из машины на тротуар, высоко подняв руки. Лека сказал что-то человеку за рулем. Тот наклонился и подал ему что-то. Дверца открылась, и Лека вышел на улицу. В руке у него был пистолет с глушителем.
Он осмотрелся, чтобы убедиться в отсутствии свидетелей, глянул на темные окна, потом перевел взгляд на Рюннона.
— Ты... Сукин сын!..
— Умоляю тебя, Фрэнк! — поспешно проговорил Рюннон. — Я ведь сделал это для тебя... Марти ничего не стоил... Ты должен понять... Я для тебя больше сын, чем он...
Лека прервал его стенания четырьмя выстрелами в грудь и в голову. Глушитель настолько смягчил звук, что они никого не смогли разбудить в ближайших домах.
Рюннон упал лицом вниз и застыл в неподвижности на мостовой.
В этот момент из-за угла здания появился Чисс со своим пистолетом. Но действовал он не совсем так, как было бы нужно: он был слишком взволнован встречей с Лека и вышел на тротуар, оказавшись почти лицом к лицу с ним.
— Лека! — закричал он. — Брось пистолет и подними руки!
Но тот не испугался. Его реакция на окрик Чисса была почти рефлекторной: он вспомнил, как действовал в юности. Он мгновенно обернулся и выстрелил. Но его пуля не попала в Чисса, а Чисс, как всегда, не промахнулся. Его пуля попала в руку Лека, и пистолет того отлетел на другую сторону улицы. В тот же момент убийца и второй гангстер также открыли стрельбу. Чисс схватился руками за живот и упал на тротуар.
Я выхватил пистолет и выстрелил в водителя «кадиллака» еще до того, как тот успел подняться с места, а затем — в Лека, который, придерживая руку, бежал к пистолету, из которого убил Рюннона. Я обещал Чиссу не убивать Лека, и поэтому моя пуля пробила ему левое колено. Лека упал.
Двое оставшихся бандитов повернулись в мою сторону и открыли огонь. Одна пуля обожгла мне бок, другая пролетела мимо уха. Я бросился на тротуар за машиной и выстрелил из-за машины по ногам. Бандит упал на бок. Я выстрелил еще два раза. Пули пробили ему грудь.
Я быстро отполз к задней части машины. Раздался выстрел, и пуля прошила мой пиджак. Я выглянул из-за машины и увидел убийцу в плаще. Тот уже целился в меня, стоя на багажнике машины.
Через секунду я должен был бы умереть, но в этот момент Чисс, лежавший на тротуаре, сделал свой последний выстрел из моего короткоствольного пистолета. Человек в плаще упал на багажник, держась за бок. А в следующее мгновение изрыгнул пламя и мой «магнум». Пуля попала ему прямо в сердце. Он сполз по багажнику и рухнул рядом с машиной.
Я поднялся на ноги. Лека полз на животе через улицу, пытаясь добраться до пистолета, из которого он убил Рюннона, чтобы стереть отпечатки пальцев. Я ударил его рукояткой пистолета по голове, и он замер у моих ног. Орудие преступления было спасено.
После этого я сразу бросился к Чиссу, опустился перед ним на колени и перевернул его на спину. Но он был уже мертв...
Я сел на край тротуара и стал ждать. Полиция не замедлила явиться. Она забрала Лека и пистолет, из которого он убил Рюннона. Я обратил внимание полицейских на то, чтобы они не стерли отпечатки пальцев с этого пистолета.
Я за свой счет похоронил Джорджа Чисса. На похоронах присутствовало очень мало народу, практически несколько старых полицейских, которые знали его по совместной работе.
После похорон я направился в его сарай и сделал то, что он сам бы сделал, останься жив: разорвал портрет Лека на куски. После этого бросил последний взгляд на жилье Чисса.
Голубая с розовым детская коляска, переделанная в портативный бар, все еще стояла в комнате. У стены стояли две деревянные полочки — там, где их оставил Чисс. Он умер, не закончив мастерить этот бар, но зато он закончил то, ради чего, по существу, и жил последнее время.
Улик для суда против Лека было более, чем достаточно. И он все еще хромал, когда ушел в свой последний путь — к электрическому стулу.