Зловоние смерти висело над дворцом и городом, где разгуливала болезнь. Тейе не выходила из своих покоев и заставляла слуг жечь ароматическое масло, чтобы отбить запах разложения, но от него невозможно было избавиться. Каждый день она посылала вестника за реку в дом Эйе с приказанием доставить полный отчет о состоянии Бекетатон и Тутанхатона и не находила себе места до тех пор, пока он не заверял ее в том, что все дети здоровы. Так было пять дней, но на шестое утро вестник доложил о болезни среди слуг Тии и принес страшную новость о том, что царевна Бекетатон простудилась. Тейе немедленно решила отправить детей на север в Джаруху.

Она почти закончила приготовления к путешествию, но в полдень следующего дня Хайя пришел к ней с помрачневшим лицом.

– Императрица, – поклонился он, – царевна Тии умоляет, чтобы ты приехала вместе со своим врачевателем. Бекетатон слишком слаба, чтобы отправляться в путь.

У Тейе упало сердце, но она поборола ужас, овладевший ею.

– Хорошо. Пришли Пиху одеть меня и пусть подготовят мою ладью. Тутанхатон здоров?

– Да. Но вчера умерли две служанки Тии.

Тейе спустила ноги с ложа, сердце вдруг заколотилось, ее бросило в пот. Жара стояла невыносимая.

– Пойди и сообщи фараону, – велела она.

– Императрица, бога тошнило все утро, и его врачеватели не разрешают ему вставать.

– Ну, тогда скажи Панхеси.

Пиха одела ее в тонкое льняное платье, но без грима пришлось обойтись. Тейе уже не могла выносить прикосновение краски к воспаленной коже или тяжесть парика. Осталось чуть больше месяца до Нового года, – думала она, медленно выходя на солнечный свет, – и еще через месяц река начнет подниматься. Снова наступит зима. Исида, я молюсь каждый день, чтобы ты отвела от нас свой гнев. Смилуйся, и пусть прольются твои слезы. – Она шла медленно, одной рукой опираясь на плечо Пихи, от слабости у нее кружилась голова. – Бекетатон, я любила тебя, когда ты была ребенком, – мучительно неслись ее мысли, – но в последнее время я совсем не уделяла тебе внимания. Тебе было одиноко? – Но эта новая вина не заслонила старой, что была страшнее и неизбывнее. – Она сестра своего отца. Боги, наконец, наказывают меня. Бекетатон умрет.

Река так обмелела, что лодочнику приходилось отталкиваться шестом от корявых, полузатопленных деревьев и даже от скал, зловеще выступавших над поверхностью воды. Тейе, сидевшая в кабине с поднятым пологом, чтобы уловить хоть малейшее дуновение ветра, вдруг увидела, как мимо проплывает раздутая туша огромного крокодила, от сильного толчка шестом она стала медленно поворачиваться. Тейе отвернулась; это было дурное предзнаменование. Они достигли западного берега, выбросили сходни, чтобы привязать их наверху, у первой ступеньки причала. Тейе пришлось опереться на руку кормчего, чтобы не упасть. Запах белесой воды доставлял почти физическую боль. Она поднесла к носу кайму надушенного платья и поспешила через безжизненный высохший сад в тень портика. Тутанхатон выбежал ей навстречу, и, прежде чем набраться решимости войти в дом, она наклонилась и обняла мальчика, внезапно испугавшись за него. Бесполезно отправлять его в Джаруху, – подумала она, чувствуя, как сильные ручки сжимают ее. – Чума повсюду. Может быть, Нефертити возьмет его к себе. Похоже, болезнь отчасти пощадила ее дворец. Наказав ему оставаться в своей комнате, она поцеловала его и решительно шагнула в душный дом.

У Тии хватило здравого смысла поднять оконные занавески в комнате Бекетатон и поставить у окна носителей опахала, чтобы те гнали воздух внутрь. Бекетатон лежала на боку, обессиленная лихорадкой. Прикоснувшись к ней, Тейе отпрянула. Кожа девочки была сухая и горячая, как жаровня. Атон пожирает ее. Ее собственный отец съедает ее, – истерично подумала она, но быстро овладела собой. Чаши с речной водой стояли на столике у ложа, и врачеватель постоянно омывал девочку. По знаку Тейе ее собственный врачеватель быстро осмотрел малышку, но Бекетатон не откликалась на его прикосновения. Она бормотала и иногда вскрикивала в бреду. Врачеватели совещались, пока Тейе стояла, потрясенная, глядя на плод любви ее и фараона.

– У царевны нарыв на пояснице, вскрывать еще рано, – тихо сказал ее врачеватель. – Это, должно быть, причиняет ей сильную боль. Как известно императрице, с лихорадкой ничего нельзя поделать. Это должно пройти само. Заклинания могут помочь. Заклинания. – Тейе закрыла глаза. – Имею ли я право сдерживать гнев богов? Да, имею, потому что их гнев должен быть направлен на меня, а не на моего ребенка.

Она повернулась к Тии, нерешительно стоящей в глубине комнаты.

– Не слишком ли смело – надеяться, что в Ахетатоне есть маги, знающие старые заклинания против демонов лихорадки, Тии?

Тии казалась задумчивой.

– Может, мастеровые знают. Я сейчас же спрошу их.

Когда она вышла, Бекетатон начала пронзительно вскрикивать, и врачеватели подбежали к ней. Она билась в судорогах, спина выгибалась, ноги одеревенели, и мужчинам потребовалась вся их сила, чтобы удержать девочку. Когда приступ прошел, Тейе наклонилась утешить ее, но, хотя глаза Бекетатон были открыты, сознание не вернулось.

В уютной гостиной Тии Тейе подали вино и немного сухих фруктов из урожая прошлого года. Еда внушала ей отвращение. Немного погодя вслед за Тии вошли три смуглых, босоногих, испуганных человека в груботканых юбках. Они торопливо распростерлись ниц перед Тейе.

– Это работники из моей мастерской, – извиняющимся тоном объяснила Тии. – Не думаю, что в Ахетатоне есть кто-нибудь из старых жрецов-магов, да и на то, чтобы отыскать их, потребуется слишком много времени. Мои люди не жрецы, но они знают заклинания. Лихорадка – постоянная спутница мастерового.

Тейе посмотрела на крепкие спины и неопрятные черные головы у своих ног. Это правда, время было на исходе. К чему пришел Египет, – подумала она покорно, – если дочь фараона должна выносить присутствие трех грязных феллахов?

– Встаньте, – сказала она, преодолевая неприязнь. Они поднялись и встали неуклюже, отводя глаза. – Вы будете петь заклинания против демонов, поселившихся в теле моей дочери. Стоять будете спиной к ложу. Когда все закончится, я награжу вас месячным запасом зерна. Идемте со мной.

Она подвела их к Бекетатон. Девочка теперь плакала без слез, каждый звук жалобного хныканья вонзался в самое сердце Тейе. Ступая как можно тише, мужчины отошли к дальней стене и повернулись к ней, потом прокашлялись и помычали, настраиваясь на нужный тон. Они принялись петь. Резкий, неприятный звук, хотя и очень отдаленно, все же напомнил слушателям о давно прошедших днях. Тейе ощутила легкое движение за спиной, стремительно развернулась и увидела вестника, стоящего на коленях.

– Ну?

Он протянул ей свиток.

– Фараон очень опечален здоровьем дочери, – прошептал он. – Он приказал положить это ей на грудь. Сам он приехать не может.

– Что это?

– Это молитва Атону на исцеление.

– Ступай.

Когда его выпроводили, она развернула свиток и неторопливо разорвала его пополам. Бросив куски на пол, она вышла из комнаты вслед за вестником. Работники будут петь, пока лихорадка не стихнет или царевна не умрет. Больше Тейе ничего не могла сделать.

Бекетатон умерла четыре часа спустя, ослабев от лихорадки и от судорог. Попытки врачевателей снять жар были тщетными. Явился Хайя, и Тейе дала ему указания относительно того, как приготовить к погребению маленькое тело. Она не пошла сама взглянуть на дочь. Она не вынесла бы вида еще одного трупа, еще одной безжизненной оболочки, даже той, которой дало жизнь ее собственное тело.

– Немедленно отнесите ее к моим бальзамировщикам, – приказала она. – Бальзамирование следует начать до того, как ее отец даст свои собственные указания. Если бы я могла, я отправила бы ее в Карнак для погребения с соблюдением всех ритуалов. Хайя, на эту ночь я останусь здесь, с Тии. Не хочу сейчас возвращаться в город.

Хайя колебался.

– Императрица, когда я собирался приехать сюда, пришло письмо, адресованное тебе, из Дельты, из поместья царевны Тиа-ха.