Топоры поднялись и разом опустились, сокрушая стойки шатра.

Черный выкрикнул что-то непонятное, словно проскрежетал. Серые, окружавшие шатер, шагнули вперед, схватили его и разом рванули, словно сдирали шкуру с огромного зверя.

Затрещали, разрываясь, веревки, шатер взлетел вверх и упал, превращаясь в бесформенную кучу тряпья и открывая то, что было под ним.

Земля была устлана шкурами медведей, волков и пушной мелочи.

Чародей даже и не проснулся, когда шатер с шумом упал в стороне, так и лежал на шкурах, раскинув руки.

Заяц попятился, увидев, что тело чародея покрывают такие же узоры, как на столбе. И что не нарисованы эти рисунки, а словно вырезаны в живой плоти. И не мог обычный человек пережить такого… Должен был умереть от таких глубоких ран.

Серые бросились к чародею, схватили его за руки и за ноги, подняли и ударили о землю. Заяц услышал глухой звук, словно бросили что-то неживое — тяжелое и твердое. Четыре тонких блестящих лезвия взметнулись над чародеем и, пронзив тому кисти рук и ступни, пришпилили к земле.

Чародей попытался вскрикнуть, открыл рот, но один из серых наклонился и вогнал ему в рот деревяшку. Страшный хруст ломающихся зубов заставил Зайца зажмуриться.

— Кольца… — услышал мальчишка голос черного и открыл глаза.

На пальцах рук чародея были кольца — желтые, вроде как золотые, черные и белые, из кости.

Серые достали из-под плащей обычные ножи и, не торопясь, один за другим отрезали чародею пальцы, на которых были кольца и перстни — четыре на правой руке и три на левой.

Зайца чуть не стошнило, но не от крови — кровь он видел часто, и самому ему случалось добивать подранков на охоте. Поразило то спокойствие, с которым люди калечили чародея.

Кровь у него была темная, почти черная. Тело изогнулось, но странные ножи, вогнанные в землю до самой рукояти, держали крепко.

Чародей хрипел, по щекам текла кровавая пена.

Черный подошел к чародею. Чуть наклонился, сунул руку под плащ. Когда вынул ее, то Заяц увидел, что на ней висит его оберег.

— Узнаешь? — проскрежетал черный.

Чародей захрипел, но глаз не закрыл, смотрел под капюшон черного плаща, будто рассмотреть лицо мучителя было очень важно. Важнее всего на свете.

— Узнаешь, — сказал черный. — Где ты держишь отражения?

Несколько серых ходили по сваленному шатру, разбирали шкуры, словно что-то искали.

— Мы найдем сами, — сказал черный. — Или ты все равно скажешь под пыткой. Ты умеешь многое, я понимаю, но ты должен знать, что на мои вопросы отвечают все.

Деревянная фигурка раскачивалась перед самым лицом чародея.

— Сейчас вынут кляп, и ты скажешь… — черный пошевелил левой рукой, и один из серых выдернул деревяшку. — Где ты держишь отражения?

Чародей что-то прохрипел, Заяц не разобрал, что именно. Может, тот просил, чтобы черный наклонился поближе — черный капюшон качнулся.

Чародей плюнул, но кровавый сгусток не попал в лицо мучителя. Даже на одежду не попал — черный неуловимо быстрым движением отклонился в сторону.

Плевок упал на камень, раздалось шипение, и Заяц с изумлением увидел, как камень, на который попала кровавая слюна, начинает медленно плавиться, будто смола на огне.

— Хорошая попытка, — сказал черный. — Другого ты бы поймал. Не меня.

Он протянул левую руку к лицу чародея, и между пальцев руки Заяц рассмотрел темно-синюю искорку. Чародей застонал утробно, дернулся, послышался странный звук, будто что-то рвалось.

— Запястья, — сказал черный, и еще два блестящих узких клинка вошли в руки чародея, над запястьями. — Ты не вырвешься, шаман.

Чародей закричал, густая кровь потекла из его рта. Рука с синей искрой прикоснулась к его лицу, и крик взлетел к самому небу, к низким тучам, которые, словно испугавшись этого крика, понеслись к диким землям еще быстрее.

— Сейчас просто больно, — проскрежетал черный. — Пока только твоя плоть страдает. Но я положу кристалл тебе на грудь. На твое гнилое сердце. Тот, кого ты впустил в него, — сбежит. И ты… Ты не сможешь пойти за ним. И не сможешь вернуться в этом мир после перерождения… Но я могу просто тебя убить. Просто убить, слышишь, как это заманчиво звучит?

Черный говорил, а его рука, сжимающая между большим и указательным пальцами синий кристалл, двигалась над самым лицом чародея, и там, где она проходила, на лице лопалась кожа и начинала пузыриться плоть.

— Знаешь, шаман… Я слышал, что в большой кристалл можно поместить даже чью-то душу… Говорили, что в одном удалось спрятать душу Бессмертного… А у меня кристаллик маленький, в него только боль вмещается… Много боли для тебя. Но у меня нет цели тебя мучить, шаман. Я хочу кое-что узнать. И я даже готов заплатить тебе. Чистая смерть — это хорошая плата. Нет?

— И он все рассказал? — спросил Барс у мальчишки.

— Да. Он вначале что-то сказал, и один из серых пошел к деревьям… к мертвым деревьям и достал из дупла обереги… много оберегов… принес, черный глянул и приказал положить на камни, возле столба… Потом еще что-то спросил, но я не слышал, меня отвели в сторону, на другой край поляны… И там стоял, пока… пока они разговаривали… — мальчишка всхлипнул. — А потом серые взяли чародея, выдернули свои кинжалы…

— Стилеты, — сказал Барс. — Такое оружие называется стилет.

— Стилеты. Они их выдернули, подняли чародея и отнесли к столбу… Привязали. Чародей больше не кричал и не вырывался. Его привязали, те здоровенные дядьки с топорами стали валить мертвый лес, а серые таскали ветки и стволы к столбу, складывали вокруг… А чародей — молчал. Кровища по лицу текла, и из рук, а он — молчал… А ко мне подошел черный. И сказал… Вначале меня развязал, потом дал нож, как обещал, потом приказал бежать в деревню и сказать всем, чтобы собрали обереги… Все, к чему прикасался этот, шаман… Он чародея шаманом называл, почему?

— Потому что тот и был шаманом, — сказал Барс. — Это разное — шаман и чародей… Разное…

Барс посмотрел на старика, руки которого явственно тряслись.

— Ты слышал? Ты все понял?

Старик кивнул.

— Тогда немедленно собирай все, что у вас есть с колдовством. Обереги, оружие заклятое, если есть, — все-все-все. И быстрее…

— Ты думаешь, что?..

— А ты думаешь, старик, что они его просто так отпустили? Инквизиторы ничего просто так не делают. Быстрее!

Старик бросился к людям, в безмолвии слушавшим рассказ мальчишки. Старик что-то говорил сбивчиво, кричал, но Барс не стал прислушиваться, а снова повернул голову к мальчишке.

— Он тебе больше ничего не говорил, этот черный?

Мальчишка помотал головой. Нож он все держал в опущенной руке, но словно забыл о нем.

— Барс… — позвала мать Зайца. — Ты же Барс? Старший в ополчении?

— Да, — сказал Барс.

— Скажи… — женщина вытерла руки о юбку. — Что там случилось? На тракте? Там мой муж… Мальчишки вот хотели его найти…

— Не нужно искать, — прошептал Барс. — Никого не нужно искать…

Женщина прикусила губу, зажмурилась. По щеке покатилась слеза, и, словно убегая от нее, из уголка рта вниз побежала капля крови.

— Тебя зовут Птицей?

Женщина молча опустилась на землю, сжала лицо ладонями.

— Птицей мамку зовут, — сказал Заяц.

Барс закрыл глаза. Силы почти закончились, и это было плохо. Они еще могли понадобиться. Они вот-вот понадобятся. Лучше, чтобы это смог сделать Барс — старик напутан, люди напуганы и могут совершить ошибку. И эта ошибка станет для них последней.

— Ты сразу сюда пошел? — спросил, не открывая глаз, Барс.

— Нет, я вначале в деревню, смотрю — никого. Я сразу понял, что Корень всех предупредил… Вот я и пошел сюда. Мне говорил дед, что в случае беды какой — сюда все приходят…

— И ты не оглядывался, пока шел?

Хотя, конечно, можно было не спрашивать — мальчишка бежал, не веря, что его отпустили и что все страшное осталось позади. Он летел, не оглядываясь, и не видел, что за ним шли — не могли не идти.

А за ним наверняка шли. Не все сразу, один или два человека в серых плащах. А когда мальчишка пришел сюда, то один остался караулить, а второй — вернулся к человеку в черном плаще, к брату-инквизитору… Можно попытаться бежать, старик наверняка об этом подумал в первую очередь, но тогда все были бы обречены. Каждый из обитателей Кустов.