– Мама говорит, что топить ведьм просто глупость. Это никогда не срабатывает, – сказал я.

– Нет, Том, квизитор совсем не глуп. Он ничего не делает без причины, можешь не сомневаться. Он жадный. Жадный до денег. Он продал тетин дом, а деньги взял себе. Мы видели, как он считал их. Вот почему он так поступает, понимаешь? Объявляет людей ведьмами, отбирает у них дома, земли и деньги. Хуже того, ему нравится это занятие. У него внутри тьма. По его словам, он очищает Графство от ведьм, но на поверку более жесток, чем любая известная мне ведьма, а я-то уж многое повидала.

Там была девушка по имени Мэгги, не намного старше меня. Вместо того чтобы топить ее, квизитор придумал другую проверку, и мы все смотрели, как это происходило. Он использовал длинную острую булавку. Втыкал ее в тело Мэгги снова и снова. Ты наверняка слышал, как она кричит. Бедняжка чуть с ума не сошла от боли. Время от времени она теряла сознание, и тогда ее обливали водой, чтобы привести в чувство. А потом наконец нашли то, что искали. Метку дьявола! Знаешь, что это такое, Том?

Я кивнул. Ведьмак рассказывал, что по этому признаку тоже обнаруживают ведьм, но, по его словам, это была еще одна ложь. Не существует никаких меток дьявола. Это известно всем, кто не понаслышке знаком с тьмой.

– Это жестоко и несправедливо, – продолжала Алиса. – Когда приходится долго выносить боль, тело немеет, и в конце концов ты перестаешь чувствовать уколы. Вот это и есть место, где дьявол прикоснулся к тебе, говорят они. Значит, ты виновна и тебя нужно сжечь. Но хуже всего было смотреть на лицо квизитора. Чувствовалось, что он страшно доволен собой. Ничего, я с ним рассчитаюсь. Отплачу за все. Мэгги не заслуживает того, чтобы ее сожгли.

– Ведьмак тоже не заслуживает, чтобы его сожгли! – с горечью воскликнул я. – Он всю свою жизнь сражался с тьмой.

– Он мужчина, и поэтому его ждет более легкая смерть, – сказала Алиса. – Квизитор делает так, чтобы женщины горели дольше. Якобы женскую душу спасти труднее, чем мужскую. Женщинам требуется больше боли, чтобы начать сожалеть о своих грехах.

Это напомнило мне слова Ведьмака о том, что Лихо не выносит женщин – вроде как они заставляют его нервничать.

– Монстра, в которого ты плюнула, называют Лихом, – сказал я. – Ты слышала о нем? Как тебе удалось так легко напугать его?

Алиса пожала плечами.

– Всегда чувствуешь, когда кому-то не по себе, стоит тебе оказаться поблизости. К примеру, некоторым мужчинам. Я всегда знаю, когда мне не рады. Такое ощущение возникает у меня рядом со старым Грегори, и здесь было то же самое. Ну а стоит плюнуть, и всякие твари обычно убираются с дороги. Плюнь три раза на жабу, и, может, месяц или даже больше к тебе не приблизится никто с влажной холодной кожей. Лиззи постоянно так делала. А что до Лиха… Не думаю, что мой плевок на него так подействовал. Да, я слышала о нем. И если он уже в состоянии принимать любой облик, нам всем грозят серьезные беды. Наверно, я просто застала его врасплох, вот и все. В следующий раз, если я снова спущусь туда, он будет наготове.

На некоторое время воцарилась тишина. Я просто пялился на старый, заплесневелый ковер и вдруг услышал, как Алиса задышала глубже. Глянув на нее, я увидел, что она спит в той же позе, положив подбородок на колени.

Вообще-то мне не хотелось задувать свечу, но кто знает, сколько нам придется просидеть в этом подполе? Лучше сохранить возможность зажечь ее снова.

Погасив свечу, я сам попытался уснуть, но это оказалось нелегко. Во-первых, я замерз и даже дрожал. И, во-вторых, не мог выкинуть из головы Ведьмака. Нам не удалось освободить его, а теперь, после всего случившегося, квизитор разозлится еще больше. Пройдет совсем немного времени, и костры запылают.

В конце концов я, видимо, все же задремал, потому что меня внезапно разбудил шепот Алисы, прозвучавший у самого уха.

– Том, тут, в углу подпола, что-то притаилось. Оно на меня смотрит, и мне это не нравится.

Алиса оказалась права. Я тоже чувствовал чье-то присутствие в углу; к тому же заметно похолодало. Волосы на затылке у меня встали дыбом. Скорее всего, это снова Мэтти Бане, душитель.

– Не беспокойся, Алиса, – сказал я. – Это просто призрак. Постарайся не думать о нем. Пока мы его не боимся, он не может причинить нам вреда.

– Я и не боюсь. По крайней мере, сейчас. – Она помолчала. – Знаешь, как было страшно в камере? Вокруг все кричат и плачут, ни на миг не уснуть. Теперь мне просто необходимо хорошенько отоспаться. Но страсть как хочется, чтобы он убрался отсюда. Это неправильно – что он так смотрит.

– А я никак не придумаю, что делать дальше. – Мои мысли снова вернулись к Ведьмаку.

Алиса не отвечала и вскоре снова задышала глубже. Уснула. И я, должно быть, тоже, потому что проснулся от внезапного шума.

Это был топот тяжелых сапог. В кухне над нами кто-то ходил.

Дверь со скрипом отворилась, подвал осветило колеблющееся пламя свечи. К моему облегчению, это пришел Эндрю.

– Я так и думал, что найду тебя здесь, – сказал он.

Эндрю положил на пол принесенный с собой маленький сверток, поставил свечу рядом со мной и кивнул на Алису. Она все еще спала, лежа на боку спиной к нам и подложив руки под голову.

– Кто это?

– Раньше она жила поблизости от Чипендена. Ее зовут Алиса. Мистера Грегори там не оказалось, его как раз увели на допрос.

Эндрю печально покачал головой.

– Брат Питер так мне и сказал. Надо же, до чего не повезло! Еще полчаса, и Джон оказался бы в камере вместе с остальными. В общем, одиннадцати пленникам удалось сбежать, но пятерых снова схватили. Однако это еще не все скверные новости. Люди квизитора арестовали брата Питера на улице сразу же после того, как он ушел из моей лавки. Я сам видел все из окна на верхнем этаже. Значит, мне пора уходить из этого города. Скорее всего, теперь придут и за мной, но я не собираюсь торчать тут, а потом отвечать на вопросы. Я уже запер лавку, а инструменты погрузил на повозку. Вернусь на юг, в Адлингтон, где раньше работал.

– Мне очень жаль, Эндрю.

– Не стоит. Как не помочь родному брату? Кроме того, для меня все не так уж страшно обернулось. Помещение лавки я всего лишь арендовал, дело свое знаю. Без работы не останусь. Вот, – он развернул сверток, – я принес немного еды.

– Сколько сейчас времени?

– До рассвета осталось часа два. Я рисковал, придя сюда. После всей этой суматохи полгорода не спит. Люди собираются в торговом здании на улице Рыбаков. После того, что случилось этой ночью, квизитор решил ускорить суд над теми пленниками, которые остались у него в руках.

– Почему не подождать до рассвета?

– Тогда соберется еще больше народу, – ответил Эндрю. – Он хочет покончить с этим делом до того, как кому-то может прийти в голову оказать ему сопротивление. Некоторые горожане против того, что он творит. Что касается сожжения, то оно будет происходить ночью, после наступления темноты, на холме Бортам, там, где маяк. На случай беспорядков квизитор захватит с собой много вооруженных людей, поэтому, если у тебя есть хоть капля здравого смысла, ты до темноты переждешь здесь, а потом покинешь город.

Не успел он развернуть сверток, как Алиса перекатилась на спину и села. Может, унюхала еду, а может, слышала наш разговор и просто притворялась, что спит. Тут были куски ветчины, свежий хлеб и два больших помидора. Даже не поблагодарив Эндрю, Алиса накинулась на еду. Поколебавшись, я тоже стал есть. Я здорово проголодался, а поститься и дальше не видел смысла.

– Ну, я пошел, – сказал Эндрю. – Бедняга Джон! Но теперь уж точно ничего не поделаешь.

– Может, стоит еще раз попытаться? – спросил я.

– Нет, ты сделал все, что мог. Слишком опасно выходить отсюда, когда вот-вот начнется суд. И совсем скоро беднягу Джона под охраной повезут в Бортам и сожгут живьем вместе с остальными несчастными.

– А как же проклятие? Вы же говорили, что он должен умереть в одиночестве, под землей, а не на холме с маяком.