Когда он произнес последнее слово, снова наступило молчание… такое молчание предшествует громкому боевому кличу. Никто из сидящих за столом не шевельнулся. Они как будто мгновенно застыли.

Молчание нарушила женщина с белыми камнями.

— Ты говоришь в гневе, лорд Зарстор, и слишком торопливо.

Впервые взгляд Зарстора оторвался от Элдора, пришедший взглянул на женщину и сразу снова на лорда, как будто у него есть причина постоянно видеть хозяина зала. Заговорил он уважительно, но при этом не смотрел на женщину:

— Ваша светлость, я сердит, да. Но человек имеет право сердиться на несправедливость и тем вооружиться против зла. У моих друзей тоже есть силы. На меня и на Ан-Як наложено проклятие… Перед твоим алтарем, в полном свете луны я готов поклясться в этом!

Женщина повернула голову и взглянула прямо на Элдора.

— Мы слышали, что на лорда и его землю наложено проклятие. На это должен быть ответ…

Улыбка Элдора стала шире.

— Не беспокойтесь, ваша светлость. Разве не правда, что отношения родственников — тайна, и должна оставаться только между ними?

Теперь вмешался юноша в шлеме с гребнем в виде лошади. В тени его шлема видно было, как он нахмурился.

— Да, лорд Элдор, только родич может вмешаться в спор двух родственников, таков обычай. Но Проклятие — не такое простое дело, чтобы забыть о нем без обсуждения. С самого начала оказавшись здесь, я задаю себе вопрос, почему оказана такая честь некоторым из присутствующих. — И он легким наклоном головы указал на жабу и птицу-женщину на другом конце стола.

Среди гостей поднялся негромкий ропот, как показалось Бриксии, одобрительный. Но ни жаба, ни птица-женщина не проявили ни удивления, ни гнева.

Вслед за ропотом раздался голос женщины с зелеными волосами, голос легкий, как шелест весенней листвы:

— Лорд Элдор, невежливо гостям так говорить, но в наше время, когда силы стоят против сил, может быть, разумно тебе забыть о вежливости и ответить…

11

— Правильно говоришь ты, леди Ллана, что невежливо спрашивать у хозяина, почему он приглашает на пир. Но так как в нашем обществе все откровенны… что ж, мне не нужно скрывать свои поступки. — Он говорил уверенно и высокомерно.

— Правда, что есть отчуждение между нами, из Арвона, и теми, кто живет в дикой местности. Главным образом потому, что никто не задает себе вопроса о причине этого. У нас нет общей крови, мы разных родов, но долго жили мы мирно по соседству…

Встала женщина в белых камнях. Бриксия подумала, что та своим спокойным лицом упрекает говорящего. Женщина подняла руку к груди и сделала жест, за которым девушка не смогла уследить. Но в воздухе вспыхнул белым огнем символ. Несколько мгновений он и оставался белым, как свет полной луны летом. Потом словно кровь стала примешиваться к нему и загрязнять. Розовый оттенок становился все темнее, но края символа оставались четкими и хорошо заметными.

Символ стал алым. Но изменения еще не закончились. Он все темнел и темнел, почернел. Потом задергался в воздухе, как будто стал живым существом, которому эти изменения причиняют муку.

И вот белый символ стал совершенно черным, и вся его суть изменилась. А сидящие за пиршественным столом выглядели все более мрачными и встревоженными. Только жаба и женщина-птица оставались равнодушными и спокойными.

Даже Элдор сделал шаг назад. Он поднял руку, словно хотел стереть этот мрачно светящийся знак. Потом снова опустил руку. Лицо его стало серьезным.

Но не он нарушил молчание. Все в зале затаили дыхание, ожидая конца этого катастрофического происшествия. Заговорила женщина, начертившая символ:

— Да будет так… — Эти три слова прозвучали, как приговор суда, определяющего судьбу целых народов.

Очевидно в ответ на эти слова, большинство сидящих за столом встало, повернув к Элдору напряженные обвиняющие лица. Он держал голову высоко и вызывающе смотрел на них.

— Я лорд Варра! — Он произнес это подчеркнуто, словно слова его имели еще один, тайный, смысл.

Женщина с белыми камнями слегка наклонила голову.

— Ты лорд Варра, — спокойно согласилась она. — Ты подтвердил свое господство. Но лорд отвечает за свою землю — в конечном счете всегда ответит.

Его зубы сверкнули в волчьей улыбке.

— Да, за право быть лордом нужно отвечать. Вы полагаете, ваша светлость, я не задумался над этим до того…

— До того как сговориться с этими! — Зарстор сделал несколько шагов в глубь зала. Он поднял руку, указал на жабу и птицу-женщину.

Элдор рявкнул:

— Я сказал, что мы с тобой одни решим дело, родич! Ты стыдишь меня, и за это я наложу на тебя, и на твою землю, и на этих людей-рыб, с которыми ты живешь, худший стыд! Едоки грязи, живущие в грязи, осквернители мира…

— голос его перешел в крик. — Ты опозорил наш род, ты унизил нашу кровь, превратил ее в пыль…

Чем больше гневался Элдор, тем спокойнее становился Зарстор. Воины в чешуйчатых доспехах теснее окружили его. Руки они положили на рукояти своих мечей; Бриксия видела, что они бросают быстрые взгляды по сторонам, словно ожидают, что со стен зала на них набросятся враги.

— Спроси себя самого, Элдор, — заговорил Зарстор, когда Элдор смолк, чтобы перевести дыхание, — спроси себя, с кем ты общаешься. Чем ты заплатил за Сокровище и Проклятие? Может, пообещал Варр…

— Ахххх! — Ответом служил гневный крик. Но тут внимание Бриксии привлекло легкое движение в конце стола.

Птица-женщина подняла свой кубок и внимательно смотрела в него. То, что она там видела, должно быть, интересовало ее гораздо больше спора двух лордов. Она неожиданно опустила голову. Отпила ли она жидкости или наоборот — плюнула в нее? Бриксия не могла бы сказать. Но мгновенным движением она бросила кубок на середину стола, прямо перед троном Элдора.

Вспышка… может ли пламя быть черным? — от ударившегося о стол кубка. Послышались крики. Сидящие отшатывались от языков черного пламени.

Даже Элдор отступил, закрыв лицо руками. А остальные, и среди них зеленая женщина, бежали от жадного пламени.

Пламя становилось все темнее и выше. Оно закрыло сцену перед Бриксией. Она смутно видела, как гости бежали через дверь, с ними смешались Зарстор и его воины.

И в то же время Бриксия почувствовала, что ящичек, который дала ей Ута, стал теплым — нет, горячим, — его прикосновение вызывает боль. Но она не может разжать руку и выронить его.

Зал исчез — вместе с черным пламенем. Девушка оказалась в серой пустоте. Она тяжело дышала, как будто здесь не хватает воздуха, чтобы заполнить легкие.

Серость превратилась в полоску местности — голую… изрытую бороздами… но эти борозды не от плуга. Нет, словно большой меч рубил и рубил эту землю, изгоняя все живое отсюда.

Туман поднимался выше, открывая все большие просторы этой серой безжизненной поверхности. Но Бриксия откуда-то знает, что когда-то здесь была прекрасная страна — до того, как на нее опустилась тень. Она видит каменные плиты, тронутые временем и языками пламени, и знает, что когда-то здесь была крепость, гордая и великолепная.

И вот из тумана — а он рассеялся только на небольшом расстоянии — вышли два человека. Из окружала дымка, которую девушка узнала: это дымка ненависти, она съела в этих людях все, чем они жили. И это место не их земля (Откуда я все это знаю? бегло подумала Бриксия), а ад, который она сами создали себе. Неважно, кто был прав в начале, теперь оба запятнаны, загрязнены своей взаимной враждой, в отчаянии и гневе обратились к Тьме, не получив поддержки от Света. И теперь они захвачены, должны вечно бродить по своему аду.

Кольчуги их почернели, покрылись засохшей кровью. На обоих оружейные пояса, но мечей нет. Только ненависть остается их оружием.

Один из них поднял руку и швырнул силовой шар ненависти и гнева в своего противника. Шар разбился о его грудь облаком черных искр. Соперник пошатнулся, отступил на шаг-два, но не упал.